Змей и Цветок

Первая супруга Текуантокатля носила имя Чимальма, что означает Дарящая Щит. Она беспрекословно выполняла все требования мужа за исключением одного – она так и не родила ему наследника. По этой причине супруг относился к ней с прохладцей, чаще предпочитал рабынь, а теперь и вовсе взял вторую жену. Тем не менее, поместье, в котором проживало семейство, не было лишено звонких детских голосов – рабыни и наложницы щедро одаривали повелителя отпрысками.

– И, надеюсь ты помнишь, самая важная твоя задача – рождение наследника. – занудно напоминала сваха.

– У господина Текуантокатля наследников предостаточно – Майя стиснула зубы, чтобы не нагрубить сварливой ведьме. Кровожадностью дочь вождя не отличалась, но прямо сейчас больше всего на свете хотелось отправить этот вислый коршунячий нос к жрецам на теокалли.

– Все они рождены от рабынь, – талдычила наставница в очередной раз, – Господину нужен наследник благородных кровей. Увы, госпожа Чимальма не желает подарить господину великую радость, а потому ему остаётся надеяться на твоё благоразумие.

«Зная как Текуантокатль любит проводить вечера, я сомневаюсь в нежелании Чимальмы иметь детей. Дело в чём-то другом. Её тайна ведома одним лишь Богам».

Сам Текуантокатль был ещё достаточно молод и одарён крепким телосложением, но уже достиг того возраста, когда глаза украшала мелкая сеточка морщин, а в волосах встречались редкие нити серебряных волос. Его первая жена была несколько младше, но уже тоже достигла зрелой красоты. Появление второй супруги удручало и без того безрадостную Чимальму. Бывало, выглянув украдкой из своей комнаты, отвергнутая жена печально провожала мужа взглядом, когда тот направлялся в покои Майоаксочитль. Но знала ли Чимальма, как ненавидела Майя утро, насмешливо говорящее о неизбежном наступлении ночи? Едва ли.

«Душно. Как же мне душно! Словно здесь совсем нет воздуха» – Майе хотелось выть от бессилия – «Поместье огромно, но нет ни единого уголка, где я могла бы побыть наедине с собой. Всегда и везде меня сопровождает проклятая наставница, господствуют бесконечные правила и порядки, рабыни кланяются, но в их глазах истинного смирения нет. И одним лишь Богам ведомо, что на умах у ревнивых и мстительных наложниц. Раздери их всех Шиутекутли!»

– Я слышала, что жёнам благородных господ доступны некоторые науки? – вспомнив, вдруг оживилась дочь вождя.

– Это так. Но зачем тебе обучаться? – осененное космами седых волос лицо старухи вытянулось в изумлении, – Уверена, ты получила прекрасное образование в Сочимилько. Кроме того, госпожа, женщину украшают вовсе не знания.

– А что же? – Майя заранее знала ответ, но от вопроса не удержалась.

– Кротость, мягкость, покорность и умение угодить мужу, – наставница не разочаровала.

Мысль об обучении Майя с трепетом вынашивала до самого позднего вечера. Она лихорадочно прокручивала в голове возможный диалог с супругом и взволнованно ожидала его прихода. В этот момент мысль о неприятной близости отошла на второй план и уже не страшила так сильно. Лишь напоминала о необходимом долге и терпении. Однако от одного вида сурового молчаливого ацтекского командира у дочери вождя начинали трястись поджилки – так сильно он пугал её.

Поздним вечером, когда Текуантокатль в очередной раз посетил покои Майоаксочитль, дочь вождя осмелилась обратиться к нему:

– Муж мой, разрешено ли мне просить тебя? – дрожащими от волнения руками дочь вождя нервно комкала край туники.

– Спрашивай, – командир как будто и сам удивился её способности разговаривать.

Голос Майи предательски дрожал, но делать нечего, нужно хотя бы попытаться получить чуть больше свободы.

– В тот благословенный день, когда ты пожелал назвать меня своей женой, – хитро начала Майя издалека, – Поэт Айокан декламировал свою поэму о Чиуатеотль. В Сочимилько не было достойных поэтов, что могли бы стать моими учителями, но здесь в Теночтитлане я хотела бы обучаться этому великому искусству. Если, конечно, это не противоречит твоим правилам.

Текуантокатль удивлённо поднял брови:

– Ты хочешь учиться поэзии?

Так и не осмелившись поднять на супруга глаза, Майя коротко кивнула.

– Что ж, желание твоё благородно, – потирая подбородок одобрил Текуантокатль, – Супруга самого Несуалькойотля, бывшего тлатоани Тескоко и некогда великого поэта, преуспела в этом искусстве. Если сам Айокан возьмёт тебя в свои ученики, можешь начать обучение.

«Надеюсь, здесь мне поможет моё хвалёное высокое положение и Айокан не посмеет отказать супруге командующего армией императора» – почувствовав облегчение, подумала Майя.

– Благодарю тебя, господин, – поклонилась дочь вождя и со вздохом опустилась на циновку.

***

Каждая ацтекская девочка, достигнув возраста семи лет, обязательно проходила обучение в Доме Обычаев. Она изучала историю Мешико, Сочимилько и других земель, была подробно посвящена в рассказы о Богах и их деяниях, училась игре на музыкальных инструментах, искусству обрядового пения и танцев. Однако основной наукой для девочек была наука обычаев семейных. Наставницы рассказывали о главенстве мужа в доме, о долге, заботе о супруге, необходимости родить детей, а также кратко освящали будущие супружеские обязанности.

