Не раздумывая ни секунды, Уна выхватила банку из дрожащих ладоней и понесла её к мешку с мусором.
– Ты больше не станешь это есть. Никогда. Мы же говорили…
Ответом был какой-то нечеловеческий то ли вой, то ли стон. Поли вцепилась ей в волосы, едва она шагнула в гостиную.
Уна попыталась вырваться, развернулась, споткнулась от очередного толчка. Баночка вылетела из разжавшихся пальцев и ударилась в стену, расплёскивая по ней содержимое. Сестра забыла об обидчице, кинувшись к разлитой лужице. Инстинктивно отступив назад, Уна вдруг налетела на что-то и неловко упала, задев спиной головизор.
Прибор покачался на тонкой ножке и рухнул, проекторный конус погас.
Охая, потирая ушибленные места, девушка поднялась на ноги.
Звериный рёв отца потряс комнату.
На голову Уны опустилась блестящая бита светлого дерева.
Чёрные волосы взметнулись, череп вмялся под ударом и лопнул: во все стороны разлетелись окровавленные костяные ошмётки.
Девушка рухнула на пол. Мёртвые серые глаза уставились в светящийся точками диодов потолок.
Мужчина, перестав обращать на неё какое-либо внимание, отшвырнул биту, завозился у головизора. Выправив основание, он пощёлкал пультом. Смутная прерывистая картинка, видимо, удовлетворила его. Вернувшись к своему лежбищу, толстяк снова плюхнулся на него, замер, почти не моргая, вперился в экран.
У стены, слизывая остатки слизеподобной жижи, хихикала Поли. Закончив, она совершенно остекленевшими глазами обвела комнату, наткнулась взглядом на тело сестры и икнула.
Мать обернулась только на её прямое обращение, словно и не слышала предшествующего шума.
– Ма-а-м!
Пошатываясь, девица встала, подошла ближе к трупу. Присеменила и мать, непонимающе хлопая глазами. Её старческий рот с растёкшейся яркой помадой сложился в манерно-удивлённую «О».
– Куда… куда её теперь, – Поли снова икнула, – лежит тут… Забрать хотела… Я, может, заработала, – она криво ухмыльнулась. – Да, заработала.
– Молодец, доченька, молодец, – мать и чирикала, как воробышек. – Наверное… наверное… я не знаю… Бось, подскажи, – она обернулась к мужу.
Тот скосил взгляд, фыркнул, почесал живот, размазывая по светлой футболке кусочки серо-розовой мозговой массы, и коротко отмахнулся.
Мать вздохнула, отвернулась, пожевала губы, потом заметила оранжевое пятно.
– Вот же, – она ткнула пальцем в пакет, – сегодня и сборщики будут.
По-прежнему качаясь, Поли смотрела то на сестру, то на мусорку, потом почмокала, сглатывая мешающую слюну, и кивнула.
Опустив держатель пониже, они вдвоём кое-как запихнули тело вниз головой в мешок, расправили стенки: ноги не влезали даже в согнутом положении. Покрутив их то так, то этак, они переглянулись, почти синхронно вяло пожали плечами и завязали стяжки как есть – бантиком на торчащих щиколотках. После вывезли мусоросборник в коридор, мать вернулась к прерванному перебиранию вещей, а дочь свалилась рядом с отцом, тоже прилипнув к голограмме.
Примерно час спустя входная дверь открылась.
Во внешней галерее стояла строгая, затянутая в тёмно-серый комбинезон женщина. У её коленей, подобно служебной собаке, замер компактный робоперевозчик.
Взгляд посетительницы прошёлся по огромному оранжевому пакету. Маленькие ступни в высоких синих кедах, высовывающиеся из его зева, не могли остаться незамеченными. Служащая моргнула, приподняла бровь, скривив губы, но почти сразу лицо приняло прежнее отстранённое выражение.
Сканер в её руке просигнализировал о готовности отчёта: «90% органических веществ».
