Темный лорд и княгиня ночи

Колебалась я недолго. По сути, у меня и выхода иного не было, разве что стучаться во все дома и просить взять меня служанкой. Только вот что я умела, живя на всем готовом, в окружении собственных слуг? Вышивать, танцевать и музицировать? Вряд ли эти навыки будут здесь сильно востребованы. А для работы гувернанткой нужны рекомендации. Монастырь же сейчас казался мне наиболее безопасным вариантом, в котором я могла бы на время укрыться и подумать, что буду делать дальше. К нему-то я и направилась, надеясь успеть дойти до захода солнца.

К монастырю вела одна-единственная дорога – узкая настолько, что на ней с трудом могли бы разъехаться два верховых. Впрочем, меня это вполне устраивало. Чем меньше людей его посещают, тем больше шансов, что меня никто не узнает и не найдет в этой глуши. На миг мне вновь вспомнилось все, что случилось со мной недавно, и сердце затопила такая отчаянная боль, что захотелось запрокинуть голову к равнодушному холодному небу и истошно закричать, выплескивая ее наружу, пытаясь найти в этом хоть толику облегчения. Но я лишь крепче стиснула зубы и ускорила шаг – темнело в горах слишком быстро, а мне не хотелось, чтобы ночь застала меня в пути.

Увы, чем дальше я шла, тем больше понимала, что до темноты мне никак не успеть. Дорога извивалась и петляла, уводя все дальше в горы, и ей не было ни конца, ни края. Лес по обе стороны от нее темнел, подступая все ближе, как и небо над моей головой, на синем бархате которого уже зажглись первые звезды. Температура стремительно падала, и меня колотило все сильнее, несмотря на то, что я шла на пределе своих возможностей, не обращая внимание на боль и ломоту в теле. Ноги ныли, дыхание вырывалось из горла хрипами и облачками пара, но я запрещала себе останавливаться. У меня не было на это времени. Нельзя. Нужно спешить. Вскоре стемнело настолько, что я видела лишь несколько метров каменного полотна перед собой. И впереди, и позади меня клубился мрак.

Сколько я уже шла так? Казалось, вечность. Иногда я прислушивалась, надеясь различить звуки, выдававшие близкое присутствие людей, но все было тщетно. Здесь стояла оглушительная тишина, как будто я попала в безвременье…

В который раз я беспомощно оглянулась по сторонам, пытаясь понять, не заблудилась ли… Что, если я пропустила ответвление дороги в этой тьме? Куда я иду? И именно в этот момент мне показалось, что я что-то заметила там, на дороге внизу, по которой я шла. Глаза… Глаза рубинового цвета на миг мелькнули во тьме, и мне почудилось, что я слышу не то странный шелест, не то шепот. Животный ужас вдруг затопил сознание, и я бросилась бежать вперед, несмотря на то, что во мне уже почти не оставалось сил. Мне чудилось, что существо уже совсем рядом, что вот-вот, и его зубы сомкнутся на мне, рывком отбрасывая назад. Рядом с моим лицом вдруг мелькнули белоснежные клыки, и я вскрикнула от ужаса, спотыкаясь и падая на колени, больно ударяясь о камень. И тут же поняла, что дошла: перед мной высилась каменная громада монастырской стены и огромные кованые ворота с тяжелым крестом, сейчас запертые. Это было последнее, что я увидела, рухнув перед ними без чувств прямо на мерзлую землю.

*****

Когда я пришла в себя, то далеко не сразу поняла, где очутилась. Кажется, у меня должна вскоре состояться свадьба… Граф Корнуай… Он… Воспоминания нахлынули разом, затопив сердце и душу, и я беззвучно заплакала… Вспомнила все, что со мной приключилось в том замке, как я бежала от неведомого зверя, преследующего меня в ночи. Значит… я спаслась? Я в безопасности? Я медленно обвела мокрыми от слез глазами помещение, в котором находилась – больше всего это походило на… «Келья», – подсказал мне внутренний голос. Без сомнений, это была именно она.

Крохотная, скудно обставленная – узкая кровать, на которой я лежала, стол, стул – вот и вся мебель. Каменные стены украшал лишь крест, висевший напротив кровати, и взглянув на него, я почувствовала, что мне вновь становится дурно, и беспомощно откинулась на подушку – кажется, моя болезнь не отступила, а только усилилась.

Внезапно низкая дверь отворилась, и в келью вошла женщина. С первого взгляда я поняла: передо мной не простая монахиня. Та, что стояла сейчас передо мной, сложив руки на животе, была очень стара, навскидку я дала бы ей лет девяносто, не меньше. Маленькая, худенькая, немного сгорбленная, она, тем не менее, производила неизгладимое впечатление: все дело в том, что на лице ее, покрытом морщинами, светились на удивление ясные мудрые глаза, светлые, почти прозрачные, и то, что я в них сейчас прочла, заставило мои губы помимо воли вновь задрожать.

