Одна из шестнадцати

– Что это было? – шептал Талгат, заглядывая в проход, где исчез ящер.

– Это мой помощник, он работает тут. И, кстати, вам не стоит реагировать так на окружающих жителей, выпученные глаза и раскрытый рот повсюду обозначает то же самое, что и на вашей планете. Это нервирует. Что касается вашего присутствия здесь, – Кон Ги немного замялся, – это и сложно, и просто одновременно.

– Вы же можете сказать, куда мы летим так? Так чего медлим-то, э? – всплеснул Талгат руками.

– Мы направляемся на Совет Шестнадцати. На далекой планете будут собраны представители разных рас, их, как вы понимаете, шестнадцать. Будут решать важный вопрос об альянсе.

– Мы будем решать что-то? Как это возможно?! Мы никогда ни с кем не сталкивались!.. – Сергей Сергеевич соскочил из-за стола.

– От вас нужно только присутствие. – Каменные щеки Кон Ги будто бы улыбнулись.

– О, понятно. Формальное присутствие. – Шлепенков кивнул.

– Да, что тебе понятно!? Мне вот ничего не понятно! Понятно ему! Я вот, например, не хочу участвовать ни в одном сборище, у нас же виз нет, так? Вдруг нас и не пустят?

– Вы возбуждены. Съешьте это. Успокаивает. А мне нужно заняться другими делами. Вы у меня не единственные.

– Вы про того великана в черном? Он тоже ваш пассажир?

– Нет, хо-хо, что вы! Это робот. Вылазка на планеты в мои обязанности не входит, это слишком хлопотно, всех представителей привозит эта машина. Я пытался придать ему празднично-помпезный вид, чтобы не напугать землян. Здорово получилось, правда?

Кон Ги удалился.

Иллюминаторов в стенах не нашлось, да они и не помогли бы – за стенами корабля на парсеки вокруг не было ни одной планеты, и звезды были недосягаемы. Заключенные оказались предоставлены сами себе, капитан корабля Кон Ги не выказывал почтения, и уж конечно не позаботился о досуге пассажиров. В самый короткий срок хозяева вдруг превратились в гостей, теперь их можно было называть пришельцами.

Полет их продолжался.

Шлепенков пытался засекать время на своих наручных часах, сначала это помогало, пока он не заметил, что в разное время часы идут с разной скоростью, то секундная стрелка наматывала круги, как бешеная, но вот она уже ползет медленней улитки, а потом снова тикает, как подобает. Можно решить, что часы сломались, однако его догадку подтвердил каменный капитан. Можно было утверждать одно – на корабле они находились больше недели. Космонавт фотографировал отведенный им зал во всех подробностях, делал письменные заметки, пока не сели батареи их телефонов. Талгат пел заунывные казахские песни, немного танцевал, когда же все развлечения иссякли, он решил пройтись по кораблю, хотя Кон Ги настойчиво просил этого не делать.

– Ты где был? Целый день тебя не было! – ругался Сергей Сергеевич.

Талгат пожал плечами, виновато прищурился, сел на скамейку, прикрывшись курткой.

– А ну говори, чего натворил?!

Они склонились над стеклянным столом, как дети в летнем лагере, космонавт приготовился слушать, как вдруг в зал влетел Кон Ги.

– Я не потерплю такого на своем корабле! Это бесстыдство! Если бы не моя миссия, я бы никогда по доброй воле не полетел бы даже в сторону вашей тухлой планетки!

– Что случилось? – Шлепенков прикрыл съежившегося Талгата плечом.

– Я же просил вас не покидать вашу территорию! Неужели это так трудно? Стоило только мне…

– Уважаемый Кон Ги, прошу вас, успокойтесь. Могу я сам поговорить с моим спутником? Уверен, я-то смогу повлиять на него.

– Будьте так добры! – Кон Ги удалился, сыпя инопланетными ругательствами.

– Ну! – Шлепенков был зол.

