Золото грифона

Проходя мимо бункера, я почувствовала неприятный запах.

– Что так воняет? Не пойму. У соседей опять кролики сдохли, что ли? Надо разобраться. Вечно сбрасывают под стенку всякую дрянь, заразы.

Я похлопала по обшарпанному железу гаражных ворот:

– Мы зовем его бункер. Не знаю, какого он точно размера. Давно, лет сто назад, кажется, ещё мой прадед, когда строил этот дом, поставил в бункере стенку. Когда по ней стучишь, слышно, что дальше – пустота, ничего нет. А что там – кто знает?

Неожиданно ворота скрипнули и начали сами собой раскрываться. На меня пахнул тошнотворный запах дохлятины. В открывшуюся щель высунулась противная морда жирной и наглой крысы. Черные бусины её глаз зыркнули в мою сторону. Мне почему-то померещилось, что у неё три головы.

Мне стало плохо, и я мягко осела в сильные руки Вадима.

Всё. Ничего не помню.

– Какая ты чувствительная, право слово! Нельзя же так, Дуся! – Знакомый запах нашатыря и ставший традиционным мордобой, вернее энергичные пощечины, вернули меня к действительности.

Я сидела на деревянном ящике, прислонившись к теплой каменной стене. Ворота бункера были распахнуты настежь, а у входа валялась дохлая собака.

Честно признаюсь, что в собачьих породах не сильна, но то, что эта не дворняга и не сторожевая – определила сразу. Таких не держат в конуре на цепи, а воспитывают на коврах и подушках в качестве домашней игрушки. Собачка была маленькая, ухоженная и лохматая. Увидев её, мой новый квартирант растерялся. Затем присел, осторожно дотронулся до медальона, который болтался на кожаном ошейнике собаки.

Я протянула руку:

– Дай посмотрю.

На медальоне были видны буквы в виде затейливого вензеля «С.С.».

– Интересное дело. Меня не было в доме три дня, а в это время какая-то сволочь подбрасывает в мой бункер дохлую собаку.

– Я знаю кто.

– Откуда? Ты же только приехал! А она здесь, похоже, сутки валяется.

– Я знаю, кто её хозяин. И это хорошо. Если есть собака, значит, здесь и хозяин.

Вадим почесал кончик носа. Я дернулась, было, с вопросом, но он меня опередил:

– Дарья, только ничего не спрашивай. Я тебе все объясню. Потом. Сначала приму душ, переоденусь, и мы спокойно поговорим. Хорошо?

Я молча кивнула головой. В виске тут же слегка кольнуло.

Хреново. С моей головой, похоже, не всё в порядке. Болит как-то странно, отдельными участками.

– Пошли, я покажу тебе твою комнату наверху. А что с собакой делать?

– Закопай. Только сними медальон. Он золотой.

– !!!

– Потом. Всё потом.

Комната Вадиму понравилась. Хоть и маленькая, но довольно удобная. Нет ничего лишнего, всё под рукой. Однако больше всего его сразил вид из окна веранды – весь город, как на ладони.

Бросив свою дорожную сумку на кровать, он быстро спустился вниз, вынул из машины огромный бинокль. Легко перепрыгивая через ступеньки, взлетел наверх, удобно уселся в старое кресло, монументально стоящее у перил веранды, и припал к биноклю, изучая окрестности.

Я не стала мешать. Положила на низкую кровать постельное белье, полотенца и спустилась вниз приготовить душ.

Он находился тут же во дворе, но был умело спрятан за тем самым контрфорсом подпорной стены. Подходя к душу, вспомнила, что не захватила с собой мыло и шампунь.

Наверняка у Вадима имеются свои, но, раз человек снял жилье, положено предложить. Не спеша вернулась в дом. Потом вспомнила про дохлую собаку. Взяла пакет, лопатку, несколько старых газет и направилась к бункеру.

