Узник клятвы. Шрамы

Гроу фыркнул и отвернулся, барон осторожно продолжил:

– Ты ходил к жрицам перед отплытием. Там были маги?

– Странный вопрос, ты же не веришь в их снадобья. Думаешь, я что-то с собой сделал?

– Да или нет?

– Нет! Я помолился предкам перед алтарем. И, похоже, великие души даровали мне ярость и силы, предвидя дерьмо, с которым я столкнусь. Может быть, в Меже я сорвался, но тут меня сложно упрекнуть.

Недоверчивый взгляд товарища Гроу не понравился.

– Что такое, Хэдж? Ты клялся моему отцу защищать Вион и нашу фамилию, но, кажется, тебя больше интересуют золото и собственная шкура. Зачем тебе в бухту? Зачем тащишь с собой Медведя? Может, в бухте остались корабли, ты понял, что не обойдется без крови, и решил сбежать?

– Да, в бухте есть корабль, и Олд знает надежных капитанов. Я хочу передать золото паладинам и добраться до соседнего герцогства. – Хэдж всем видом показал, что уверен в своих словах. – Посмотри вокруг. Сейчас не время устраивать бунт. Люди пытаются выжить, а знать – сохранить деньги, земли и рабочую силу. Гроу, тебя никто не поддержит.

– Вздор… – Гроу не верил, что все это говорит Хэдж. Паладин! Человек, не побоявшийся в одиночку отправиться в земли кровников и вытащить его из рудников.

– Назревает бунт, не видишь? – Хэдж повысил голос – Пайрон мерзавец и заслуживает собачьей смерти, но проблема сейчас не в нем, а в рахо. Даже случись чудо, и ты придешь к власти, что станешь делать? Нет, это не время неопытному юноше набивать шишки у власти.

– Ты хочешь отсиживаться и ждать, пока дядю одолеют рахо, это твое предложение? – голос Гроу стал ледяным. – Скажи еще, что рахо – это благословение предков, и твари вернут мне трон! Я не могу ждать. Все эти люди… бароны, виконты, графы, они позволили братоубийце надеть корону и даже не пытались искать меня. А селяне? Разве они оплакивали моего отца, который заботился о них? Нет, они продолжили жить. Как скот, сменивший пастуха. А ты… Ты же говоришь, как предатель!

– Гроу… остановись, – Хэдж сдавил пальцами переносицу и, выдержав паузу, заговорил ровно и спокойно. – Я мог бы сказать, что не присягал тебе и, в общем-то, ничего не должен. Но отвечу, как другу… ты пока не герцог, и сейчас очень далек от идеалов отца. Уж не серчай. Ты наверняка считаешь себя благородным. Но высшее благородство заключается в культуре, служении людям и самообладании. Из тебя вышел превосходный убийца, но правитель… ха-ха! Да такого герцога я бы не пожелал и проклятым элраятам. – Барон рассек рукой воздух. – Дерьмо темного мира! Гроу! Ты же только что сказал, что ненавидишь Вион. Тебя ведут души предков или темные духи? А в логове Красного это был ты или бес?

Гроу застыл.

– Прости, – Хэдж раскрыл руки, словно собираясь обнять, – я жалею, что не увидел раньше. – На мгновение он превратился в доброго пожилого мужчину, разговаривающего с непутевым сыном. – Мальчик мой, похоже, ты серьезно болен.

Он сделал шаг навстречу, но Гроу отшатнулся. Ласковый взгляд, заискивающий тон. Нет. К бесам! Хэдж хороший стратег и пытается вывести из равновесия. Зачем? Что-то надорвалось внутри и лопнуло, струны души, сердечные жилы? Гроу не понял. Грудь наполнилась знакомой болью – тоже самое он чувствовал в детстве, когда попал в плен и вокруг остались одни элраяты. Он развел руками:

– Давай, Хэдж, беги. Дружи с разбойниками, имей селянок. А как услышишь, что я наладил жизнь в герцогстве, возвращайся. Обещаю, что не забуду твою помощь в Элрае и верну тебе титул и земли. Но сейчас, сейчас… – «Сгинь?» «Умолкни?» «Провались к бесам!»… Гроу скривил губы, не зная, что сказать.

