А ты помогал мне в моих скитаниях с квартиры на квартиру, получал мои посылки, ездил со мной за паспортом, когда я умудрилась его потерять, а добрые люди нашли. Но говорили мы всё меньше и меньше. Точнее, ты говорил, а я в основном слушала. Мне казалось, что я стремительно расту, что жизнь учит меня, как стать самостоятельной, взрослой и неуязвимой, а ты не меняешься. По возрасту – одногодки, по опыту… Словом, наше духовное единение дало трещину, и трещина росла.
Помнишь нашу поездку в твою любимую Конча-Заспу, где нас уже ждали твои друзья?
Это было на Пасху… Мы вышли из автобуса и вступили в лес. Ни души не было вокруг, только мы – и солнце – и небо. И громадные тёплые сосны. Запах смолы, усыпанная иголками и шишками тропинка. Ты протянул мне руку, а потом спросил удивлённо: «Не хочешь?»
Мы говорили о тебе, о твоих отношениях с родителями, о девушке по имени Марина, которая тоже должна была приехать. Мы долго бродили по берегу речушки, отыскивая условленное место, то и дело натыкаясь на чужие палатки. Ты начал нервничать, а мне было хорошо. Мне нравилось бродить с тобой, и было всё равно – отыщем мы твоих друзей или нет.
Нам так долго удавалось балансировать на тонкой грани между дружбой и влюблённостью, не переходя той едва уловимой черты, которая отделяет отношения брата и сестры, любящих друг друга, от просто любящих…
Иногда я подолгу не бывала у вас – моя работа, командировки, учёба в университете, напряжённые личные отношения… Но когда мне удавалось выбраться, это был, как всегда, праздник. Так, наверное, чувствует себя потрёпанный штормами корабль, возвращаясь в родную гавань. Многое менялось вокруг и в нас – почти пять лет жизни, шутка ли! – но это оставалось неизменным… до тех пор, пока ты чуть было всё не испортил. Ты с самого начала любил поворчать: «Я не железный! Смотри, я могу и не выдержать!» Но я пропускала подобные реплики мимо ушей. Это случилось позднее…
Однажды мы с тобой поехали в Иванково на свадьбу нашей троюродной сестры Светланы. Было начало ноября, много гостей, играл приглашённый ансамбль, шатёр во дворе. Веселье в разгаре. Нас уговаривали остаться ночевать, но мы удрали… Уже давно стемнело. Мы не знали дороги. По пустым улицам бегали только кошки да собаки.
Мы шли наугад, доверившись своей интуиции. Тихая ночь и яркие звёзды, каких не увидишь в городе. Мы остановились полюбоваться, и тут на тебя что-то нашло – может, перемёрз, может, выпил лишнего. Ты несколько раз безуспешно пытался меня обнять, а потом спросил:
– А ты меня не боишься?
– Нет, не боюсь.
– Правильно, ты же всё-таки моя сестра.
– Саш, перестань!
– Если б ты не была моей сестрой, я б на тебе женился.
– И ты думаешь, я бы согласилась?
Мне хотелось пошутить, напомнить тебе наши споры из-за того, кому выносить мусорное ведро и идти в магазин, про твоё чрезмерное пристрастие к музыке, да мало ли что? Я ведь прекрасно знала тебя домашнего, и хотела только напомнить тебе об этом, а ты вдруг обиделся. Замолчал, отвернулся. Мы нашли остановку, но не было ни расписания, ни автобуса, ни людей, и мы вообще не знали, куда дальше идти… Не помню, как добрались до автовокзала, где объединились с тремя такими же бедолагами, которые уже давно и безуспешно пытались остановить рейсовый автобус.
Вот подъехал ещё один.
– Нет мест! Отпустите двери! – закричал молодой водитель. – Никого не возьму!
Ты осторожно подтолкнул меня вперёд, к самым ступенькам. Я поняла твой манёвр: подняла голову и взглянула на водителя. Я ни о чём не просила. Я не сказала ни слова. Водители (их было двое) переглянулись… Через пару минут мы с тобой и трое остальных ехали по направлению к Киеву.
Я люблю ехать куда-нибудь вечером, мчаться сквозь ночь, освободив на время от всех забот и ум, и тело. В ночных поездках есть для меня что-то притягательное: мелькание огней, едва уловимые контуры домов и деревьев. Мир кажется таким загадочным, какой он и есть на самом деле, но днём об этом легко забываешь.
Мы стояли рядом на подножке, тесно прижавшись друг к другу плечом, ты – на ступеньку ниже, что скрадывало разницу в росте. Мне не понравились твои слова, мне не понравилось твоё поведение, но теперь, когда все волнения, связанные со свадьбой и с возможностью заночевать посреди незнакомого посёлка, остались позади, мне нравилось стоять с тобой рядом и ощущать тепло твоего плеча.