Неожиданно раздался громкий стук в ворота и крик:

– Дарья Сергеевна! Дашка! Открой! Я должен тебе кое-что сказать! – На всю улицу орал мой старинный друг и сосед Сеня. Он же Семен Павлович, он же Сима, он же Фима, он же Самуил. Кстати, это его настоящее имя, которое Сене почему-то не нравится. Вероятно, потому, что очень напоминает всем о его исторической родине, куда он пока не собирается отправляться.

Тем временем Сеня не стал ждать приглашения и боком ввалился во двор.

Он всегда был большим и толстым. Каждый год неизменно набирал вес и сейчас, приближаясь к сороковнику, достиг поистине огромных размеров и непомерного веса.

Сеня не привык к препятствиям на своём пути. По-видимому, оттого что просто не замечал их, когда шел напролом. Вместе с ним я выглядела, наверное, как огурец рядом с арбузом. Или как абрикоска с дыней. Оба золотисто – рыжие, но очень разные. Вот и мы такие же.

Сколько живу на свете, столько знаю Сеню. Наверное, с тех пор, как вообще начала что-то помнить. Мы вместе росли, играли, дрались.

Нередко в детстве спали в одной кровати. Сначала рядом, лет до пяти, потом валетом, до восьми, а потом на соседних кроватях, но в одной комнате. Многие принимали нас за брата и сестру, несмотря на то, что внешне мы были очень разными.

Я всегда была маленькой, худенькой, но очень задиристой, вечно что-то придумывала, куда-то лезла или с кем-то дралась. Вероятно, эта моя отчаянная смелость и происходила оттого, чтобы я не чувствовала себя самой слабой, а, значит, и самой ущемленной.

А ещё я точно знаю, что частенько лезла на рожон, потому, что всегда рядом со мною был мой Сеня – большой, сильный, неторопливый и неразговорчивый. Но если врежет кому,– мало не покажется. В душе, да и в целом по жизни я воспринимала его как старшего брата, хотя мы были с ним ровесниками.

Всё было хорошо. Пока однажды, когда нам было лет по 12, Сенькина бабушка не застукала нас за изучением техники поцелуев. После этого, безусловно, нас одних уже старались на ночь не оставлять.

Старушка подумала Бог знает что.

Но посудите сами, кого мне надо было использовать в качестве тренажера, как не самого близкого друга. Почти брата.

Вот и я о том же.

Судьба распорядилась таким образом, что уже гораздо позже постулаты кама-сутры мы изучали раздельно, каждый со своим партнером. Но на всю свою жизнь мы с Сеней так и остались самыми верными друзьями, почти как брат и сестра. Но не более того.

Во всяком случае, таково было мое отношение к Сене. Что касается его, то тайники своей души он мне так ни разу и не открыл до конца. Хотя обо всех его увлечениях и тётках я узнавала первой от него же.

Сеня любил приходить ко мне, поговорить «за жизнь». И если мне позволяло время и не надо было никуда убегать, я выслушивала его монологи, помогала укрываться летом в бункере или в беседке, а зимой в тесной кухне или на веранде от гнева и упреков его очередной подруги жизни.

Мы росли и воспитывались не родителями, а своими бабушками, которые тоже всю жизнь были лучшими подругами. Обе остались после войны без мужиков, обе подняли сначала своих детей, а потом – внуков.

В отличие от меня Сенька ни разу не женился, хотя женщины его любили, а некоторые даже рожали ему детей. Он просто жил с ними, нередко позволяя себе многое, что, в общем-то, непозволительно семейным мужикам. Жил вроде рядом с женщиной, в одном доме, но в то же время отдельно от неё. Сам по себе.

Короче говоря, продолжал вести себя так, как будто всегда был один. Своим поведением ясно показывая спутнице: хочешь – живи со мною, не нравиться – не держу. Но другим не стану, не надейся!

Вроде посмотришь на него – золото, а не мужик! Редкий умница, добряк, балагур, прочитавший уйму книг, он дожил до седых волос, да так и не построил дом, не посадил дерево, зато наплодил уйму ребятишек.