– Опять рубишь с плеча. С такими мыслями надо переспать, а после вываливать, – Барон заговорил строго, но в глазах мелькнуло отчаянье: – И тебе, и мне нужно отдохнуть и поговорить с холодными головами.

Гроу отступил к двери и мотнул головой:

– Уставшие чаще говорят правду. Ты вернул меня домой, не могу просить большего. Я возьму коня и серебряные монеты, что под бочкой. Предки позволят, увидимся.

– Гроу…

– Похоже, ты вырастил славного головореза, а не правителя? – Его лицо запылало. – Не ходи за мной, переломаю ноги. – Хлопнув дверью, он спустился вниз и выбежал из харчевни.

Дух солнца уже вовсю правил на небесном троне. Оседлав своего нелепого коня, Гроу погнал его прочь. Куда? Неважно. Тело трясло, мысли запрыгали от Хэджа к дяде. Его замотало в седле. Он вцепился в луку. Кто бы увидел такую езду, умер от хохота. Остановившись, Гроу закрылся рукой от света и обвел взглядом поля, присмотрелся к горному хребту. Издали горы напоминали застывшие волны. На извилистых вершинах еще лежал снег. Ближе к югу у основания хребта вздымались красные столбы дыма. Там располагался храм Трех сторон.

На второй день праздника в церемониальных башнях храма зажигали костры с записками и мелкими подарками, которые люди всех сословий приносили в дар предкам. В этот день на территории священного дома все оказывались равны, и знатный человек мог легко заговорить с бродягой. В детстве Гроу тоже приносил к кострам обереги, свитые из ольхи, и поминал венценосных родственников. Обычно его семья появлялась в храме на закате, когда связь с предками крепла и все Три стороны мира становились как русла одной чистой реки. На таинство собирались даже те, кому из-за почтенного возраста приходилось просить о сопровождении целителей и привлекать к трудному походу слуг. Герцог Пайрон, если в нем осталась хоть толика совести, должен почтить предков.

Воспрянув духом, Гроу направил коня к храму.

Глава 3

Путь к храму отнял добрую половину дня. Гроу выехал на оживленную широкую дорогу и влился в галдящую толпу: простолюдины спорили: одни были уверены, что служители выйдут на площадь и произнесут традиционную речь, другие утверждали, что просвещенные вслед за целителями давно оставили Вион, как и великие души первопредков.

Впереди зашумела река и заглушила разговоры. Запахло влагой с горьковатым привкусом. Он вспомнил, с каким удовольствием пил ледяную горную воду, и сглотнул. В горле пересохло. Гроу заглянул в седельную сумку, но вместо баклаги с пивом, нашел золотую цепь Жерта. Трофей не поднял настроения, хотя если руководствоваться законами ворья, то достался он вполне законно. Ездить с золотом в Вионе стало опасно, это он уяснил, и все же ненамного опаснее, чем путешествовать с элраятскими косами на ворованном коне и с каторжным клеймом на руке. Хмыкнув, Гроу сунул цепь обратно и направил лошадь к узкому деревянному мосту. Стены храма начинались за горной рекой. С трех сторон его защищала вода, а с запада – отвесный хребет, оплетенный зеленеющей марью.

Конь, загребая копытами, спокойно зашагал на другую сторону. Гроу почувствовал, как мост закачался и, глянув на шумный поток воды, вцепился в луку седла.

На другой стороне его встретили трое прислужников в разноцветных праздничных мантиях. Зеленая символизировала мир Нея – сторону тех, кто умер, но прожил достойную жизнь и попал под защиту великого первопредка, создателя и покровителя чистых душ. Желтая – сторону живых людей, растений и всего, чего может коснуться взгляд человека. Юноша в алой мантии служил Темной стороне и Эрему. Эрем был частью Нея, которую он смог отвергнуть и запереть. Этот дух властвовал над отвергнутыми родом душами, бесами и духами. Ему поклонялись маги.

