Звереныш

– Да ничего страшного, – успокоила она Анатолия, – просто порез глубокий. Чем это Вы?

– Да так… – нехотя ответил Анатолий.

Светик, все время вертевшийся рядом, переводил свой взгляд с матери на Анатолия, который, казалось бы, не замечал его.

– Надо зеленкой или йодом, – деловто заметил он. – Помнишь, мам, как ты мне коленки содранные мазала?

– Сейчас! – Танька тяжело поднялась и пошла в кухню.

Несколько минут оттуда слышалось звякание посуды. Танька вплыла в комнату с горкой пузырьков и коробочек. Она  обработала рану перекисью водорода , осторожно намазала йодом и вновь перевязала чистым бинтом.

– Ничего страшного, – вновь повторила она, не поднимая на Анатолия глаз. Сердце ее колотилось , как бешеное, и на щеках начал проступать предательский румянец. Анатолий молчал, а она не знала, что еще можно сказать.

– Быстро заживет, – вмешался Светик. –  Мамка хорошо лечит.

– Спасибо, – наконец выдавил из себя Анатолий. Он тоже чувствовал неловкость и стеснение, но не  знал, как теперь можно выпутаться из мучительного молчания, которое повисло в воздухе.

– Извините, – голос его прозвучал глухо . В горле что-то засвербило и защекотало, и он закашлялся. – Поздно… я не должен был… извините… – скороговоркой пробормотал он и двинулся было к выходу.

– И ничего не поздно! – Светик прижался к нему и обхватил его обеими руками. – И ничего не поздно… – повторял он и сжимал Анатолия все крепче и крепче. – Кешка спит, а мы давайте чай пить. – У нас вафли есть и печенье, а еще мамка вчера мармелад купила… – Он с мольбой посмотрел на Анатоля и на мать.

Танька, красная, как рак, топталась на месте, не решаясь пригласить гостя.

– Ну мам! – Подстегнул ее Светик.

– Да, – едва промямлила Танька. – пожалуйста, чаю… У нас еще и варенье есть малиновое, и мед, – кашляете Вы…

– Это я так, не от простуды, – оправдывался Анатолий. – да и пустой я… ничего не принес. Неловко как-то…

– Ну это Вы зря, – понимая замешательство гостя,  сказала Танька. – С чем чаю попить у нас всегда найдется.

Светик тихонько теребил его за раненую руку.

– Лады, уговорили, – кивнул Анатолий. – Валяйте!.. Чай так чай…

Танька проворно исчезла на кухне и загремела посудой.

Сидя на диване рядом со Светиком, Анатолий слышал, как засвистел чайник, как из кухни стали долетать вкусные запахи сладости и ванили и еще чего-то незнакомого, но очень приятного.

– У меня все готово, – крикнула Танька,  и Светик потянул Анатолия на кухню.

Маленькая пятиметровая кухня была наполнна ароматами  и влажным теплом, которое стелилось от пузатого фарфорового чайника, накрытого цветастым полотенцем. Шкафы, полки, втиснутый в угол холодильник и плита с раковиной делали ее совсем крошечной, и пухлая фигура Таньки то и дело задевала за что-нибудь.  На малюсеньком столике, раздвинутом к самому окну,  тесно прижавшись друг к другу,  стояли три чашки с блюдцами и хлебница, наполненная печеньем и вафлями. А рядом с ней розовая конфетница и две баночки с вареньем и медом.

Танька выдвинула из-под столика две табуретки и придвинула их к столу.

– Сюда садись, – Светик втиснул Анатолия между столиком и холодильником. – Мамка все равно сюда не влезет. Она всегда с краю сидит…

– А ты? Тебе-то и места нет…

– А я так могу, – Светик ловко ухватил вафлю и сунул ее в рот.

Танька легонько шлепнула его по затылку.

– На балуй! – Она взгромоздилась на соседнюю табуретку и посадила Светика на колени. Затем ловко и легко подняла пузатый  фарфоровый чайник и начала разливать чай.

Вся кухня наполнилась приятным терпким запахом трав и ягод.

– Отличный аромат, – одобрил Анатолий. – Что за чай?

– «Брызги шампанского», – не дожидаясь ответа матери,  выпалил Светик. – Его мамка только гостям заваривает,  которых любт, – он гордо посмотрел на Анатолия.

