Руда. Искушение. Скрижали о Четырех

«Суть Вещей». География Кару. Глава о Пак-Йолли (Пак-Йоллин)

3. Вниз по реке

Пустельга прилетела под утро.

Она села на высокий камень и принялась настукивать клювом, передавая секретный код. А может, просто от скуки шумела.

Викард пустельге обрадовался, прихватил мешок, пахнущий раками.

Птица глянула с человечьим прищуром, вскрикнула, тонко, остро, словно меч воткнула под рёбра.

– Не тронь сокола! – приказал Эрей, знаком останавливая прочих мразей.

В мирный рассветный час всё были давно на ногах, собирали лагерь, варили кашу, тащили хворост из леса. Лишь Белый Бабник сопел под ёлкой, так сладко и беззащитно, что никто не решался его потревожить.

– Перенервничал, Светлый, – умилялся Ван-Свитт тоном любящей деревенской бабуси, заглянувшей в каморку к внучку. – Каша дойдёт, тогда и разбудим!

– Светлые любят романтику! – авторитетно заверил Тверк Тополь. – Лови пустельгу, Берсерк, кинем в кашу, пока Бабник не видит. А уж потом я устрою побудку по ритуалам Света!

– Мрази, оставьте птицу в покое, – повысил голос Эрей.

Тверк вздохнул и выдал неприличный жест. То ли магу, то ли пёстрому соколу, в перьях утаившему отблеск рассвета. То ли улыбчивому Викарду, смотрящему с хитрым прищуром. Инь-чианин покивал с пониманием. Спорить с магом Камней лишь вначале забавно. Потом проще поспорить с деревом. Или с каменной кладкой. Едино больше эмоций в ответ!

Пустельга отстучала по камню марш, точно звала на построение. Повернула голову направо, налево, взмахнула крыльями и улетела, громким клёкотом приветствуя солнце, снявшее пояс Ясаны. От клёкота Бабник проснулся и протяжно, с надрывом зевнул. Он явно собирался укрыться плащом и вернуться в уютный сон, где не было Тени, опасности, а только Свет и покой.

Тверк Тополь среагировал, как истый мразь. Он метнулся к ёлке, укрывшей Бабника, и влез по стволу к макушке. Викард разгадал коварный манёвр, но мешать не стал, поленился. Лишь с улыбкой смотрел, как наглый древоид, уцепившись за самую маковку, стал раскачивать пушистую ель, росную и блестящую, точно ветви в серебро окунули и присыпали самоцветами.

Бабник издал пронзительный вой, которому и волколак позавидует, вылетел из-под ёлки, путаясь в длинном плаще, и угодил прямиком в костёр. Опрокинул котелок с горячей водой, выбил из рук Дарителя щит с любовно начищенной рыбой, который тот пёр от реки.

Наслаждение, а не утро! Со Светом в лесу одна потеха!

Викард встал на пути шалого Бабника, норовящего сигануть с обрыва. Истерро заполошно дышал, с перепугу пытался мажить, тщетно вырываясь из рук инь-чианина.

Под истерический хохот Тверка Даждьбор, поднявшийся в лагерь за Гонтом, поскользнулся на рассыпанной рыбе и въехал всем телом в валун, с которого слетел розовый сокол. Приложился о камень больной рукой и выматерил всю светотень. Викард аж причмокнул от зависти, смакуя обороты задиристой Викки. Очень любил чудные сравнения. И уважал драматизм.

Тверк Тополь ржал наверху, как подорванный, аж шорох стоял по ельнику. Стейси прикинул направление, сплюнул и метнул в весельчака крупной шишкой. Викард послушал, как бранится древоид, и огорчённо вздохнул. Куда там ю-чиньской крови, даже нечеловеческой, до благородного мата истых сынов Инь-Чианя. Разучился ругаться просвещённый Ю-Чинь!

– Пошутил? – упёр руки в боки Ван-Свитт. – Слезай с ёлки, пока на дрова не спилили! И марш к реке на рыбалку!