– Светлой памяти твоим предкам, живая душа! Приехал в обитель Нея безоружным? – спросил бойкий прислужник в желтой мантии. Его собратья настороженно переглянулись.

Гроу откинул плащ, показывая пустой пояс, и прислужники Верхнего мира с облегчением позволили ему проехать. Каменный храм не уступал в роскоши резиденции короля. Дополнительные зубчатые стены защищали три высокие башни с чашами, в которых разводили костры. Во внутреннем дворе Гроу обнаружил торговые палатки, между которыми слонялись бедняки.

Гроу вспомнил другое – в его детстве здесь ставили шелковые яркие шатры. На заостренных навершиях развевались разноцветные ленты, на входе макушки людей оглаживала зеленая бахрома, войлочные пологи были выкрашены в яркие цвета и разрисованы белыми фигурками священных животных. В шатрах раздавали детям лакомства и принимали подношения предкам.

По земле скользнула тень, Гроу встрепенулся и поднял голову – в обжигающе синем небе над людьми завис белый сокол. Его перья под весенним солнцем светились так, словно сами источали свет. В Вионе животных-альбиносов считали священными и приносили в храм.

– Сокол! Сокол! Передай привет предкам! – кричали дети, бегавшие между резными обрядовыми столбами.

Простолюдины обменивались оберегами и обнимались со всеми, кто встречался на пути.

Гроу поехал к конюшням вдоль торговых лавок с глиняными плошками и священной утварью. Остановившись у крайнего стойла, закрытого тканевым навесом, он спешился. Ноги гудели от долгой езды, колени с трудом разогнулись. Поморщившись, Гроу подозвал к себе юного послушника, следящего за лошадями. Подходить ближе он не рискнул, не все лошади были так же равнодушны к своей шкуре, как его конь. Если бы мог, он бы спросил, что животные в нем чувствуют? Гнев? За свою жизнь он не обидел ни одной твари, не считая крыс на каторге. Тем не менее при встрече с ним лошади могли поднять панику и порвать упряжь.

Юноша согласился выделить коню место за серебряный унт и в ответ на недоуменный взгляд пожал плечами: новые правила. Храмы же теперь сами кормятся. В который раз прокляв дядю, Гроу расплатился и зашагал к величественной арке, изображающей два наклоненных друг к другу дерева с крепко сплетенными ветвями. Мраморные листья были тонки и выглядели живее настоящих. На многих виднелись имена. Он отыскал свое: Энже Рамилан Серебряный. В груди потеплело. Он вспомнил, как тщательно выбирал место для своего имени и указал на лист, соседствующий с именем дяди. Два листка, переплетенные между собой, и сейчас были рядом. Когда-то он равнялся на Пайрона, завидовал его высокому росту и умению прекрасно держаться в седле.

Правую ногу крепко обхватили маленькие ручки. Гроу замер. Задрав голову, ему улыбнулась щекастая девочка лет пяти. Не зная, как поступить, он осторожно дернул ногой:

– Отойди.

Девочка вздрогнула и разжала ручки. Пухлые губы задрожали, серо-голубые глаза заблестели как смальты. Испугавшись, что она разревется, Гроу присел на корточки:

– Не хотел обидеть, чего ты хотела?

– Обнять.

Преодолев себя, он раскрыл руки:

– Давай, но быстро. Я тороплюсь.

Хихикнув, девочка повисла на шее. Гроу затаил дыхание, руки опустились. Около уха зазвенел голосок:

– Твои волосы похожи на червяков. Пусть их кто-нибудь причешет, и ты станешь красивым.

– Вот уж спасибо. Отпусти, задушишь.

– Тебе подарить ленточку? – засмеявшись, она потрогала лоскут, удерживающий косички в пучке. Когда-то он был алым и светился на солнце. Мать Гроу обожала яркий шелк. Но ткань давно выгорела и растрепалась.

Слегка отстранившись, Гроу придал лицу более располагающее выражение и заглянул в большие глаза:

– Скажи, герцог приехал в храм? Видела его карету?