– Ну-ну, дитя мое, успокойся, здесь тебе ничего не угрожает, – монахиня, одетая в традиционный черно-белый наряд, прошла вперед и опустилась на стул, мягко смотря на меня. – Я мать Бенедикта, настоятельница этого монастыря, – представилась она. – Как твое имя, дитя?

– Алиана… – тихо произнесла я, пряча глаза.

– Просто Алиана? – от настоятельницы не укрылась моя заминка с именем.

Я кивнула, опустив голову. Кем мне представляться? Я уже не графиня Розе, но я и не графиня Корнуай, прав был виконт – теперь я никто. Он полностью растоптал мою жизнь. Вот так, просто из прихоти.

– Все хорошо… – на мою руку, судорожно стиснувшую край одеяла, легла маленькая теплая ладонь. – Алиана так Алиана, – мать Бенедикта вздохнула и продолжила. – Ты здесь уже три дня. Мы, как могли, подлечили твое тело, но душу… душу, Алиана, может излечить лишь Всевышний. Помолись ему, откройся и, возможно, тебе станет легче. И знай, что бы с тобой не случилось, здесь, в этом святом месте, ты найдешь защиту от всех своих жизненных бурь. Я выслушаю тебя, когда ты будешь готова.

Мать настоятельница встала, намереваясь уходить, я же, сглотнув тяжелый ком в горле, поняла, что больше не в силах держать все в себе, и схватив ее за руку, умоляюще заглянула в добрые глаза:

– Не уходите, прошу… Я хочу рассказать… Все…

И я действительно рассказала. Сумбурно, сбивчиво, периодически сбиваясь на рыдания, преодолевая стыд и отвращение, но рассказала, не скрывая ничего. Настоятельница должна была знать, кого приютила в стенах своего монастыря – беглянку, возможно, убийцу.

Все то время, что я рассказывала, мать Бенедикта внимательно слушала меня, прикрыв глаза и медленно перебирая маленькими пальцами аметистовые четки на своем запястье.

– Значит, он укусил тебя в шею, – задумчиво произнесла она, когда я закончила свой рассказ словами о том, как оказалась у стен монастыря. – Покажи мне, куда именно.

Удивленная этой просьбой, я дрожащими руками отодвинула высокий ворот сорочки, в которую меня переодели, пока я была без сознания, и мать настоятельница, поднявшись, долго и задумчиво рассматривала то место, где должны были быть две глубокие ранки, а потом, вздохнув, опустилась обратно на стул.

– Так я и думала, – произнесла она, обращаясь скорее к себе, и вновь взглянула на меня, удивленную ее странным поведением. – Там ничего нет, ни следа укуса.

– Да, но… – моя рука взметнулась вверх, пытаясь нащупать их. Я ведь помню, как ужасно болела шея, когда он ее прокусил, как на грудь мне стекала теплая кровь. Должны были остаться ранки! Как же иначе? Но я нащупала лишь гладкую бархатистую кожу, и шея больше совсем не болела.

– К сожалению, дитя, я не смогу принять тебя в монастырь послушницей, – мать настоятельница тяжело вздохнула, и все во мне оборвалось. «Значит, мне придется уйти», – с горечью подумала я, не в силах вымолвить ни слова, а просто обреченно кивая.

– Ты не сможешь стать невестой Всевышнего, посвятив себя его служению, – продолжала мать настоятельница. – Не сможешь с остальными сестрами посещать храм и работать с ними.

– Я понимаю, – едва слышно прошептала я, чувствуя, что из глаз вновь закапали горячие слезы, и раздумывая о том, что лучший выход для меня – покончить с этим раз и навсегда. – Я сейчас уйду, позвольте только переодеться.

– Алиана, ты меня не дослушала, – мать настоятельница мягко остановила меня, пытавшуюся подняться с кровати. – Крепись, дитя мое. Мне жаль говорить тебе об этом, но ты больше не человек.

– Что? – наверное, если бы небо разверзлось у меня над головой, я удивилась бы меньше. – Что? – едва слышно повторила я, холодея от ужасного предчувствия.

– Тебя укусил вампир, и ты испила его крови, а значит, сама в скором времени станешь вампиром.

Вампир? Краски схлынули с моего лица, заставив окаменеть. Чудовище из легенд. Проклятый Всевышним. Изгой. Безжалостный убийца. Жуткий монстр, проживающий множество жизней, наделенный невиданной силой. Все это промелькнуло в моих воспоминаниях, как мелькают страницы страшной детской сказки. Вот только, кажется, мать Бенедикта считала, что сказка стала былью. Для меня.

