Ничего личного

– На кухне.

Он кивает. Пока он достает из бара бутылку вина, я вынимаю из пакетов контейнеры, от которых исходят потрясающие ароматы, и раскладываю еду на тарелки.

Скованно опускаюсь на стул, Дима садится напротив, протягивая мне бокал вина.

– Поздравляю с успешной защитой, – говорит он просто.

Я сдержанно улыбаюсь и позволяю нашим бокалам соприкоснуться. Господи, пусть это будет только начало. Пусть, мы еще много раз будем сидеть с ним вот так.

– Не голодна? – спрашивает Дима через несколько минут, поднося бокал с вином к губам.

Я качаю головой и опускаю глаза на блюдо, к которому едва притронулась.

– Я же говорила, что ужинала, – отвечаю извиняющимся тоном.

Дима ставит бокал на стол, откидывается назад на стуле и вздыхает.

– Ты нервничаешь, – говорит он откровенно.

– Вечер получился немного неожиданным.

– Тут ты права.

– Почему ты пригласил меня, Дима? – задаю вопрос, который не дает мне покоя.

– Разве для этого нужна особая причина? – он вопросительно приподнимает брови.

– Ты знаешь меня много лет. И ты впервые куда-то позвал меня. Очевидно, что причина есть.

– Твой брат, – говорит он просто.

Я сдержанно киваю, но не подаю вида, насколько ранят меня его слова. Глупая, глупая, это нужно же было себе напридумывать. Знала же, что все из-за Кирилла.

– Тогда я, пожалуй, поеду, – произношу я, и тяну руку за сумочкой с телефоном. – Вызову такси.

– У меня есть гостевая комната, – говорит от твердо, непринужденно поигрывая вином в бокале.

Я застываю.

– Я поеду домой.

– Это неразумно. Уже поздно. Поспишь в соседней комнате, завтра поедешь домой.

– Я предпочитаю спать в своей постели, – упрямо отвечаю я.

– Похвальное качество, – он кивает. – Но сегодня поспишь в моей.

От его слов кровь мгновенно приливает к моим щекам.

– Я имею ввиду в гостевой, – мгновенно поправляется он.

– Я не останусь.

– Ты останешься, Ника, – говорит он мрачно. – Или я поеду с тобой, чего бы мне очень не хотелось. Я реально устал и хочу спать.

Не знаю, плакать мне или смеяться. Как вдруг новая догадка озаряет меня. Господи, как я раньше об этом не подумала?

– Что случилось? – мой голос звенит от напряжения, а ладони становятся влажными. – И не ври, пожалуйста. Это тоже Кирилл тебя попросил?

– Нет, не Кирилл. Я сам принял это решение.

– Почему?

Он медлит, но я не собираюсь отступать. Подсознательно я чувствую, что все это связано с освобождением Самохина из тюрьмы, но мне нужно услышать подтверждение из его уст.

– Утром возле твоего института, днем у загородного дома и час назад у Mute был припаркован один и тот же черный Audi, – говорит он с непроницаемым выражением на лице. – Пока я не узнаю, кто был за рулем, домой ты не поедешь.

7

Дима

Раздраженно выкидываю ужин, к которому Ника практически не притронулась, и складываю грязную посуду в посудомоечную машину. Одна тарелка от соприкосновения с металлическими прутьями трескается и разламывается на две части. Одна остается у меня в руке, другая – в машине. В сердцах бросаю оба осколка в урну и с силой захлопываю дверцу посудомойки.

Что за день такой паршивый сегодня?

После того, как я рассказал Нике про свои опасения в отношении черной Audi она вместо благодарности наградила меня ледяным молчанием, а потом гордо удалилась в ванную, прихватив с собой полотенце и мою футболку. Ее нет уже полчаса, и я начинаю всерьез волноваться за ее благополучие.

Оттягиваю момент как могу, но, когда Ника не появляется и через следующие десять минут, решительно иду в сторону ванной. Стоит мне занести руку для требовательного стука, как слышится возня, щелчок замка и дверь распахивается. Едва успеваю отступить назад, как на пороге появляется виновница моего безумного вечера, который плавно перетек в ночь.

– Ты что тут делаешь? – спрашивает она рассерженно, глядя своими голубыми глазами исподлобья.

– Это вообще-то моя квартира, – напоминаю я, а сам силюсь сглотнуть, потому что вид передо мной открывается сногсшибательный.

На Нике только моя футболка, доходящая до середины бедер. Одно плечо обнажено. Ноги голые. Под мягкой хлопчатобумажной тканью отчетливо угадываются очертания груди. Из пучка на затылке выбились несколько прядей, которые сейчас живописно обрамляют бледное лицо с красными пятнами на щеках, а глаза подозрительно блестят, словно она плакала. Выглядит Ника невероятно юной и красивой, и очень, очень расстроенной.

Что ж я за мудак такой, в который раз задаю себе риторический вопрос. Эта девочка выросла на моих глазах. Ее брат мне как родной. И она тоже как родная. Я ведь помогал в ее поисках, тогда пять лет назад. И я помню тот момент, когда она нашлась. Какой испуганной и потерянной она была долгое время, как долго приходила в себя.

Конечно, вся эта ситуация для нее – стресс. Для нее, а не для меня. Свою гордость надо засунуть в одно место, а ее успокоить.

Решительно беру ее лицо в свои ладони, отмечая какая у нее гладкая и нежная кожа.

– Со мной ты в безопасности, понимаешь? – говорю с нажимом, впиваясь взглядом в мерцающие голубые глаза. – Ничего плохого не случится. Это просто мера предосторожности.

– Я не боюсь! – огрызается она, свирепо глядя мне в лицо. – Просто не люблю, когда мной манипулируют.

Вглядываюсь в ее лицо в поисках проблеска слабости, но подозреваю, что она не лжет. Действительно, не боится. Возможно, это просто глупая бравада, а может быть, Ника просто рано поняла, что демонстрировать свой страх опасно.

– Извини, но ты меня тоже пойми, – отпускаю Нику и отступаю назад, упираясь спиной в стену. – Кирилл доверил мне твою безопасность. Что я, по-твоему, должен сделать?