Одна из шестнадцати

– Ты про планету не слышал, что ли?! Да ты хоть понимаешь…

– А ты скажи-ка, как она называется? – прищурился Казах.

– Так… Он же сказал… – Шлепенков потер подбородок. – Не сказал.

– Вот-вот! У меня прораб такой. Спросишь, мол, когда зарплата? А он наплетет про формы жизни с три короба… Они наверно родственники. Даже мордой похожи. – Талгат накинул куртку на плечо, укладываясь спать, бросил через плечо, – Ты, Сергей Сергеевич, вроде образованный, все знаешь, а натуральной жизни и не нюхал еще.

Корабль летел. Шло время.

Сергей и Талгат стали своими на корабле, практически частью команды. Теперь им разрешалось разгуливать где хочется, трогать и глазеть, что хочется, даже заглядывать в залы других «гостей», но только издали. Чтобы хоть чем-то занять себя, и не сойти с ума, они выполняли разные поручения Кон Ги и человека-ящера. Правильно произнести его имя на человеческом языке не представлялось возможным, поэтому Талгат звал его просто Саня. Сергей Сергеевич нашел себе занятие по душе: растения, что оплетали корабль изнутри, несли понятную функцию кислородообогащения, как оказалось, им не требовался грунт, все необходимое для синтеза они брали из воздуха и из смеси, которой обрызгивал их Саня. Шлепенков охая и ахая, ползал по кораблю взад и вперед, нюхал стебли, пробовал на вкус, растирал в пюре листья вьюна. Каково же было его удивление, когда он обнаружил тончайшие ветви металлической сетки внутри некоторых растений.

– Можно ли было предполагать, что я найду подтверждение своих догадок именно сейчас!? В тело растения вживлена микросеть компьютера, и благодаря этому можно контролировать его деятельность! Я гений! Нет, они гении! – прыгал Шлепенков. – Я создавал проект подобного организма еще в прошлом году, и вот теперь я держу его в руках! Газ, испускаемый зеленой массой вьюнов, перерабатывают водоросли, что живут в этих настенных трубках, и пускают в ионный двигатель. Ты понимаешь, насколько это важно?! Это шедеврально!

Если Сергей Сергеевич с каждым днем становился все активней, Талгат, напротив, будто угасал понемногу с каждым днем.

– А я вот не вижу ничего радостного. Знаешь, Сергей, сколько бы я себя не убеждал, что все это супер, у меня счастья в штанах не прибавляется. А знаешь почему? Мы летим очень долго, и еще столько же будем лететь назад. У меня нет никакого образования, но даже я понимаю, когда мы вернемся, меня уже никто не будет ждать. Сын отвернется от меня, жена будет пилить пуще прежнего, а с работы меня уже давно уволили. Самое обидное, что никто не знает, что я этого не хотел.

Талгат отвернулся.

– Я бы посмотрел на это иначе, – в задумчивости отвечал Сергей, – нас увезли у всех на виду, генерал, который сопровождал меня, всю жизнь посвятил космосу, стольких парней подготовил… Да и много ли нашего брата? Тех, что летали так далеко, кроме нас двоих, никого! Нас не оставят в покое до конца дней. Ты будешь занят, уверяю тебя. Мы будем ценным лотом на ярмарке вакансий! А вот на счет жены и сына… Ты, я полагаю не в курсе устройства пространства-времени.

– А это что за шайтан?

– Талгат, послушай, только держи себя в руках. Талгат, когда мы вернемся, наши родные будут в преклонных годах, скорее всего. По моим подсчетам мы болтаемся в космосе несколько месяцев, но это в космосе, на световых скоростях, а на Земле наверно наши внуки нянчат своих внуков. Время здесь течет иначе. На практике, конечно, этого никто пока проверить не мог. Мы будем первыми.

Ответом Шлепенкову было серое перекошенное лицо казаха.

Долгое время Талгат ни с кем не разговаривал, целыми днями сидел один, пялясь в стену, в беседах не участвовал, плохо ел. Однажды Сергей заметил, что его друг стал покидать камеру каждые два часа; куда он ходил и чем занимался, Сергей выяснять не стал, он тихо радовался, что Талгат, наконец-то, ожил. К тому же молчаливый Ящер Саня приглядывал за ним иногда.

Однажды корабль остановился. Это стало ясно по тому, что все корабельные шумы вдруг затихли, и воцарилась небывалая тишина, можно было услышать, как течет кровь по венам.

Вместо обеда началась суета в коридорах, вместо блюд с плодами Саня переносил из зала в зал металлические детали.

– Надо вытащить пассажиров на палубу, скорее идите к выходу! – Кон Ги был явно возбужден. – Нет! Земляне, помогайте! Выйти все успеем.

