Еще тогда, когда он с егерскими войсками вступил в Гугарк, он узнал, что Амрам заключил свою жену в темницу и держит там как приговоренную к смерти… Больше о ней он ничего не слыхал. А теперь, когда князь Геворг едет в Тавуш, он, конечно, привезет какое-нибудь известие о княгине Аспрам… О, как бы он хотел поручить ему, приказать!.. Нет, просить его, умолять, чтобы он вошел в келью, в эту мрачную темницу, где заперта жертва несчастной любви, поговорил бы с ней, сказал, что армянский царь, Ашот Железный, не забыл ее, что он по-прежнему любит ее… Что он жестоко страдает, думая о ее несчастной судьбе, видя пред собой ее измученное лицо, заплаканные глаза…
Но разве можно дать такое поручение Марзпетуни, этому добродетельному герою, который признает в мире только две святыни – родину и семью?
Царь знал это и поэтому ничего не сказал князю. Он довольствовался и тем, что князь в Тавуше услышит что-нибудь о княгине и расскажет ему.
На следующий день князь Марзпетуни со своими телохранителями выехал из Еразгаворса и направился в Гугарк.
4. Конец старых печалей
Несмотря на то что снег уже покрыл Гугарские горы и дороги из крепости Тавуш были занесены сугробами, в княжеском замке многочисленные слуги были заняты укладкой вещей, перевязыванием тюков и приготовлением запасов. Одни вели в поводу мулов, другие навьючивали их, третьи седлали лошадей. Во всем замке не было видно ни одной женщины. Даже одежду и утварь укладывали слуги, хотя это всегда было делом служанок, – как будто какой-то бич изгнал из замка всех женщин.
В одном из верхних покоев, где в большом камине горел огонь, прохаживался сепух Амрам. Лицо его было грустно, лоб весь в морщинах, взгляд угас. Пышная борода, спускавшаяся до пояса, уже серебрилась, резко выделяясь на черной одежде. Стан сепуха не опоясывал серебряный пояс, и на перевязи не висел выложенный золотом меч. В руках у Амрама были четки, которые он перебирал, медленно шагая по залу.
Вдруг он остановился перед узким окном и стал внимательно вглядываться в ущелье Тавуша, по склону которого быстро поднимался отряд всадников. Как он ни напрягал зрение, все же не мог разглядеть едущих.
Когда отряд подъехал к крепостным воротам, он узнал князя Марзпетуни и, выйдя на каменный балкон, приказал немедленно открыть ворота.
«Зачем он приехал? Что ему надо от меня?» – подумал сепух, возвращаясь в комнату.
Князь Геворг, заметив во дворе приготовления к отъезду, прошептал:
– Мы опоздали, он уезжает.
Поднимаясь в верхние покои замка, князь увидел полное разорение. Ковры и украшения были сняты, диваны убраны, светильники спущены, – словом, замок опустел.
«Почему так спешно, зимней порой?..» – подумал князь и не смог ответить.
Когда он вошел к сепуху, тот сидел у камина, перебирая четки.
– Князь Марзпетуни, ты в Тавуше?! – воскликнул сепух, направляясь к гостю с какой-то рассеянной улыбкой, не смягчающей его хмурого лица.
– Как видишь, великий сепух, я здесь. Приехал в гости к тебе в замок, а ты как будто нарочно обнажил его!
– Это бог обнажил его, дорогой князь. Он отнял у меня лучшее украшение моего замка! – ответил сепух дрожащим голосом и, пожав руку князю, предложил ему сесть перед камином.
– Сядь, погрейся! Холод, наверно, пробрал вас в дороге? Наше Тавушское ущелье славится буранами, – продолжал он, помешивая щипцами угли.
– Да, досталось нам в горах! Если бы не накидки, мы бы совсем замерзли!
– Почему ты вспомнил меня в такую стужу, князь? – спросил сепух, не выдержав даже того времени, какое полагалось для вежливых расспросов.
– А почему ты в такую стужу уезжаешь из своей страны? – мягко спросил князь.
– Я отдал свои земли абхазскому царю, а взамен получил берега Чороха… Еду принимать новые владения, – ответил сепух.
– Я знал это… Но почему же зимою?
– Здесь каждый лишний день подобен для меня смерти. В покоях этого замка живут адские чудовища, которые день и ночь преследуют меня. Я спасаюсь от них.
– Что за чудовища? – недоумевая спросил Марзпетуни.
– Да… Ты никогда не встречал их, ни разу не видел?..
– Я? Нет, – ответил князь, и ему показалось, что сепух сошел с ума.
– Счастливый человек. И я был когда-то таким же, но мое счастье разрушил твой царь…
– Великий сепух…
– Кстати, что делает этот несчастный? Устраивает придворные праздники? Мечтает о взятии столицы и забыл думать о своем преступлении?
– Я голоден, сепух. Прикажи накормить меня, – прервал его князь, желая переменить разговор.
Амрам помолчал минуту, а затем сказал:
– Прости меня, князь, я невежлив… но… что поделать? Душа и сердце мои покрыты язвами, рассудок больше не подчиняется мне…
Он встал и хлопнул в ладоши. Вошел слуга.
– Скажи, чтобы накрыли стол, – приказал сепух.
Слуги сейчас же принесли воду. Князья омыли руки, а затем сели за обед.
После обеда сепух стал занимать гостя посторонними разговорами, чтобы больше не волноваться самому и не портить настроения князю.
Но на следующее утро он попросил Марзпетуни поведать о цели своего приезда.
– Я должен, – сказал сепух, – как можно скорее уехать из Тавуша.
– В столице мы узнали, – начал князь, – что ты вместе с гугарским и тайским князьями решил отдать абхазскому царю северные области. Это известие произвело очень неприятное впечатление на двор, а меня ужаснуло. Я приехал помешать этой распродаже родины по частям.
– Ты опоздал, – заметил холодно сепух.
– Как опоздал?
– Мы уже все закончили.
– Как?
– Упомянутые тобой области мы отдали царю Беру, закрепив передачу грамотой. Взамен мы получим владения в Абхазии.
– По какому же праву вы это сделали?
– По праву, полученному нами от армянского царя.
– Он вас назначил только наместниками над этими областями.
– Но мы восстали, завладели этими областями, и царь не мог их отнять у нас.