– Что это было? – спросил Истерро, справившись с мелкой дрожью.

– Романтика, – пояснил Эрей, перешагивая через Даждьбора. – Божья роса, птички небесные.

– Умывание, ученик! – крикнул с ёлки неугомонный Тополь. – И пробежка для бодрости духа!

Стейси снова нагнулся за шишкой. Швырялся мразь метко, безжалостно, целил в глаз, точно белке, чтоб шкуру не портить.

– Я его сам стряхну! – пригрозил Даждьбор, выползая из-под плаща Эрея. – Ну-ка, Стейси, подвинься.

Интересное творилось на поляне, забавное. Но Викард не смотрел, не глумился. Потому как куда любопытнее стало следить за братко.

Эрей постоял у валуна, что-то поднял с шершавой спины, в пальцах покрутил и припрятал в мешочек. Что ему птичка небесная в клювике притащила? Ой, чудно, ой, забавнее мокрого Бабника. Вон и Даритель скосил глаза, и Альбин отвлёкся на руки мага.

А с братко спрос невелик. Ну, укрыл что-то в мажьем мешке, может, перо нашёл для коллекции! Рискнёшь посмотреть? Или спросить? Все смолчали и сделали вид, будто ничего не случилось. И Викард смолчал, ну а что? Им долго брести вдоль Алера, успеет выпытать у молчуна.

– Побратим, ты бы Бабника отпустил, – повернулся Эрей, подмигнул, – пусть немного обсохнет, согреется.

Инь-чианин опомнился, разжал руки, выпустил на волю монаха.

– Извиняй, – пробасил. – Задумался. Больше не повторится.

– Не сомневаюсь, – проворчал Истерро. – Думать мрази не любят!

Чуть погодя Тверка сняли с дерева и долго с азартом гоняли, разминаясь перед дальней дорогой. Свежую рыбу ловить не стали, соблазнившись наваристой пшёнкой, которую приготовил Викард. Знал инь-чианин толк в сытной каше, умел подсолить-подсластить, овощей добавить, лучку золотистого, маслом топлённым приправить. Только ложки скребли по мискам, даже Бабник перестал кривиться.

Умилительная картина!

Эрей сам подобрался к брату и показал находку.

Камушек. С виду простой и мёртвый, но вприглядку ой любопытный! Инь-чианин не удержался, присвистнул. Маг тотчас вернул добычу в мешочек, к прочим мажьим камням.

Смолчал, да и Викард замкнулся, задумавшись о розовом соколе.

Непростой подарок притащила птица, со следами глины и извести, и ровным сколом с одной стороны. Кто-то камень шлифовал, обрабатывал, кто-то складывал стену, скреплял раствором.

– Я почуял кремний и кровь.

Это Эрей подал голос, так тихо, что Викард еле расслышал.

– Тень над камнем, я её вижу. Много волшбы течёт сквозь пальцы.

– Новая загадка, братко?

Эрей отрицательно мотнул головой, точно отгонял комара. Нет для него загадок. Он спросил и получил ответ. И теперь пойдёт в Тёмную крепость, возведённую магами в Пустотных горах, сам отправится на заклание.

– По-иному не получается, брат?

– Святогор, ты ведь помнишь, что обещал?

Вот и всё, о чём с ним разговаривать? Глупо спорить с магом Камней. Даже если просит душа, даже если зудят кулаки.

Сколько отмеряно мирной жизни? Привычной, с драками, с охотой на нечисть? С попойками у костра?

Викард прислушался и хмыкнул в кулак: мрази больше не цапались, не шумели, что грачи на рассвете. Складывали на спину целькона нехитрые пожитки и провиант. Проверяли оружие, хмурили брови.

Разудалый поход завершился, началась работа мразёвская.

Алер впитывал ручьи и речушки, набирал силу, журчал и звенел, точно посеребрённый клинок.