Фея с благими намерениями

Первым делом Надежда Николаевна отметила, что среди присутствующих нет вдовы покойного.

Конечно, женщины тут были, женщин на похоронах всегда большинство, и все они, как и сама Надежда, были более-менее в трауре – что-то темное, на голове и плечах какая-нибудь черная шаль или хотя бы просто шарф. Но ни одна из них не была в той степени безутешного горя, по какой можно определить женщину, только что потерявшую мужа или сына. Кроме того, вдова всегда держится наособицу, она является как бы центром траурной группы, держится в первых рядах, поближе к двери, все прочие смотрят на нее с особенным выражением, в котором сочувствие соединяется с некоторым почтением. Непременно кто-то поддерживает ее под локоть и шепчет бесполезные слова утешения.

Впрочем, в этой группе была одна женщина, миниатюрная брюнетка в черной вязаной шали, которую поддерживали под локти, даже с двух сторон – справа рослый мужчина с тяжелым подбородком, в длинном черном пальто, слева – худощавая женщина с острым носом и мелкими чертами лица.

Впрочем, эта брюнетка никак не подходила на роль вдовы, поскольку держалась в стороне, подальше от двери траурного зала, и явно не старалась привлечь к себе общее внимание. И на ногах брюнетка стояла крепко, падать в обморок явно не собиралась, совершенно незачем было держать ее так сильно.

Кроме этой странной брюнетки и ее сопровождающих, возле третьего зала было еще человек десять. Обращал на себя внимание толстый подвижный человек лет сорока, с выпуклыми темно-карими глазами, который ни на секунду не оставался в покое. Он то смотрел на часы, то застегивал или расстегивал пуговицу на воротнике, то подходил к кому-нибудь и задавал бессмысленные вопросы: когда же наконец начнут и сколько можно ждать?

Кроме него, Надежда Николаевна обратила внимание на высокую крупную женщину в темной, далеко не новой куртке, которая что-то шептала, словно разговаривала сама с собой.

– Вы из Союза? – раздался вдруг рядом с Надеждой бархатный голос.

Надежда вздрогнула, повернулась и увидела высокого пожилого мужчину в старомодно-элегантном пальто.

Она поняла, что это – один из родственников или друзей покойного, который интересуется, кто она такая и что делает на похоронах.

– А? Я… да… я его знала по работе… – промямлила Надежда невразумительно.

– По работе? – переспросил старомодный мужчина, и брови его удивленно полезли на лоб.

Он хотел еще что-то сказать, но в это время двери траурного зала распахнулись, оттуда вышла женщина средних лет с выражением дежурной скорби на лице и проговорила гнусавым простуженным голосом:

– Прощающиеся с Кондратьевым, заходите!

Надежда, таким образом избавленная от дальнейших расспросов, облегченно вздохнула и вошла в зал, постаравшись встать в заднем ряду и подальше от старомодного мужчины с его неуместными расспросами.

Посреди зала возвышался гроб (довольно скромный), в котором, среди обычных в таких случаях цветов, покоился мужчина с седоватыми волосами и аккуратно подстриженными усиками.

Сотрудники похоронного бюро потрудились над его лицом, и он выглядел вполне свежим и жизнерадостным для покойника. Но как Надежда Николаевна ни вглядывалась в это лицо – она не могла его узнать, и в душе ее с каждой минутой крепло убеждение, что она никогда не встречалась с покойным.

«А в таком случае что я здесь делаю?» – в который раз задавала она себе бессмысленный вопрос.

Родственники и знакомые Кондратьева заняли места вокруг гроба.

Сотрудница крематория вышла вперед, достала мятую бумажку и заговорила своим простуженным голосом, время от времени косясь в свои записи.

– Сегодня мы прощаемся с Иваном Алексеевичем… извините, Алексеем Ивановичем Кондратьевым. Алексей Иванович прожил трудную, но насыщенную, полную событий жизнь. Он был… – она уставилась в бумажку и неуверенно проговорила, – известным писателем, сделавшим свой скромный, но заметный вклад в отечественную литературу…

«Известным писателем? – удивленно подумала Надежда. – Никогда о таком не слышала!»

– Алексей Иванович, – продолжала служительница, – любил людей, его всегда окружали друзья…

«Тогда почему так мало людей пришло на похороны, – невольно подумала Надежда Николаевна, – и почему никто из этих якобы многочисленных друзей не взял на себя произнесение траурной речи вместо этой простуженной мымры?»

Эта мысль отвлекла ее от прощальной речи, и она снова начала слушать, когда та подходила к концу.

– Ему много пришлось путешествовать по нашей стране, – продолжала мымра. – Он много видел, это оставило заметный след… а теперь, может быть, кто-то из друзей и родственников покойного скажет о нем несколько теплых слов?

Вперед выкатился тот толстяк с выпуклыми глазами, который перед началом церемонии никак не находил себе места. Видимо, он и сейчас вышел вперед только для того, чтобы не оставаться на месте.

