– Конечно, Сёма, раз ты считаешь, что…
– Лёва, да. Я считаю, что, – твердо произнес Мусин.
– Полина Иванна, – позвал в селектор Лев Самуилович. – Приказик надо.
– Слушаю, Лев Самуилович, – появилась с блокнотом в руках секретарша.
– На зачисление, значится, н-да… Как там бишь его, Сёма?
– Корольков Александр Леонидович, – ответил Мусин.
– Та-а-а-к… Записала. А на какой курс, Лев Самуилович? Мы же его вроде на четвертый курс восстанавливаем, если мне память не изменяет?
– Не изменяет, не изменяет, Полечка, – ласково проговорил Мусин. – И все-то вы у нас помните, рыбка вы моя золотая!
– Работа такая, – зарделась Полина Ивановна.
– Так на пятый курс, на пятый! – продолжал разливаться соловьем Семён Маркович. – Вы, Полюшка, пока ни номер, ни дату не ставьте. Он у нас сегодня аллергологию сдает…
– Кому, Семён Маркович? – еще больше раскраснелась секретарша. – Шибасовой?!
– Не-е-ет, золотце мое, не Шибасовой. Ведешкин примет, и все, нет больше долгов у нашего парня!
– А-а-а… Ведешкину! – словно бы даже с облегчением выдохнула Полина Ивановна. – Все, поняла, сделаю.
– А я ближе к вечеру, – Мусин подмигнул секретарше, от чего деликатный Лев Самуилович только покачал головой. – К вам, Полечка, загляну с его документиками, да? И мы приказик-то и шлепнем с вами! Лев Самуилович, ты уж, будь ласков, подпиши!
– Подпишу, подпишу, Сёма, раз такое дело, все подпишу!
– Вот и славненько все у нас с вами и сложилось, дорогие вы мои!
Ректор скрылся в своем кабинете, сославшись на занятость, а Мусин, как клещ, вцепился в секретаршу, пока та не напечатала приказ. Освободив листы от копирки, Семён Маркович снова зашел к Льву Самуиловичу и повис над ним дамокловым мечом, для ускорения процесса снова начав разговор о Шибасовой.
Ректор, разбрызгивая чернила, торопливо подписал все три экземпляра, после чего Семён Маркович убрался, наконец, из его кабинета, чем доставил Льву Самуиловичу несказанное облегчение.
– Полина, – серьезно сказал Мусин секретарше. – Береги этот приказ как зеницу ока!
– Хорошо, Семён, я поняла.
– Как только все бумажки оформим, Поля, – продолжал Мусин. – Я сразу к тебе. Этот студент должен учиться!
– Сёма, а это какой мальчик? Черноглазенький такой? Я помню его, хороший мальчишка, вежливый всегда.
– Да, черноглазенький. Утверждает, что не эвхэй, хотя лично у меня на этот счет большие сомнения, – улыбнулся Мусин и вышел из приемной.
Доцент Ведешкин расписался в зачетке неведомого ему студента, лишь мельком взглянув на допуск из деканата.
– Ну, друг мой, вы же, как я полагаю, аллергологию знаете? Времени подучить было вполне достаточно, верно?
– Да, конечно, – несколько напряженно ответил Корольков.
– Ну что же, вот и чудненько, вот и славненько, – Ведешкину было жарко, хотелось холодного пива и на воздух. – Троечка, надеюсь, вас устроит?
Королькова в сложившейся ситуации троечка, вне всякого сомнения, устроила бы более чем, однако откуда ни возьмись в аудитории появился профессор Мусин:
– Ди-ма, – Ведешкин аж вздрогнул: Семён Маркович возник словно из воздуха. – Какая троечка, Дима?
– Э-э-э-э, Семён Маркович?
– Ни э-э-э-э, а четыре, Дмитрий Владимирович, – в упор глядя на Ведешкина, проговорил Мусин. – Остальные условия нашей договоренности я, между прочим, выполнил!
Договоренность ждала Диму Ведешкина в холодильнике на кафедре и состояла из ящика хорошего пива и бутылки армянского коньяка, пожертвованной Мусиным из личного бара. Вспомнив о пиве, Дима написал: «4 (четыре)» и отдал зачетку остолбеневшему студенту Королькову:
– Все, друг мой, вы сдали, поздравляю от души! А теперь позвольте откланяться, – Ведешкин опасался, что профессор Мусин увяжется за ним, чтобы вместе распивать его пиво, поэтому вылетел из аудитории, на ходу запихивая в портфель ручку и ежедневник.
Мусин, видевший его насквозь, усмехнулся: пить он не собирался, особенно с этим слизняком Ведешкиным. Вот если бы Валерка Сергеев приехал, тогда другое дело!
– Ну шо окаменел, Александр? Пошли дальше тебя оформлять. Надо сегодня этот вопрос закрыть.
Вечером, выйдя из душа и удовлетворенно раскупорив припасенную для себя бутылочку пива, Мусин набрал, наконец, странный телефонный номер, по которому, как утверждал в своем пламенном послании друг детства Валера Сергеев, его можно было застать в любое время суток.
Семёну Марковичу было чем порадовать друга: все документы на студента Королькова были готовы, а послезавтра парень должен был в качестве медбрата выйти на первое дежурство в отделение неотложной хирургии четвертой городской клинической больницы, которым руководил профессор Мусин.
Ответили сразу – связь была отменной.
– Полковника Сергеева, пожалуйста.
– Кто спрашивает? – поинтересовался голос в трубке.
– Профессор Мусин из Новосибирска.
– Одну минуту, – деликатно, но твердо сказал голос. – Полковник только вышел из операционной, размывается, придется обождать.
В течение некоторого времени Мусин слышал на том конце провода какие-то пощелкивания и приглушенные разговоры явно негражданского содержания, а потом в трубке заорал знакомый голос:
– Сёма-а-а-а! Ну наконец-то! Дорогой ты мой! Как дела?
– Валерка! Привет! – радостно воскликнул Мусин.
– Сёма, как вы там?
– Валерик, да все нормально, вот в отпуске были с Суламифью, ездили в санаторий…
– Органы движения лечили? – захохотал собеседник. – Не рановато ли, Семён?
Обоим было чуть за пятьдесят.
– Да ну тебя, – слегка смутился профессор. – Как сам-то?