Фея с благими намерениями

«Творчество – значить, туфта, главное, чтобы в душе все кипело, как в чайнике».

Под этой фразой стояла подпись Н. Собакин. Почему-то Надежда подумала, что это – тот самый бородатый толстяк, с которым сейчас увлеченно разговаривал Игорь. Она удивилась тому, что такое сомнительное и малограмотное высказывание выполнено золотыми буквами на полированном мраморе стен, но решила, что ничего не понимает в современном искусстве, и сунулась в дверь, рядом с которой красовалось изречение Собакина.

За этой дверью оказалось просторное, но очень плохо убранное помещение. Пол в этом помещении был покрыт слоем мусора. Здесь валялись использованные трамвайные билеты, окурки, конфетные фантики, обертки от мороженого и прочие неаппетитные следы человеческой деятельности.

– Безобразие! – проговорила Надежда Николаевна в пространство. – Приличное место, музей, а прибрать не могут! Главное ведь, назначили вернисаж и совершенно не подготовились! Тоже мне, музей, храм культуры!

Она наклонилась, чтобы подобрать какую-то засаленную бумажку, в которую, должно быть, заворачивали жареный пирожок… но тут на нее с визгом налетела рыжеволосая особа средних лет в зеленом форменном пиджаке.

– Женщина! – воскликнула эта особа, оттащив Надежду от груды мусора. – Вы что же это устраиваете? Вы на что подняли руку?

– Руку? – Надежда растерянно уставилась на свою руку. – Да я хотела тут мусор прибрать, раз уж у вас руки не дошли! Вы меня поблагодарить должны…

– Мусор?!! – завизжала рыжеволосая особа на грани истерики. – Это выдающееся произведение искусства! Это композиция Никтополиона Собакина под названием «Когда б вы знали, из какого сора…»! Мастер трудился над ней несколько месяцев, эта композиция – одно из главных сокровищ нашей коллекции, гвоздь сегодняшнего вернисажа, а вы кощунственно подняли на нее руку! Страшно подумать, что случилось бы, если бы я не успела вас остановить!

– Думаю, что ничего не случилось бы, и сам Собакин не заметил бы никаких перемен! – пробормотала Надежда Николаевна и поскорее покинула злополучную комнату, пока ей не предъявили еще какое-нибудь обвинение.

После контакта с неаппетитной композицией ей захотелось вымыть руки. В дальнем конце холла она заметила дверь с женским силуэтом и направилась к ней.

За этой дверью все сверкало хромом и кафелем и, к счастью, не было никаких произведений актуального искусства. Надежда привела себя в порядок и хотела вернуться в зал, но в это время дверь открылась, и в дамскую комнату ворвались две женщины. Трудно было представить двух более разных представительниц прекрасного пола. Одна из них была под два метра ростом, с широкими плечами спортсменки и коротко стриженными бесцветными волосами, вторая – на две головы ниже, тощая, как скелет, с курчавыми черными волосами, напоминающими героиню недавнего прошлого Анджелу Дэвис.

Две эти столь разные особы влетели в туалет, сцепившись, как два разодравшихся мартовских кота. Правда, маленькая брюнетка была более шустрой, и пока рослая дама безуспешно пыталась причинить урон ее густой шевелюре, она успела нанести ей несколько чувствительных ударов в разные части тела.

– Будешь знать, стерва, как отбивать у меня мужиков! – визжала брюнетка, молотя соперницу маленькими твердыми кулачками. – Будешь знать!

– Да нужен мне был твой Сорокопятов! – отругивалась гренадерша. – Он сам ко мне липнет, как муха на мед!

– Тоже мне, сладкая ты наша! – выкрикнула брюнетка и пнула соперницу под колено.

– Девушки, успокойтесь! – попыталась Надежда призвать их к порядку. – Мы, женщины, должны…

– А ты вообще отвянь, бабуля! – огрызнулась брюнетка. – Твое мнение тут никого не интересует!

Она отвлеклась на долю секунды, и рослая соперница, воспользовавшись этим промахом, умудрилась вырвать у нее клок волос.

– Ах, так! – Брюнетка позеленела, вцепилась в юбку гренадерши, дернула…

И случилось страшное: юбка разорвалась или расстегнулась и осталась в руках торжествующей брюнетки. Та радостно подняла юбку над головой, как знамя разбитого противника, и с победным криком бросилась к двери туалета.

– Отдай! – закричала блондинка и бросилась было в погоню… но перед дверью остановилась, как будто налетела на стену: она осознала, что осталась в сиреневой кофточке и в розовых трусиках в мелкий бордовый горошек. Появиться в таком пикантном виде в зале, полном известных художников и представителей прессы, – это не смерти подобно, это гораздо хуже смерти.

Она опустила руки, развернулась и зарыдала. Слезы лились обильно, как вода с потолка от соседей-алкоголиков.

Надежда Николаевна всегда отличалась способностью принимать близко к сердцу чужое горе. Даже горе совершенно незнакомых людей. Кроме того, внимательно приглядевшись к полураздетой блондинке, она поняла, что где-то уже ее видела, то есть ее нельзя считать совершенно незнакомой.

