Жизнь собачья

Уходить на самом деле не хотелось. Здесь она, мои дети, моя семья, мой дом.

– Нельзя так, Ричи. Тем более тебе поесть нужно.

– Не переживай, – улыбнулся я. Ее забота была мне приятна. Сейчас поболтаем чуть – чуть, и я пойду.

Проговорили мы почти до утра. Когда наконец-то умолкли, на востоке уже просветлело, правда, едва заметно. Было бы начало лета, было бы совсем светло, а так почти темень.

– Ричи! Воскликнула Дези, неожиданно очнувшись. Немедленно уходи. Не дай бог, у тебя неприятности будут.

– Не переживай, – успокоил я ее, хотя у самого сердце было не на месте. Мамка поймет и простит. Она человек.

– Вот-вот, не заставляй ее волноваться. Уходи, завтра договорим.

Что же делать? Она права. Конечно, можно ждать до утра, но это не выход. Так и нарваться можно. Да, пора было уходить, давно пора.

– Ладно, дорогая, пойду я.

На прощание мы поцеловались, – долго, страстно. Ее губы ласковые, нежные коснулись моих.

Язычок пробежал по волоскам. От блаженства у меня задрожали лапы и, как всегда, от волнения захотелось в туалет. Я развернулся и пулей вылетел из гаража. Еще минута и точно не дотерпел бы.

Да, – лучше бы домой я не приходил.

Мамка не спала всю ночь, бегала по улице, меня искала. Глаза красные, заплаканные. Как меня увидела, не знает, что делать, то ли ругаться, то ли радоваться. Решила совместить одно с другим. Бросилась ко мне, обняла, поцеловала, а потом начала воспитывать. Ужас какой-то.

Полчаса только и слышал, какой я плохой и какой молодец, что все-таки вернулся. Накормила она меня, конечно. Так что спать я улегся сытый и довольный, правда, слегка душистый. Но помывку оставили до утра, в пять часов утра сил уже ни у кого не было.

Семейная жизнь

Утром посадил меня дед на поводок и потащил гулять. Что я только не делал, как ни старался, но дед стоял насмерть. Через полчаса повернули домой. Я чуть с ума не сошел. Моя любовь, мои деточки ждут меня в гараже, а я, как последний дурак, должен сидеть в четырех стенах.

Попытался вырваться на волю, но где уж там. Завел он меня в дом, – захлопнул дверь. Все, кончилась жизнь, погасло солнце.

Просил деда, просил, выпустить меня на улицу, он ни в какую. Наконец завыл, призывая все проклятья на голову этой вредной двери, не желающей открываться.

Все впустую. Чувствую, с ума схожу, либо в окно выброшусь, либо лапы на себя наложу.

– Выпусти! Ору.

– Нельзя! – Дед кричит.

– Выпусти! Еще громче ору.

– Фу, Ричи, нельзя! Отойди от дверей.

Понял я, что не в силах терпеть. Она там – голодная, холодная, а я – Разве я мужчина после такого? – Разбежался и всем весом на дверь. Искры из глаз посыпались. На пару минут даже забыл, кто я и где.

Дед перепугался. Начал мамке звонить. А что звонить-то? Подумаешь, бровь чуть-чуть разбил.

Заживет. Как на собаке заживет. Главное, выпусти. Просил, просил, нет, не пускает.

Решил я тогда в окно прыгать. Думаю, будь, что будет. Без Дези мне не жить. А дед, словно что-то почувствовал, насмерть встал. Дверь на кухню закрыл, оставил меня в коридоре. Не тпру, ни ну – Хорошо, скоро мамка пришла, начала меня йодом мазать. Пришлось терпеть, хотя сердце рвалось на куски. Принялся я ее уговаривать. Что только не делал, как не старался, все бесполезно. Всегда понимала, а тут будто оглохла и ослепла.

Совсем у меня лапы опустились, чувствую, сейчас зарыдаю, громко на весь дом. Лег у порога, глаза закрыл, и тут – слава богу, прибежала Танюшка с подружкой, вернее с подругом, Максом зовут. Они в дверь, а я за дверь. Как брошусь вниз по лестнице, только слышу, как Танюшка кричит:

– Держи его! Да где уж там. Разве можно удержать молнию?

Бегу, уже улицу вижу, еще этаж и свобода. И тут – раз, и облом. Внизу у окна еще один друг остался, покурить оболтус решил. Встал насмерть. Чувствую, не прорвусь. Решил я его обойти. Раз и с разбегу на подоконник. Подумаешь, всего-то второй этаж, ерунда. Данила вон, с четвертого падал, и то без проблем. Только в туалет пару раз сходил и сутки проспал.

Проснулся, как ни в чем не бывало. Сделал вид, что ничего не случилось. Так что, бог не выдаст, свинья не съест.

В общем – прыгнул я, разбил окно и прыгнул. Кто бы мне такое неделю назад сказал, ни в жизнь не поверил. А что мне оставалось делать? Сидеть дома и ждать, когда они смилуются? – Нет, так не годится. Мужик я или не мужик? – Приземлился на все четыре лапа. Повезло. Махнул хвостом и на канал, в гаражи, пулей.

Девочка моя совсем меня заждалась, думала, что-то случилось Увидела, обрадовалась, а когда разглядела мою побитую и порезанную морду, как закричит:

– За что они тебя так?! – Звери!!!

Я в первый момент перепугался, не понял, что случилось, а когда дошло, расхохотался.

– Это я сам, дорогая, о стекло порезался.

– О стекло? Не поняла она. Зачем тебе стекло?

– Пришлось в окно выпрыгивать – Отпускать меня не хотели, вот и пришлось схитрить.

– Ричи, – зачем ты так? Убиться же мог – Что бы я без тебя делала?

Ее огромные глаза наполнились слезами, и она зарыдала громко, навзрыд. Мне самому стало жалко ее до слез.

– Милая, не плачь! Все хорошо. Я со второго этажа прыгнул. Это совсем не страшно.

Некоторые вон и с пятого прыгают, а потом живы и здоровы. Не расстраивайся, дорогая.

Прижался я к ней – Как она меня любит… Как любит – А она принялась вылизывать мою побитую морду. Через полчаса стал, как новенький.

Малышня тоже проснулась. Смотрит на нас, понять ничего не может. Только Атос подобрался сбоку и как меня за хвост цапнет. Это переполнило чашу терпения. Думаю, пора преподать им урок. Совсем их мать распустила. Схватил я этого террориста за загривок и слегка потряс.

– Что же ты, – говорю, – Делаешь?

– Тренируюсь, – отвечает. Учусь на дядек разных нападать.

– Я тебе не дядька разный! – Я тебе отец! Возмущенно воскликнул я.

– Ну и что? – Я расту, мне двигаться нужно – Вот и двигайся где-нибудь в сторонке, а то, как сейчас по попе надаю, неделю сидеть не сможешь.

А он смотрит на меня, мордочка хитрая, в глазах не капли страха или огорчения, чертенок, а не пес.

– Ну-ка, иди, гуляй, – вмешалась тут Дези. – Хватит к отцу приставать.