– Не может быть… – прошептала я потрясенно, мотая головой. – Не может этого быть…

– Подумай сама, Алиана. Вспомни, что говорил тебе этот человек. Он укусил тебя и пил твою кровь. И выпил бы досуха, если бы ты не вырвалась и не укусила его в ответ, – мать настоятельница тяжко вздохнула. – Его кровь придала тебе сил бороться с ним, но она же запустила в твоем теле необратимые изменения. Ты уже чувствуешь их? Холод? Странную жажду? Боль?

– Я не… – хотела было возразить я, но замолчала, вспомнив странный озноб, что не оставлял меня последнее время. – Мне постоянно холодно, – прошептала, обнимая себя руками. – И крест… Мне становится хуже, если я долго смотрю на него.

Мать настоятельница не ответила, надолго о чем-то задумавшись. Не знаю, о чем думала она, я же размышляла о том, откуда ей может быть столько известно о вампирах? Может, в древнем монастыре есть книги о них?

– Я не буду скрывать от тебя, дитя, – наконец, заговорила она. – Скоро ты станешь опасна для людей – по крайней мере, до тех пор, пока не научишься контролировать свой чудовищный дар. И возможно, тогда тебе все же придется покинуть обитель. Или позволить запереть тебя, чтобы ты никому не причинила вреда. Но до тех пор, пока это не произошло, я буду помогать тебе всем, что в моих силах. Но многое будет зависеть от тебя самой, ты понимаешь?

Я нашла в себе силы лишь кивнуть.

– Ты должна быть сильной, Алиана. Должна бороться, когда сама твоя суть будет искушать тебя совершить грех. Ты будешь жить в полном уединении, не приближаясь ни к кому, кроме меня. Если ты согласна…

– Я согласна! – торопливо воскликнула я. Другого выхода у меня, кажется, и не было. Ведь я потеряла не просто доброе имя, а гораздо большее… свою душу.

Глава 7

Этим же днем мать Бенедикта вывела меня из гостевой кельи и повела за собой куда-то вглубь монастыря. Удивительно, но на пути мы не встретили ни единой живой души – возможно, монахини просто молились или трапезничали. Мы миновали длинные коридоры и вышли на открытую каменную галерею, поддерживаемую толстыми колоннами бежевого цвета, из которой открывался вид на просторный внутренний дворик, сейчас пустующий, а летом, как объяснила мне настоятельница, наполненный цветущими розовыми кустами в кадках. Но наш путь лежал дальше, мимо фруктового сада, что кормил монастырь своими плодами, огорода с пряными травами – туда, где возвышалась каменная башня, одной своей стороной вписанная прямо в скалу.

– Вот уже много веков монастырская библиотека располагается именно здесь, – сказала мать настоятельница, отпирая тяжелый старинный замок одним из ключей, что висели у нее на поясе. – Это было сделано после одного из крупных пожаров, чуть было не уничтоживших ценные книги. Здесь же они в полной безопасности, а ключ от башни есть только у меня.

Мы вошли в круглый холл, залитый узкими полосками света, проникающего через крохотные окошки под потолком, и стали подниматься по витой каменной лестнице.

– Библиотека разделена на ярусы, – мать Бенедикта, по мере того как мы забирались все выше, объясняла мне, как все здесь устроено. – На самых нижних ярусах располагаются книги, что сестры читают чаще всего. Верхние ярусы отданы под самые древние и ценные книги.

– Вы из них столько знаете о вампирах? – вырвалось у меня невольно, и я тут же устыдилась своей несдержанности.

– Не только, дитя. Мы обязательно поговорим с тобой об этом, но чуть позже. А пока, – мы вышли на просторную круглую площадку, расположенную на самом верху, – осмотрись, здесь ты будешь жить.

Я с любопытством рассматривала свое новое жилище. Над моей головой высилась темная крыша башни, поддерживаемая огромными круглыми балками, потемневшими от времени. Маленькие окошки, расположенные по ее периметру, были забраны специальной сеткой, защищающей помещение от незваных пернатых жильцов. В стороне от лестницы, по которой мы поднялись, стояла узкая кровать, рядом с ней – стол с кувшином воды на нем, и подносом, накрытым белым полотенцем. Имелся здесь и стул, сиротливо застывший в простенке между окнами.

– Единственное, о чем я тебя попрошу – не пользоваться свечами. Они опасны для наших книг.

– Хорошо, – я кивнула, принимая ее слова.

– Еду, как и воду, тебе будут оставлять около входа раз в день, по утрам. Грязную посуду и сменное ведро будешь выносить туда же, вечером.

– Какое ведро? – я с недоумением огляделась и, заметив его под кроватью, покраснела, догадавшись о его назначении.

– Сегодня отдыхай, а завтра я загляну к тебе, и мы подумаем, чем ты могла бы заниматься, – матушка ободряюще мне улыбнулась. – Попробуй помолиться Всевышнему, дитя, и испросить для себя его милости. Для той, чье сердце открыто ему, не нужен святой крест, достаточно и горячей молитвы, запомни это.