– Вот вы сказали, – он обвиняющим жестом ткнул в простуженную мымру, – вы сказали, что Алексей оставил скромный вклад… так вот это не так! Это совсем не так!

– Что мне написали, то я и сказала! – проворчала служащая. – Я человек маленький…

– Вот именно! – воскликнул толстяк. – Все у нас так рассуждают – мол, я человек маленький, с меня никакого спроса… а между прочим, Алексей Иванович в своем творчестве уделил большое внимание проблемам таких вот маленьких людей, продолжая гоголевскую традицию в нашей литературе… как известно, все мы вышли из «Шинели» Гоголя, но кто-то пытается ее перелицевать на потребу времени, кто-то хочет сшить из нее модное пальто для своей жены, кто-то подгоняет эту шинель по собственной фигуре. Но Алексей Иванович выделялся из общего ряда, он не только сделал темой своего творчества жизнь незаметного человека разных эпох, но и сам старался остаться незаметным, неизвестным широкой публике. Он до такой степени прятался от публики, что даже поклонники и почитатели его таланта не знали его в лицо… когда я обратился к нему, чтобы взять интервью для одного из ведущих журналов…

Тут из рядов участников церемонии выдвинулся тот самый пожилой мужчина в старомодном пальто, который незадолго до того приставал к Надежде с расспросами. Поиграв бровями, он проговорил своим бархатным голосом:

– Многоуважаемый Андрей Арнольдович! Мне кажется, здесь не время и не место обсуждать вопросы современной литературы, тем более – пестовать свои сомнительные амбиции. Думаю, присутствующим не интересны ваши переживания по поводу несостоявшегося интервью. Мы собрались здесь не для этого, мы собрались, чтобы отдать последний долг Алексею Ивановичу…

– Вот именно! Отдать ему долг! – кипятился толстяк. – Более того – восстановить справедливость!

– Не будем превращать панихиду в балаган! – Пожилой мужчина оттеснил его от гроба и начал обычную похоронную речь, перечисляя достоинства покойного.

Надежда Николаевна не очень вслушивалась в эту речь, она думала, как ее угораздило попасть на похороны совершенно незнакомого человека и как бы побыстрее отсюда сбежать, не нарушая при этом приличий.

По всему выходило, что придется дотерпеть до конца церемонии. Тем более что сотрудница крематория уже поглядывала на часы, значит, до конца гражданской панихиды осталось немного времени.

Когда вальяжный господин закончил свою речь, ведущая заняла его место и своим простуженным голосом предложила присутствующим проститься с покойным. Участники церемонии послушно потянулись к гробу. При этом миниатюрная женщина с двумя спутниками оказалась одной из последних, так что Надежда окончательно убедилась, что она не вдова и не близкая родственница покойного. Сама Надежда подошла к гробу последней, прикоснулась к голубой обивке и, как только представилась такая возможность, покинула зал.

Участники панихиды потянулись к выходу из крематория.

Прежде чем уйти, Надежда решила посетить туалет. Ей хотелось вымыть руки после того, как прикасалась к гробу. Как-то это все же неприятно… тем более чужой совершенно человек. Кроме того, следовало причесаться и подкрасить губы – теперь уже можно, грустная церемония позади.

По прежним посещениям крематория она помнила, где находится то, что ей нужно. Спустившись по лестнице в подвальный этаж, она направилась к двери с женским силуэтом. Впереди нее шла все та же миниатюрная женщина со своими двумя спутниками. Так, втроем, они и дошли до двери туалета.

«Они что, и внутрь поведут ее под руки?» – подумала Надежда удивленно.

Однако перед дверью мужчина все же остановился, и внутрь вошли две женщины. Надежда хотела было войти следом, но тут мужчина шагнул ей навстречу и проговорил:

– Вы случайно не племянница Анны Владимировны?

– Что? – Надежда удивленно взглянула на него. – Нет, не племянница.

– А как здоровье Анны Владимировны?

– Понятия не имею. – Надежда пожала плечами. – Я же говорю, что я – не ее племянница и вообще не имею к ней никакого отношения. Честно говоря, вообще не знаю, кто это такая.

Она попыталась обойти назойливого мужчину, но тот снова оказался у нее на пути и задал новый вопрос:

– Вы не знаете, как отсюда можно доехать до Васильевского острова?

Надежду очень часто подводило воспитание. Она привыкла отвечать на вопрос, вместо того чтобы послать человека подальше. Вот и сейчас, на мгновение задумавшись, она проговорила:

– Можно на рейсовом автобусе доехать до площади Мужества, а дальше – на метро… но проще, наверное, вызвать такси…

Посчитав, что она сделала все, что могла, Надежда предприняла еще одну попытку прорваться к двери туалета, но настойчивый мужчина опять преградил ей дорогу.