– Чего «ну»? Иду по коридору, смотрю комната пустая. Зашел. Смотрю валун стоит у стены. Вокруг тихо. Тут вода такая, знаешь же, привкус странный…

– Что натворил?

– В туалет приспичило… У нас вон тоже не туалет, а каменное ущелье какое-то в стене! Мне все кажется, что сейчас оттуда кто-то выскочит. Так вот… смотрю там стоит писсуар. Каменный. Форма точь-в-точь…

– Ты на него…

– Помочился. – Талгат схватился за голову и тихо смеялся.

По прошествии еще недель трех Талгат, наконец, заслужил одобряющего тона Кон Ги. Его изменчивая натура то впадала в гнев от одного только вида землян, то заводила жалобные часовые монологи на пороге комнаты. Иногда перед отходом ко сну сопровождающий присоединялся к вечерним разговорам в зале землян.

– …там у одного трещина в резервуаре, так я ее устал чинить. А там, знаете ли, не вода. Кислота, мда. Мхатабельштувата к таким подпускать нельзя, он, как и вы, органика. Проку от вас мало в таких делах, конечно.

– Кон Ги, вы о человеке-ящере? – Сергей Сергеевич доедал порцию красных плодов.

– О нем, о нем.

– А в резервуаре-то, кто? – спросил Талгат.

– Оооо, – протянул Кон Ги, – я не могу вам сказать об этом! Хотя, вы же все равно столкнетесь с ним на совете…

Оказалось, что на корабле находятся еще пассажиры, но из-за особенностей их природы одни находились в изоляторах, другие в аквариумах, третьи тел почти не имели.

– У нас есть теории о кремневой форме жизни, ее даже пытались получить в лабораторных условиях, но, увы, мы еще не доросли до этого. Наши знания так ничтожны, если смотреть на это в масштабах вселенной. – грустно вздыхал Сергей.

– Я знаю обо всем этом, гость, – в голосе капитана чувствовалась ностальгия. – Я прожил на вашей планете некоторое время, не очень долго по вашим меркам. Наш народ живет значительно дольше, раз в триста. Сами понимаете, мне спрятаться у вас проблем не составляет – лег на обочину и все. Мне выпала честь быть учеником одного замечательного профессора, меня послали вместе с отрядом таких же неокрепших камней, как я. Совсем не многие желали налаживать контакт, все больше чурались нас. Вы, должен сказать, то есть ваша планета, совершенно не гостеприимны. Вы вот обрадовались бы каменной многоножке у себя в огороде?

– Даже не передать, как я счастлив, видеть такое! – подскочил Шлепенков. – Для меня, как для биолога, это, пожалуй, сравнимо с постижением смысла жизни! Или как-то так.

– Ох, что вы. Я рад иметь причастность к вашему озарению, но я это всего лишь я.

– Моя родная планета похожа на звезду, она расплавлена, но звездой не является. Мои земляки выходят из ее лона и живут на поверхности, но могут и вернуться обратно, стать частью планеты снова, чтобы позже родиться еще раз. – Кон Ги водил двумя парами толстых каменных рук из стороны в сторону, как оперная дива, голос его убаюкивал. – Мы живем очень долго, за это время мы успеваем пожить на всех обитаемых планетах, много знаем, много умеем. Поэтому очень часто в экспедиции снаряжают именно нас. Мы незаменимы.

– Кто снаряжает? – напрягся Шлепенков.

–Совет, конечно… Ох и засиделся я у вас, пора проверять трещину.

Кон Ги ушуршал по своим делам, оставив Шлепенкова с глупейшей улыбкой на лице, чего нельзя было сказать о Талгате.

– **аный булыжник, только зубы заговаривает. – фыркал Талгат.

– Чего бухтишь? Вы, кажется, поладили.

– Он тебе на уши сел, а ты и обоссался от радости.

– Никто тут не ссытся! – возмутился Сергей, напуская на себя самый серьезный вид.

– Он все говорил и говорил, кажется, что по делу. А ты скажи, что ты узнал из его разговора? – Талгат встряхнул свою кожаную потрёпанную куртку.