Головная боль генерала Калугина, или Гусь и Ляля

Сейчас Ляля как следует подумает…

– Ляль, ты меня слышишь, вообще?

– Ты сбиваешь меня!

– Я специально тебя сбиваю! Сейчас ты озвучишь продуманный план действий, подключишь все возможные и невозможные административные ресурсы, родителей, инициируешь пару проверок, пожалуешься митрополиту, президенту и в ООН, а нужно сначала разобраться самим. Самим, понимаешь?! Если так волнуешься за погоны Вячеслава Павловича, клянусь лично просить для него пощады у отца, в крайнем случае, выйду за него замуж. Не откажет же он зятю? Ляль, соглашайся. Ты же добрая, совестливая, тебя же саму сомнения сожрут, если сейчас откажешься… Я – ладно, проживу с репортажем о варёном картофеле, а ты, думая о голодающих детях, умом тронешься. Что я тебя, не знаю, что ли!

– Ты манипулируешь…

– Напомнить, как мы возвращались по трассе, потому что тебе показалось, что сбили лису, и ей необходима помощь, зная, что опоздаем на самолёт? Ну? – после театральной паузы спросила Славка, уже зная ответ. – Спасибо! – подпрыгнула она, обнимая сестру. – Не переживай, клянусь, это совершенно безопасно. Опасней в загородный дом родителей на машине добираться, здесь даже встречек нет.

Глава 3

После Ляля разбиралась с грузом, бумагами, следила за формированием колонны, общалась с представителями местной администрации, приехавшими специально, за происходящим приглядывали несколько офицеров.

– Почему поменяли пункт назначения? – спросила Ляля через переводчика.

– В той стороне активные боевые действия, опасно. Сейчас везде неспокойно, всё очень быстро меняется.

– А люди, людей вывезли? – обеспокоилась Ляля.

– Власти делают всё возможное, – услышала дежурный ответ.

Оставалось надеяться, что делают, в этом вопросе Ляля, вместе со всеми родственниками, их связями и возможностями, бессильна.

Местные чиновники разговаривали крайне вежливо. Никакого сквозящего пренебрежения, потому что женщина, о котором её предупреждала Лена, Ляля не заметила. Повезло.

Первый – седовласый, с короткой бородой, в военной форме без опознавательных знаков, не меньше пятидесяти лет, Абдул Хусайн. Второй – значительно моложе, по имени Даххак, худой, невысокий, похожий на юркую ящерицу.

Абдул Хусайн был более сдержан. Даххак же время от времени бросал на Лялю заинтересованные взгляды, особенно на светло-русые волосы, наверное, впервые видел подобные. Если старший перехватывал взгляд, хмурился, иногда что-то недовольно говорил Даххаку, одёргивал.

Привычная деятельность Ляли, просто в необычном антураже. Более масштабная поставка, чем обычно она занималась.

В итоге выехали ночью, за пару часов до рассвета. До последнего Ляля думала, а если совсем честно, надеялась, что их со Славкой остановят. Выведут из внедорожника под белы рученьки, доставят к Вячеславу Павловичу, тот, в свою очередь, доставит отцу для порки, но ничего подобного не случилось.

Во внедорожник загрузился водитель, звякнув оружием, ещё один военный, бросив беглый взгляд на Славу в жилете с говорящей надписью «Пресса», уселся напротив Ляли, вытянул ноги и закрыл глаза, будто собирался сладко спать.

КПП проехали беспрепятственно, дежурный мазнул по сёстрам равнодушным взглядом, крикнул, чтобы открывали ворота, и скрылся из вида.

– Миха, – после получаса трясучки на гремящем, тяжёлом автомобиле произнёс тот, что сидел рядом с Лялей.

– Ляля, то есть Лера, – представилась Ляля.

– Владислава, – протянула руку Славка, Миха ответил крепким рукопожатием.

– Там Лёха, – он кивнул в сторону водительского места. – Сержант не шибко разговорчивый у нас, не обращайте внимания. Пресса, значит? С какого канала?

– Ни с какого, я сама по себе, независимая, – задрала нос Слава, окатив оценивающим взглядом Миху.

Лет двадцать на вид, широкоплечий, белобрысый, с простым лицом, носом картошкой, обветренными губами и открытым, немного детским взглядом.

– Сама по себе, так сама по себе, – равнодушно пожал плечами Миха. – Здесь много всяких корреспондентов приезжает. На прошлой неделе возили дамочку с Первого канала, как там её… Лёх, как звали дамочку?

Лёха в ответ буркнул знаменитое на всю страну имя.