– Биологический мусор. Забирай, – скомандовала она роботу. – Топка номер 6.
Пирожки
Варево в котле пузырилось и булькало. Странно тёмный пар поднимался вверх и стелился по потолку клубами, образуя маленькие рукотворные тучи. Впрочем, эти стены видывали и не такое.
Старый дом, выстроенный из серого необтёсанного камня, с дубовыми балками перекрытий и грязным дощатым полом вообще не создавал впечатления чьего-то постоянного жилища. Скорее пещера, нора, в которую приходится забиваться по необходимости.
Крохотные слюдяные окошки почти не пропускали свет, а уж сейчас, в сумерках, вообще казались не более чем трещинами в стенах. Развешенное тут и там оружие – луки, топоры, дубинки, короткие копья, пару дрянных мечей – отбрасывало кривые тени под пляшущими огоньками свечей. Серый мохнатый тулуп у двери в этих неясных отблесках походил на зверя, отчего-то вцепившегося в каменную кладку.
Вулф помешал рагу деревянной ложкой на длинной резной ручке, подсыпал трав, перемешал снова и принюхался. Да, готово, пожалуй.
Он вытащил из сваленной у печи груды посуды глубокую глиняную миску – чёрную с красным узором рун, присмотрелся, поплевал на неё и протёр потрескавшуюся глазурь рукавом рубахи. После до краёв наполнил тарелку кусками тушёного мяса.
Затушив верхний огонь в кривой печке, Вулф поставил миску на неожиданно добротный для этого места стол из полосатой древесины, уселся на трёхногий табурет и принялся за еду, изредка обжигаясь и фыркая.
Стук в дверь заставил его поднять голову.
– Валяйте, заходите, – голос прозвучал более хрипло, чем обычно. Он покрутил шеей и кашлянул.
В дом вошли двое мужчин: шериф Хантер со старшим сыном. Наследника и смену всюду за собой таскает. Вулф ухмыльнулся, обнажив белые крепкие зубы.
– Приветствуем тебя, маг-комиссар, – визитёры раскланялись, не слишком, впрочем, подобострастно.
Вулф ограничился лишь коротким кивком в ответ.
– По округу пошли слухи… – шериф замялся, – сам понимаешь. Мы хотели бы узнать, правда ли это.
– Почём я знаю, чего народ болтает, – пробормотал мужчина между очередными ложками пищи. – Спрашивай прямо, Хантер, не юли. Не люблю.
– Ну да. Кхм. Маг-комиссар Вулф, правда ли, что вы уничтожили двух ведьм, изводивших ближайшие деревни? – он сглотнул и выжидающе уставился на негостеприимного хозяина.
– Ха! – Вулф снова ухмыльнулся, скривив лицо, отчего оно сделалось похожим на смятую бумагу – глубокие морщины давно стали его спутниками, только жёлтые глаза по-прежнему выглядели молодыми. – Вон там, сам убедись, – он кивнул в дальний угол комнаты, скрытый тенями.
Шериф подошёл к столу, взял грязный подсвечник с зажжённой свечой и шагнул к указанному месту. Тут же отшатнулся, не сумев сдержать дрожи. Его сын вдруг странно позеленел, закрыл рот руками и, безуспешно борясь с рвотными позывами, выскочил на улицу. Послышались противные утробные звуки.
– Тьфу ты, кусты мне испортил, дьявол побери, – выругался маг. – Рано ты всё-таки его с собой стал брать на службу.
– Ничего, – отмахнулся Хантер, – пусть привыкает. Не в столице живём.
Он снова посветил в угол, более тщательно осматривая два лежащих там женских трупа – старый и совсем юный – зверски изрубленных и искромсанных.
Шерифа передёрнуло от отвращения, но, надо отдать ему должное, он сумел удержать себя в руках.
– Значит, всё?! – в вопросе было больше страха, чем в реакции на увиденное. А ещё надежда.
– Всё. Всё.