Плюш и Ко

Повисло тяжелое молчание.

– Так ты занялась рукоделием? – Глен решил перевести разговор в другое русло.

– Пробую всего понемножку. – Кивнула Зум-Зум. – Иногда накатывает странная потребность сделать что-то руками, ничего не могу с собой поделать, и тогда я сажусь за швейную машину, например. Когда заканчиваю, так легко становится. Наверно я нашла для себя способ снимать стресс.

– У меня с мылом такая же история! – всплеснула руками Сидни. – Бац! Посреди урока или дома резко возьми…

– Ага, это все чудесно, конечно. Только на долго ли это? – оборвала Пэт, глядя в пол. – Назови хоть что-то, что ты довела до конца, Зум-Зум. Ты уже забыла свои танцы? А бассейн? Что уж там, банальную коллекцию стекляшек ты осилить не смогла.

Количество яда, сочившееся из слов Пэт хватило бы на год для всей фармацевтики мира, однако, он не оказал ожидаемого эффекта. Даже сама Зум-Зум удивилась своему спокойствию, чего нельзя было сказать о Глене. Вероятно, он испытывал стыд за свою девушку, отчего его лицо сначала залилось краской, потом позеленело, а его зад отчаянно ерзал по полу, будто его кусали муравьи.

– Начнем с того, что кружки я бросала не по своей воле, а потому что родители не в состоянии были платить за них. А что касается коллекции стекляшек, так она еще жива, я ее не забросила. Коллекционирование, знаешь ли, сроков не имеет.

– Что за стекляшки? Покажешь? – спросила Сид.

– Конечно. Пойдем в комнату.

Зум-Зум пошла к себе, следом за ней поскакала Сидни. Глен поднялся медленно, словно был прикован тяжелыми цепями к полу. Он подошел к Патриции, навис над ней, как грозовой шторм, его лицо потемнело, он схватил ее за плечо и встряхнул.

– Эй, больно! – шипела она.

– Если ты не прекратишь это, у нас с тобой будет очень неприятный разговор. – его глаза сверкали, он точно не шутил.

В комнате Зум-Зум достала из-под кровати большую картонную коробку, накрытую тканью. Она приготовилась сдернуть тряпицу, но замерла:

– Есть такая поговорка, что о вкусах спорят. Кому-то нравится пришпиливать насекомышей иголками к картону, кто-то коллекционирует банки от пива. Моя коллекция скорее всего покажется вам странной, но она мне очень нравится. Здесь собрано чуть больше сотни пустых флаконов от духов и туалетной воды.

Зум-Зум стянула ткань с коробки. Внутри россыпью лежали стеклянные флаконы, бутыльки и баночки всевозможных форм. Сидни взяла в руку увесистый стеклянный куб, поднесла к лицу. Глен выхватил из коробки три почти одинаковых пузырька, оказалось, что они крепились друг к другу тонкой цепочкой. Пэт воздержалась от участия, не потому что уже давно была знакома с этой коробкой, а в поучение Глену, которому необходимо было показать, как ее все это не устраивает.

Зум-Зум вытаскивала из коробки очередной предмет и комментировала.

– Этот из Франции, он ничем не примечателен, мне просто нравится его форма – напоминает женскую грудь. А этот из Болгарии, достался от бабушки. Она там была проездом. А вот этот мне привезла тетя из Бразилии. Он дешевый, однако самый географически далекий.

– Если я буду жить сто лет, то даже тогда не использую столько духов! – удивилась Сидни.

– Ты не поняла. Мне не нужны духи. Я собираю только флаконы.

– Вот-вот. – бросила из коридора Пэт. – Людям надо же куда-то мусор девать…

Глен сделал вид, что его девушка ничего не говорила, он пристально посмотрел на Патрицию и мягко спросил:

– Полин, а у тебя есть любимый флакон? Может быть какой-то особенный.

– Есть конечно. Вот он. – Она вынула из угла коробки баночку и протянула Глену.

Это оказался маленький круглый пузырек из желтого стекла, его горлышко было закупорено простой пробкой, такой, какой закрывают винные бутылки, но сама емкость была оплетена цветами из медной проволоки, розовых русин и витражных вставок.

– Какая занятная штучка. Красивый. Где ты его нашла? – Вздохнула Сид.

– Ты не поверишь – на барахолке у нашего рынка. Я считаю его сердцем коллекции. Я уверена, что это чья-то самоделка, магазины не выпускают такое. Мне приятно представлять, что это древний артефакт, который переходил из рук в руки сотни лет, пока, наконец, не оказался у меня. Пусть он беспородный, за то самый любимый.

Зум-Зум посмотрела на Глена не специально, мимолетом, но этого хватило, чтобы бомба Патриции взорвалась.