– Всё в своего парня играла, типа на одной волне с простым солдатом, готова разделить тяготы и горести, а сама в столовой потребовала отдельно готовить своей съёмочной группе. С общего стола ни-ни.

– А мне понравилась еда в столовой, – подержала Миху Ляля, уж с очень откровенной обидой он делился впечатлениями о «дамочке».

– Вот, Лялька – свой человек! Тоже независимый журналист, типа?

Он оглядел Лялю с ног в неудобных берцах до вспотевшего от каски лба. Ещё и бронежилет неподъёмный, в котором ощущаешь себя галопогосской черепахой, такой же неуклюжей.

Берцы специальные, с дышащей подошвой, повышенной комфортности, от которой Ляле хотелось содрать их, закинуть куда подальше и сунуть ноги в таз с прохладной водой. Жилет тоже облегчённый, если верить парню, который напялил на неё эту амуницию. Вот только Ляле так не казалось.

Господи, спариться можно, умереть, а ведь они даже не двигаются, не идут, не бегут, едут себе в почти комфортном внедорожнике, собирая каждый буерак.

– Не, – ответила с доброй усмешкой за задумывающуюся сестру Славка. – Она заместитель руководителя фонда, который привёз подарки местным девочкам и мальчикам.

– Ишь ты, заместитель руководителя. Не зря Абдул Хусайн смотрит с уважением. Говорят, он журналистов не любит, но помалкивает с тех пор, как возглавил местный парламент. Политкорректность, ёпта. Ой, прости, – глянул виновато на Лялю, та кивнула, принимая извинения.

Хватило сил не сморщиться. Вернее, сил не хватало ни на что, даже на внутреннее возмущение, а ведь они проехали-то всего ничего, только-только забрезжил рассвет.

– Простите, Михаил, – обратилась она к опешившему от собственного полного имени парню. – Можно мне это снять? – показала на каску и жилет.

Сам Миха и неприветливый водитель ношением касок себя не утруждали, а бронежилеты, похоже, не ощущали, как в уютных вязаных бабушкиных безрукавках сидели.

– Лучше не надо, – снисходительно ответил Миха. – Случись что, не успеете напялить. Неспокойно здесь последние дни, на прошлой неделе боевики на фермеров напали, которых местных военных сопровождали. Здесь позиции наши недалеко, но не успели, семьдесят трупов, в общем. Ребята говорили – и на позиции прут, и мирняк терроризируют. Месяца три назад ещё тихо было, как с соседней области выбили, они здесь обосновались.

Ляля медленно перевела взгляд на сестру, та сверлила глазами ничего не подозревающего Миху. Он же безмятежно вещал, как хорошо было раньше и неспокойно стало сейчас, обстрелы каждый день. Наши, конечно, с позиций не уйдут, загонят боевиков в тупик, но сейчас неспокойно, совсем неспокойно… Вчера, например, двух двухсотых привезли и несколько трёхсотых. Хорошо, медики справились, вытащили, иначе получай маманя похоронку.

Славка выразительно кашлянула, уставившись на Миху, мысленно рот ему зажала, заодно смазав по круглой морде за неуместный трёп.

– А? – вылупился тот на Славу, скосил глаза на застывшую Лялю, медленно соображая, что происходит. – А! – наконец-то, понял, только поздно, Ляля тоже поняла, что сестра её обманула.

Захотела приключений на задницу – и нашла. Впутала заодно Лялю и массу народа, на них теперь упадёт гнев папы-генерала.

– Вот я и говорю, что бывало и хуже, война ж, а сегодня прямо тишь да гладь. Да, Лёха? – Спереди раздалось нечленораздельное согласие. – Но защиту не снимай, – добавил он спешно, видя, как Ляля потянулась к ремешку на каске – дышать стало нечем.

– Слав, нельзя так, – выговорила Ляля сестре, придя в себя от новостей.

– Ничего с нами не случится, – отмахнулась та, небрежно взмахнув рукой. – Думаешь, все такие идиоты, повезут груз за миллионы без нормального сопровождения, не разведав обстановку?

– Фермеров напомнить? – зашипела Ляля. – Ты хотя бы на секундочку представь, что с мамой будет, если с тобой или со мной что-нибудь случиться! А если с обеими?!

– Фермеров сопровождали местные военные, а с нами ничего не случится! – огрызнулась Славка. – Проторчим в этом тарантасе двенадцать часов, пару раз поссым в кустах у дороги – единственная опасность, что мужики увидят твою голую жопу. И всё!

И всё? И.. всё?!