– Балабол! – От слов Светика и ей, и Анатолию стало неловко. – Вы пейте, смущенно пробормотала Танька. – Буробит, не знамо что… А чай…

– Замечательный чай, –  не отрывая глаз от чашки и боясь посмотреть на Таньку, кивнул Анатолий. – Дорогой, наверное… – Он отхлебнул глоток и причмокнул. – Здорово!

– Не дороже денег! – улыбнулась Танька. – Да вы берите, что на столе… Не стесняйтесь, не объедите. Не нищие, на паперти не сидим… И больные нет-нет, да подкинут что-нибудь вкусненькое… в благодарность…

Анатолий улыбнулся.

– И я подкину что-нибудь, – он посмотрел на Таньку в упор, и она несмело подняла на него свои серые глаза, – в благодарность…

Как-то сама собой после этих слов спала и неловкость положения, и стеснительность, что он пришел пустой и незваный, и скованность общения, когда все слова кажутя неуместными  и першат в горле сухим удушливым кашлем. Всем стало тепло и  уютно. Светик взобрался Анатолию на колени и прислонил свою голову к его груди. Он не помнил, чтобы когда-нибудь так сидел с отцом. И теперь этот почти не знакомый ему мужчина представлялся его детскому уму отцом, которого он любит и который любит его. Отцом, между которым  и им есть незримая прочная связь. И эта связь будет между ними неразрывна даже потом, когда одного из них не станет.

Никогда Светику не было так хорошо, как сейчас. Даже мать, сидящая рядом, не вызывала в нем таких ответных чувств, как Анатолий.

Таньку передернуло. Впервые за много лет почувствовала она, как далеко от нее первенец, и не она занимает в его сердце главное место, по праву принадлежащее ей. Ей было горько, обидно и  стыдно. И теперь, когда ее, словно слепую, случай ткнул носом в собственные ошибки, когда она занималась больше собой, чем старшим сыном, она не знала, как повернуть его на себя и стать ему незаменимой, самой любимой и самой необходимой в жизни.

– Анатолий, – тихо, но чтобы его слова слышала мать, вдруг спросил Светик, – ты не хочешь быть моим папой?  – Он вскинул глаза на Анатолия и застыл в ожидании его ответа.

Анатолия обдало горячим жаром, как будто вся кровь забурлила в нем кипятком и бросилась к голове. Он сдавленно кашлянул и украдкой глянул на Таньку. Танька сидела окаменевшая и держала в руке чашку с чаем. Из ее серых глаз крупным горохом текли молчаливые слезы, и вся она сейчас была похожа на большую побитую собаку, которой некуда спрятаться от хлещущих ее побоев.

– Ну, ты, братан,  даешь! – Прохрипел Анатолий и почувтвовал, как спазм давит его горло. – Чего это тебе взбрело в голову? Вон, смотри, и мамка обиделась! – Анатолий мельком взглянул на плачущую Таньку. – И какой я тебе папка?…

– Не хочешь, – надулся Светик. – Я так и знал, что ты не захочешь…  И на мамке жениться не захочешь… – Он соскользнул с колен Анатолия.

– Ну ты даешь! – Уже растерянно произнес Анатолий, испытывая пронзительное чувство неловкости перед Татьяной.

– Перестань молоть чепуху! – Крикнула Танька Светику и ударила его по голове. – Паршивец!

Светик не заплакал. Он только набычился и замолчал. Белые вихры на его голове встали от удара дыбом, и голова   стала похожа на маленькую растрепанную копешку сена, которую разметал шаловливый ветер.

Танька зажала рот рукой и выскочила в соседнюю комнату, где спал Кешка.

– Я ей мешаю, – проговорил Светик и вновь серьезно  испытующе посмотрел на Анатолия. – Еще Кешка у нее есть. Он тоже мешает… – Светик замолчал, как будто раздумывал, сказать ли Анатолию то, что он и хотел,  и боялся ему открыть. – Она замуж хочет, – наконец выпалил он одним духом. – а мы мешаем…

– Это кто же тебе сказал? – Сурово произнес Анатолий, потрясенный словами мальчишки. – Откуда глупость у тебя такая взялась?..

– Ниоткуда. Я сам, я знаю, – нисколько не смущаясь, ответил Светик.– Она же молодая, здоровая… Она перед зеркалом встанет, когда никто не видит, вздыхает…