Впервые за долгое путешествие им было дозволено перешагнуть оградительные огни камер пассажиров и пройти к их хранилищам. В первой комнате стоял ледяной зеленый куб высотой метра три, он стоял на такой же летательной платформе, на какой их забирали с набережной. Саня нажал несколько кнопок на панели в стене, платформа вздрогнула и поплыла за ним. Пока Саня размещал замороженного в трюме, Талгат и Сергей с недоумением осматривали вторую камеру: внутри большой продолговатой колбы летал светлячок.

– Я теряюсь в догадках. – промычал Сергей Сергеевич.

– А уж я-то! – подхватил его Талгат.

Саня бесшумно приблизился к их спинам, страшный частокол его зубов оголился. Непонятно, что могло бы произойти, если бы с криком и руганью в комнату не ворвался Кон Ги.

– А этого очень осторожно выносите. Если разобьется барьер, мне придется лететь за новыми землянами. Осторожно!

Сергей и Талгат нервно сглотнули.

Третью комнату Кон Ги освободил сам, в последнем аквариуме, где в кислоте плавала антропоморфная игуана, вместо жидкости оказался густой сероватый гель. Саня не приближаясь к контейнеру, осмотрел место трещины, моргая тремя кожистыми веками рыбьих стеклянных глаз.

Толгат тронул Шлепенкова за плечо, тот обернулся. Из-за прозрачного овального окна в коридор им светил оранжевый бок огромной планеты. От вида черного космоса воздух будто стал прохладней и свежее.

– Это она? – обомлел Сергей.

– Она. – Кон Ги носился по капитанскому мостику, шурша своим голубым покрывалом. – На месте, как и всегда. Ох, вот! Нашел! Шевели конечностями, котлетка, у нас много дел!

Планета была немного больше Земли, над ее поверхностью кольцами кружили желтые, словно песчаные, плотные облака, вокруг нее вращались четыре небольших спутника желтого, розового и коричневого цветов. Далеко от границы с атмосферой располагался пограничный досмотр, на котором должны были присутствовать все пассажиры и вся команда корабля. Ящер Саня накинул золотой блестящий чешуйчатый жилет, встал на площадку у главных ворот, отряхнул ледяные колбы с пассажирами, Кон Ги вышел из каюты в серебряной мерцающей шапочке на макушке. Талгат небрежно накинул потертую куртку на плечи.

– Дрес-код, однако. – Мычал Сергей Сергеевич, поглаживая отросшие усы и бороду.

Корабль на автопилоте проследовал в жерло трубы, его немного тряхнуло. Вскоре ворота распахнулись. Внутрь вошли существа очень схожие по внешности на человека-ящера, те же лапы и хвосты, у патруля не было лишь шипованной спины и мелкие зубы из челюсти смотрели не так кровожадно. Они брезгливо окинули взглядом землян, приняли документы от Кон Ги, перекинувшись на местном бурлящем диалекте парой слов, Саня послушно подставил морду, и досмотрщики шумно обнюхали ее, словно страстные любовники.

Вдруг затеялся спор.

– Что их не устраивает? – спросил Талгат.

– Они не довольны тем, что пассажиры заморожены, – бубнил Кон Ги. – Сами-то они не представляют, каково это вести эмпирианцев в живом виде. Я бы тогда с планеты взлететь не успел, они бы весь корабль исслюнявили.

Досмотрщик вернул Сане документы.

– То есть, как не пропускаете?! Я везу их на Совет Шестнадцати! Он не состоится без этих, как их… Персон! Хорошо, хорошо! Я сейчас же разморожу их! Без подобающей подготовки они сожрут половину вашего персонала и корабль мне разнесут! А кто будет его восстанавливать? Не вы ли?

– Таможенный досмотр – проктология вселенского размаха. – Скривился Талгат.

В тепловой камере колбы стояли не меньше пяти часов, это время команда сидела в капитанской рубке. Точнее сказать находилась, так как сидеть можно было лишь на полу – капитану не нужны были стулья, а Саня просто оперся на свой хвост.

Талгат заметно нервничал.

– Ты чего ногами дробь отбиваешь? Озноб? – спросил Шлепенков Талгата.

– Ага, – бросил тот.

– А ну, выкладывай, пока поздно не стало.

Сергей наклонился к уху друга, и тот неохотно сказал:

– У меня на трубах тепловой камеры трава сушится.

– Какая трава?

– Такая. Трава.

Шлепенков не верил ушам.

– Все это время, целых полгода, ты сушил траву? Что ты с ней делал?

– Курил, – по-детски пожал плечами Талгат. – Что же с ней еще делать? Гербарий собирать?

– Где ты бумагу брал? Во что закручивал? – лицо космонавта побагровело.