– Ну, не переживай так! – попыталась она утешить блондинку. – Ты жива, здорова, а все остальное как-нибудь наладится…

– Да, вам легко говорить! – прорыдала несчастная блондинка. – Вы вон в костюме, хоть и в плохоньком, а я без ю-убки! – И она снова залилась слезами.

– Ну почему плохоньком? – обиделась Надежда. – Хороший костюм, немецкий… почти новый…

Блондинка, однако, не слушала ее, она рыдала.

– Подожди, что-нибудь придумаем… – пробормотала Надежда, хотя ее несколько задело то, как эта блондинка высказалась о ее любимом костюмчике.

– Что тут можно приду-умать… – рыдала блондинка. – Повеситься и то не на чем… разве что утопиться… – И она выразительно посмотрела на унитаз.

– Ну, это уж ты чересчур… да и не влезешь ты в него, рост велик. Вот твоя соперница бы вошла…

При этом блондинка, осознав, что зловредная брюнетка где-то там, в зале, охмуряет предмет их спора, какого-то Сорокопятова, зарыдала еще сильнее.

– Да не реви ты! – Надежда Николаевна огляделась по сторонам, не нашла ничего подходящего и, пробормотав: – Подожди немножко, – выскользнула из туалета.

Выскочив в зал, Надежда огляделась по сторонам.

За время ее отсутствия зал наполнился гостями. Тут и там клубились группы модных художников со спутницами и столь же модных искусствоведов, между ними шныряли акулы пера, надеясь подслушать или подглядеть какую-нибудь сенсационную новость.

Отличить эти три группы посетителей не составляло труда даже такому дилетанту, как Надежда Николаевна: художники были одеты нарочито просто, в какие-нибудь живописные свитера и кофты ирландской ручной вязки, искусствоведы – гораздо аккуратнее и скучнее, в основном они щеголяли в костюмах и пиджаках, вышедших из моды лет десять назад, журналисты же, а особенно журналистки, красовались в обновках, купленных в Милане на последней Неделе высокой моды (разумеется, не в бутиках знаменитых дизайнеров, а в маленьких окраинных лавочках, где за гроши можно приобрести копии дизайнерских нарядов, почти неотличимые от оригинала).

Среди всей этой разношерстной публики с невозмутимым видом прохаживались официантки с подносами, на которых стояли бокалы шампанского и других напитков. Официантки были все как одна чернокожие, и одеты они были, как когда-то одевались их предки на своей исторической родине – в коротенькие юбочки из пальмовых листьев и в цветочные гирлянды.

Надежда протискивалась среди этой разношерстной публики, мучительно раздумывая, где раздобыть юбку для несчастной блондинки, оплакивающей свою участь в туалете. Проблема осложнялась еще тем, что блондинка была высокого роста и крупного телосложения, так что ей подошла бы далеко не всякая юбка…

Внезапно раздумья Надежды Николаевны были прерваны громким окликом:

– Надюха, ты куда пропала?

Она вздрогнула от неожиданности, обернулась и увидела Игоря, который пробирался к ней, держа в каждой руке по бокалу.

– Ты куда пропала? – повторил он, протягивая один из бокалов Надежде. – А я тебя всюду ищу… понимаешь, хотел тебя познакомить с одним интересным человеком. Представляешь, он работает в необычной области и, когда я ему рассказал про твои детективные способности, очень заинтересовался…

– Ну уж, ты скажешь! – смутилась Надежда. – Какие там способности! Так, инженерская привычка сводить концы с концами… И вообще, Игорь, мы же договорились, что ты не будешь об этом болтать! – Она нахмурила брови: – Дойдет до мужа, и мне будет очень плохо!

– Пойдем, я тебя с ним познакомлю, вам будет о чем поговорить, – не сдавался Игорь и уже потащил Надежду в другой конец зала.

Надежда ни с кем не собиралась знакомиться, кроме того, она помнила, что в туалете ее дожидается несчастная жертва ревности, и беспокоилась, как бы та от отчаяния не совершила чего-нибудь непоправимого. Она пыталась выдумать какой-нибудь благовидный повод, чтобы отделаться от Игоря, но тут он сам внезапно отпустил ее.

Дело в том, что навстречу ему шел высоченный детина, до самых глаз заросший черной бородой. Даже на фоне здешней колоритной публики он выглядел необычно: вместо пиджака или свитера на нем была надета рубаха из грубо выделанной оленьей кожи, расшитая бисером и украшенная ожерельем из волчьих зубов.

– Здорово, Игореша! – завопил этот детина и обнял Игоря, едва не задушив его.

– Здорово, Геша! – в тон ему отозвался полузадушенный Игорь. – Отлично выглядишь! А я думал, что ты все еще у папуасов…

– Да я от папуасов, Игореша, еще весной уехал, что там у них делать, скука смертная! С тех пор, Игореша, я был у эскимосов! Вот где виды, вот где экзотика! Вот где пейзажи потрясающие! Привез восемьсот работ, скоро выставку открою…

Игорь явно забыл про свою спутницу. Надежда Николаевна воспользовалась удачным моментом, юркнула в толпу и ускользнула в другой конец зала.

Тут она увидела нечто крайне ее заинтересовавшее.