Потом я долго не приходила, чтобы всё забылось и стало, как прежде… Но ничто никогда не бывает, как прежде. Моя жизнь снова сделала крутой вираж, и в следующий раз я пришла к вам уже не одна…
Но знаешь, Сашка… Александр – у тебя такое красивое мужественное имя!.. Но знаешь, когда я родила ребёнка и до самого рассвета лежала без сна, переполненная новыми и удивительными впечатлениями, то больше всего на свете я хотела поделиться этим с тобой. Я лежала на высокой кровати на уровне огромного окна. Ночь, бесшумно падал снег в розовом свете фонаря. Мела метель. Я видела кусочек неба и белую крышу. Почему-то мне совсем не хотелось спать – не так, как рассказывают об этом большинство рожениц. Дежурная медсестра несколько раз подходила к распахнутой настежь двери моей палаты и заглядывала внутрь. И я каждый раз улыбалась ей. Я чувствовала, как движется время – размеренно, полновесно, значительно, – ведь это были первые минуты и часы новой жизни. Меня ничто не волновало и не тревожило. Самое главное было позади – где-то недалеко, в этом же крыле, спал мой мальчик. Такого покоя, гармонии и внутренней тишины не было ещё в моей жизни. Я размышляла… Я думала о многом… И мне так хотелось поговорить с тобой, рассказать тебе, что значит быть женщиной, любить мужчину и родить ему дитя… Я говорила с тобой долго, и когда пришёл рассвет, ты знал об этом то же, что и я.
Soft Ice
НЕЖНЫЙ ЛЁД
И проходил Я мимо тебя, и увидел тебя,
и вот, это было время твоё, время любви
Ты есть, но ещё не знаешь, что уже существуешь. Ты идёшь босиком по земле, и ступни твоих израненных ног окрашиваются алым, но, не чувствуя боли, ты смеёшься, удивляя других, удивляешься сам. Ты ещё человек, но уже не можешь быть только им. Книга твоей судьбы открытой дана тебе в руки, но тебе кажется, что это сон – чарующий и страшный; и вслушиваясь в вечно звучащий в тебе голос – твой и Его – ты ждёшь, как прежде, ждёшь, не догадываясь, что пробил час, и будущее уже наступило.
«Отец мой, я полюбил!»
Остановлено дыхание ночи.
Всё громче и громче стройный звон далёких колоколов, рождающий тончайшую вибрацию кристально-чистого воздуха. Шум воды вечного фонтана в тени древних башен, безмолвно устремлённых ввысь от начала сотворения мира.
Мысли светлеют и утончаются.
Внимание! Ситуация: я жду врага и, утомившись долгим ожиданием, теряю бдительность. Враг приходит неузнанным. Я уже вошёл в поток, и не могу изменить его течение. Что это?
– Это вызов.
– Вызов?… Я принимаю его!
Угасает незримый свет, долину окутывает туман, в котором затихает, удаляясь, звон колоколов, и тает, исчезая, перешёптывание водных струй.
Вновь повеял пьянящий ветер весны. Тихое веселие синих сумерек, пронизанное прохладой зимы, доживающей последние часы. Праздник обновления. Уход, возвращение, встреча. Мистерия встречи, разыгрываемая вновь. Там, в вышине, сначала синей, потом чёрной, дальше – звёздной, – слагаются удивительные гимны, предопределяющие судьбу. Чью – на этот раз? Кто Избранник и Избранница?
Тсс… Мы скоро узнаем.
Весна. Новый виток неизменного круга.
Нет, на этот раз – всё иначе.
Невидимые руки исполнителей Высочайшей Воли уже ткут заказанную ткань. Неслышные шаги вездесущих посланников уже прозвучали рядом. И выбрано место, и подготовлена почва, и посеяно семя, и проклюнулся росток.
Весна особая, неповторимая, единственная весна – время сбывающихся надежд, время судьбы и исполнения желаний, время любви.
Мистерия Встречи, разыгрываемая в пространствах древнего города, увенчанного золотыми куполами церквей, города, исполненного притягательной силы и тайны – космический ковчег загадочного народа, откуда «есть пошла земля русская».
«И были три брата: один по имени Кий, другой – Щек и третий – Хорив, а сестра их – Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по имени его Хоривицей. И построили город в честь старшего своего брата, и назвали его Киев».
Город твоего владычества – но ты не помнишь. Забвение – плата за возврат. Это же – условие договора.
Письмена судьбы сокровенны… Ты ясно видишь буквы, но не сумеешь уловить смысла, пока из букв не сложатся слова, из слов – предложения, а из предложений – история. Сокровенны письмена судьбы. И воды забвения угасили память – только странная притягательность этих мест: горы, на которой стоит здание академии, Голосеевской пустыни, маленькой церквушки в голубой ограде, где когда-то совершалось отпевание… Только странная власть запахов – как удар по обнажённым нервам; и загадка имён, и скрытый трепет сердца; вдруг промелькнувшее – знакомый пейзаж, уже слышанный оборот речи, до боли знакомое лицо…
– Где я мог видеть вас раньше?
– Нигде. Я вас нигде не видела.
– Может быть, вы меня не заметили?
– Нет, не может быть. У меня хорошая память на лица…
Лица… Но лицо – только оболочка, маска, скрывающая суть. Я знаю тебя. Я не могу пройти мимо… Итак, не узнан?… А сердце? Скажи мне!