Глава 26

– Да что вы, первоклассники, что ли!? Сидят и разглядывают бутылочки! Заняться им будто бы нечем. Я не хочу так проводить свои последние дни каникул. – Патриция вышла в прихожую, демонстративно натянула пальто и сапоги, продолжала бубнить про себя ругательства, когда Сид попыталась ее вернуть.

– Я ничего не хочу слушать. Глен, ты идёшь или нет?

Патриция топнула ногой и надула свои пухлые губы, ее брови настолько сблизились на переносице, что могли бы удержать карандаш.

– Ну, что ты в самом деле… – Глен не смог подобрать больше слов. Нельзя сказать, что он не ожидал такого поведения Патриции, ведь она вела себя очень типично, но надеялся, что всё будет гораздо мягче. Он склонил голову и постучал кулаками себе по вискам.

– Ты, как хочешь, а я пошла. – Дверь за Патрицией громко захлопнулась.

– Извините, девчонки, кажется, мне пора идти. – Глен поплелся одеваться.

– Да-да, тебе пора, если тебя не отшлепает Патриция, то это сделает твоя мать. – засмеялась Сидни.

– Знаешь, Сид, ты иногда бываешь очень злобной ведьмой. – Его кулак протянулся из коридора и потрясся в воздухе. – Ты знаешь о моих сложностях с родителями, и наступаешь специально на эту мозоль.

Всё это время Зум-Зум сидела тихо, не вымолвив ни слова, она зря надеялась, что Глен махнет на Патрицию рукой, пошлет ее на все четыре стороны и останется с ними заканчивать этот день. Вместо обгаженной куртки Глен надел предложенный Сидни тонкий джемпер, который тут же невообразимо растянулся в плечах. Глен собирался долго, словно ребёнок, который не хочет идти в детский сад.

Зум-Зум дождалась пока дверь захлопнулась и тяжело вздохнула.

– Ты чего, Зум-Зум, правда не знала, что так будет? Он уходит всегда. Всегда! Ты, наверное, всё время спрашиваешь себя, почему же я веду так, как будто бы между нами с Гленом ничего не было? Ответ прост – я не питаю иллюзий. А ты, вероятно, всё ещё надеешься.

– Тут и добавить нечего. – сказала Зум-Зум. – А что у вас было?

– Ладно я, пожалуй, тоже пойду. – Словно избегая вопроса, соскочила Сидни. – Время позднее, домой топать далеко, а если поспешу, возможно, подвернется забулдыга какой. А может не все хулиганы еще успели спрятаться от меня.

Полин закрыла дверь за последним своим гостем. Проникающее чувство легкой обиды прицепилось к ней, словно пиявка. В те минуты на катке, когда она чувствовала себя королевой, чувствовала себя привлекательной, она ждала от Глена простого: «хорошо выглядишь!» или «тебе идет». А он, как дурак, пялился то на елку, то в лед. Нелепо все это – вложить в человека столько стараний и не похвалить… В тяжёлых раздумьях она двинулась на кухню прибирать за гостями чашки. На глаза попалась шкатулка, сделанная из бусин, что так понравилась Сид. Безделица не ассоциировались ни с какой памятной датой, Зум-Зум сделала ее от безделья еще в прошлом году, поэтому решила, что при следующей встрече подарит ее Сид.

«Я не питаю надежды» – снова слышались слова подруги. В который раз это происходит? будто бы голос Сидни взял на себя обязанности прокурора, он всплывал всякий раз, когда Зум-Зум блуждала в лабиринтах раздумий. Как ни странно, этот прокурор требовал прислушаться к нему, и Зум-Зум следовало бы сделать это, чтобы потом внутренний ее судья выносил приговор помягче.

– Уж и помечтать нельзя? – протянула Зум-Зум, расстегивая на себе тугие джинсы.

В дверь постучали.

– Вернулись, гулены? Сколько можно по гостям шататься?! – Полин была уверенна, что вернулись ее родители. Она открыла дверь и остолбенела, потому как перед ней стоял Глен.

Запыхавшийся и румяный, он пожал плечами и прошел без приглашения. Он сделал Шаг вперёд, бросил свернутую куртку под ноги, резко притянул к себе Зум-Зум и крепко её обнял. От него пахло морозом.

– Что… что… что? что ты творишь, Глен? – Зум-Зум пыталась освободиться от него, но он так крепко её держал, что все попытки были тщетны.

– Ах, подожди, я задыхаюсь! Глен, остановись на секунду. – умоляла Полин.

– Ты сегодня такая красивая! Глаза от тебя не могу отвести. Смотрел и не верил, что ты… это ты. – говорил Глен, его холодная кожа приятно касалась её щёк, а руки гладили волосы.