Майя получила хорошее образование у лучших учителей Сочимилько и её дальнейшая судьба была непременно связана с замужеством. Но как бы то ни было, ни вождь Эхекатль, ни его супруга всерьёз никогда не заводили беседу о браке. Узнав о грядущей свадьбе, касик Сочимилько отправил гонца с дарами, как того требовали традиции, но прекрасно понимал, что этот брак отнюдь не поспешное решение горячо влюблённого воина. Вождь был осведомлён о позоре своего старшего сына Тепилцина, потому вместе с дарами гонцу было приказано передать лично в руки Майоаксочитль небольшой свёрток хлопковой ткани. Развернув ткань, дочь вождя увидела спелые плоды ядовитого дерева манцинеллы.

«Родители отправили манцинеллу в знак того, что они примут любое моё решение. Пожелаю ли я остаться, сбежать, укрыться или захочу уйти из жизни – они поддержат меня» – поняла Майя. В этот момент тоска по родному дому, закупоренная чередой минувших событий, словно огромный назревший чирей, нарвала, запульсировала и вырвалась наружу.

– Госпожа, паланкин готов, – отрапортовала служанка, тем самым возвращая хозяйку из меланхолии.

«Ксоко!» – Майя взглянула на служанку, что всякий раз молчаливо сопровождала её, – «Ты всегда была рядом, преданно и безропотно выполняла свои обязанности. Вместе со мной ты прибыла в Теночтитлан, вместе со мной отправилась в поместье Текуантокатля. Я не слышала от тебя ни единой жалобы, не видела твоих слёз, не понимала твоей тоски. Ты безмолвной тенью следовала за мной, выполняя поручения и деля со мной тяготы. Могу ли я позволить себе пасть духом, когда рядом со мной живой пример силы и бесстрашия?»

– Ксоко? – дочь вождя неожиданно обратилась к служанке.

– Да, госпожа.

– Спасибо тебе.

– За что, госпожа?

– За то, что рядом. – Майя мягко улыбнулась соплеменнице, устраиваясь в паланкине.

Простые жители Теночтитлана, желающие обучаться поэзии, посещали Дом Песен, что находился в главном церемониальном центре столицы. Поэт Айокан обучал только благородных господ и его занятия проходили в закрытом саду императорского дворца. Тлатоани Монтесума велел построить в саду специальный павильон, окружённый зарослями жёлтой акации, что защищал учеников от зноя и дождя.

На занятия приходили ученики разных возрастов, мужчины и женщины, девушки и юноши и даже пожилые вельможи – все, кого увлекало это искусство. Среди учеников Майя заметила супругу принца Куаутемока гордую Течуишпо и юного принца Ашаякатля, младшего из отпрысков императора. На занятиях у Айокана не имели значения пол, возраст или статус ученика, а так же не принималось в расчёт, о чём повествует автор. Самое главное, чтобы стихотворение слагалось правильно, красиво, благозвучно и оставляло отпечаток в сердцах слушателей.

Любимые стихотворения запоминались, заучивались и передавались из уст в уста. Сам Айокан любил декламировать великого поэта Несуалькойотля, короткие обрывистые стихотворения Тотокиуацина и, конечно, поэмы собственного сочинения.

На первом занятии Майя выступала исключительно в роли слушателя. Слагать собственные стихи она ещё не умела, но с наслаждением впитывала красоту виртуозного переплетения слов. Стихотворения учителя и его лучших учеников сопровождались ритуальными барабанами и драматическими паузами, усиливая эмоциональную окраску, тогда как работы новичков зачитывались без музыкального сопровождения и после декламации выносились на всеобщее обсуждение. Майя начинала улавливать тонкую грань между простым и неумелым стихосложением и грамотным, совершенным, опытным слогом. И она поняла, почему Несуалькойотль был признан великим поэтом – он никогда не боролся со слогом, не пытался обуздать… Он подчинил его!

В конце занятия в качестве заключения Айокан продекламировал короткое стихотворение своего любимого поэта Тотокиуацина:

Безбрежно счастлив тот,

кто бирюзу шлифует -

шлифует песнь свою,

она сверкает,

подобно перьям радужным кецаля,

когда легко колышется плюмаж[21 - использованы материалы книги: «Кецаль и голубь. Поэзия науа, майя, кечуа.» М., Худож. лит., 1983.] .

Майя старалась заучить этот стих после занятия. Не желая возвращаться к паланкину, она решила прогуляться по саду, снова и снова повторяя слова поэмы. Воздух в саду Монтесумы был упоителен, необычайно прозрачен, освежающ и звонок.

Возле небольшого строения до слуха Майи донеслись звуки тлапитцалони, ацтекской флейты. Красивая мелодия, непохожая ни на одну из известных девушке, звучала переливисто, нежно и несколько печально, повторяя с определённой периодичностью звуковой рисунок. Впечатлённая уроком стихосложения дочь вождя поспешила на звуки чарующей музыки, огибая заросли и высматривая таинственного музыканта. Наконец, она вплотную подошла к строению, где у самого входа на ступенях сидел теуль и, опустив голову, погружённый в свои мысли, играл на флейте. Услышав шаги, он остановился и с удивлением посмотрел на неожиданную гостью.

– Se?ora? – обратился чужестранец.

Едва не вскрикнув от неожиданности, Майя почувствовала себя крайне неловко, но отступать было уже поздно.

– Это музыка твоего племени, Маленький Змей? – гордо вскинув голову, спросила она, – Тебя ведь так называют?