Жена в наказание. Укрощение темного

Платье длинное, коричневое, из плотной ткани. С голубым передником. И платок, скрывающий волосы, тоже голубой.

– Здравствовать вам, благородная эдери, – произнесла она явно заученную фразу, – не желаете ли употребить легкий обед.

– Легкий? – усмехнулась Римма Федоровна. – Вы меня хорошо разглядели?

Служанка затравленно кивнула.

– Разве такую мощь салатиком напитаешь? Вот что, уважаемая работница общепита. Принесите мне, пожалуй, все лучшие блюда от вашего шеф-повара. Как я понимаю, у меня теперь супруг имеется. Так на его счет и запишите.

– Как скажете, эдери, – служанка неслышно упорхнула, скрипнув дверью напоследок.

Эдери, значит, здешнее вежливое обращение, надо запомнить, пока она тут застряла. В ерунду про тридцать лет Римма Федоровна не верила. Должен же быть выход. А если нет – проломим. Она женщина пробивная.

Служанка вернулась нескоро.

Римма Федоровна успела осмотреть вверенное ей жилое помещение вдоль и поперек. Обнаружила санузел. Блага оказались под стать цивилизации. Тоже средневековые.

Ванна в форме ракушки, куда воду надо было наливать из большого котла, стоявшего в углу. Серебряным ведром. Котел, по счастью, с подогревом, только как работает розжиг, Римма Федоровна не разобралась сходу. Скорее всего, магические штуки какие-то.

Умывшись холодной водой, она вернулась в комнату.

Вскоре пришла служанка, да не одна, с высоким угодливым мужчиной в ливрее. Они вкатили столик, на котором были и тарелочки, и салатницы под крышками, и блюда, и кастрюльки.

Мужчина остался прислуживать. Еду накладывал, напитки подливал. Столовые приборы были привычные.

Примерно в середине трапезы в комнату пожаловал и женишок. Точнее, муж молодой.

Римма Федоровна уже благосклоннее взглянула на него сытым взглядом.

Высокий, одет в темный костюм, который сидит на нем как влитой. Стрижка идеальная, легкая щетина, покрывающая щеки, смотрится нарочито, потому как ее специально оставили, чтоб потом обихаживать.

– Выйди, – махнул он небрежно рукой прислужнику, – сам за… женой… поухаживаю.

Когда официант удалился, Римма Федоровна неодобрительно покачала головой, не отрываясь от хрустящего куриного крылышка.

– Зря вы так с прислугой, молодой человек. Вас от этого мужчины отличают только лишь обстоятельства. А они, как видите, могут и поменяться резко.

– Благодарю за науку, – ответил Мелдиор, пытаясь быть вежливым. Еще бы, ему с ней договорить нужно. Он хотя и не сомневался, что эта шумная большая женщина с восторгом примет его предложение, но может просто из вредности ведь отказать.

– Вы присаживайтесь, угощайтесь, – Римма Федоровна гостеприимно обвела стол рукой. Она помнила, за чей счет банкет.

Мужчина присел на пафосный стул с высокой спинкой, взял тарелочку, положил себе в нее всего понемногу.

– Как зовут вас, дорогая моя супруга? – спросил он вежливо, наливая себе и даме напиток цвета рубина.

– Римма Федоровна, – ответила она, кидая в рот оливку, – а вас, насколько я помню, Мелдиором величают. А по батюшке как?

– Что? – не понял молодой муж. Головой завертел, будто шее в воротнике тесно показалось.

– А, у вас без отчеств тут, поняла.

– Так вот, любезная моя Римма Тодоровна, – решился Мелдиор, – у меня к вам предложение.

– Да куда уж мне больше предложений-то, голубчик! Уже ведь и поженили нас. – искренне посочувствовала ему гостья.

– Видите ли, раз уж вам тут столько времени коротать… со мной, отчего бы не сделать вас моложе и привлекательнее?

Сказав это, Мелдиор затаил дыхание.

– Моложе, это очень заманчиво, – кивнула Римма Федоровна, отпивая из бокала и одобрительно крякнув, – но привлекательнее-то куда? Все и так при мне! Я и так хороша! Даже слишком, для такого дохляка, как вы.

Мелдиор отшатнулся от неожиданности.

Да как так?

Эта дама довольна своей внешностью? Слыхано ли? Ни разу в своей жизни не встречал он женщины, которая не желала что либо изменить в себе.

Да вот и мать его, Иддию, хотя бы взять! Элегантная, утонченная. Весь ее облик выдает принадлежность к королевскому семейству. Тонкая кость, нежная прозрачная кожа. Изящество жестов. И то она частенько со вздохом бросает взгляд в зеркало! Мелдиор слышал, она просила отца “поправить” ей внешность магией, но тот отказывает. Говорит, что если начать, она уже остановиться не сможет. Он, дескать, ужасные вещи видел, которые творит желание стать чуть лучше, красивее…

Но Римма Федоровна не кокетничала, не издевалась над Мелдиором.

Она и впрямь полностью была всем довольна. С аппетитом уплетала нежнейшего цыпленка в сливочной подливке и не стыдилась своих полных розовых щек и необъятной талии.

Мелдиор вскочил, прошелся по комнате, жестикулируя зажатой между пальцами цыплячьей ножкой.

– Значит, не хотите измениться?

– А зачем это мне?

Римма Федоровна вытерла жирные руки о салфетку.

– Вам, Мелдиор Батькович, худышек подавай? А мне терпеть это вот потребительское к себе отношение. Будто бы я вам объект какой. Уступи в одном, вы потом вообще обнаглеете и совсем мне на шею заберетесь. А я еще при этом чуть ли не на центнер легче стану. Могу и не выдержать.

Муж-новодел растерянно хлопал глазками, не зная, что делать ни с открывшейся ему правдой, ни с куриной ножкой, которую он вертел в руке.

Римме Федоровне захотелось его утешить. А то расплачется, того гляди. Мужчины, они ведь такие порой нежные и беспомощные. А этому еще и мамка хлипенькая досталась.

– В общем,так, – решила она, – стать моложе мне и в самом деле интересно. А если и постройнеть чуток, может, для здоровья оно и хорошо. Но все изменения будем согласовывать.

Мелдиор посмотрел на нее, не веря своему счастью.

– Вы курочку-то кушайте, не то остынет, жесткая будет, – заботливо сказала жена.

Мужчина покорно откусил от ножки.

– Но поскольку я вижу, что вам мое преображение куда нужнее, чем мне, у меня будут условия.

– Какие же? – Мелдиор начал успокаиваться. Женщина перед ним явно разумная, с ней можно договориться.