Вторжение

Вторжение
Мулька Пулькович Морковный

Нельзя недооценивать детский ужас. Часто он тянется за нами до самой старости. Преследует, таится и неожиданно нападает. То, что вызовет у взрослого лишь усмешку, может лишить ребенка чувств. И все это не имеет никакого отношения к рассказу

Мулька Морковный

Вторжение

Летом детский сад не работал, и по-прежнему работающие родители решили оставить Ташу дома одну. Мама сказала, что Таша уже большая, и сама может о себе позаботиться; папа сказал, на Ташины плечи ложится обязанность защищать дом от налётчиков и прочих проходимцев. Таша восприняла эти слова довольно холодно. Позаботиться о себе – это ладно: достать из холодильника макароны по-флотски и разогреть их в микроволновке было несложно. Но что значило «защищать дом от проходимцев» было непонятно, и папа никак не разъяснил свою пространную мысль, а только коротко хехекнул и потрепал Ташу по голове. Сначала Таша напряглась, но потом успокоилась, поняв, что папа снова "несёт чушь".

Таше предстояло впервые остаться дома одной. Раньше в подобных случаях ее отправляли к бабушке с дедушкой, которые с утра до вечера обхаживали ее со всех сторон, наперебой предлагая то покушать, то поспать. Но теперь было иначе, и Таша не могла понять, почему. Ей не было страшно, но некоторая настороженность в ней все же присутствовала.

Мама разбудила Ташу рано утром. Сопротивляясь материнскому вторжению в сон, Таша натянула одеяло на лицо и сжалась в жалостный комок. Но это не помогло. Мама стащила с нее одеяло, оставив её абсолютно безоружной против холодного бодрствующего мира. Таша поежилась, поворочалась и покряхтела, но, в конце концов, поднялась.

– Иди умывайся, а я пока тебе завтрак сделаю, – сказала мама тоном, не терпящим возражений, – бутерброды с чаем будешь?

– Ага, – не то сказала, не то промычала Таша, спросонья едва понимая, что от нее хотят.

Выйдя из ванной, Таша прошла на кухню. На кухонном столе уже стояла кружка дымящегося чая и тарелка с тремя аккуратно уложенными бутербродами, состоящими из нарезного батона, докторской колбасы и сыра. Мамы на кухне уже не было: она бегала по квартире и второпях собиралась на работу. Папы видно не было. Должно быть, он ещё спал. Несправедливо, что Ташу, у которой сегодня не было никаких дел, разбудили раньше, чем папу, которому нужно идти на работу.

Таша опустила лицо над кружкой с чаем и взглянула на свое кривое, почти чёрное отражение, которое не имело ничего общего с ее настоящим лицом. Густой чайный пар ущипнул ее за нос. Горячий. Мама опять забыла разбавить чай водой. Теперь придется есть бутерброды всухомятку, дожидаясь, пока чай не остынет.

Когда Таша покончила с бутербродами и принялась дуть на чай, в кухню вошла уже по-деловому одетая мама. Мятую футболку и шорты сменило строгое чёрное платье.

– Зубы почистила?

– Почистила.

– Умылась?

– Умылась.

– Да знаю ведь, что не умывалась. Моська вон сухая. Зубы тоже не чистила?

– Чистила! Честно.

– Ну хорошо.

Быстрыми движениями, перенося посуду и прочую утварь с одного стола на другой, мама принялась наводить порядок на кухне. Хлеб положила в шкаф, колбасу и сыр в холодильник, тарелку, нож и ложку с треском закинула в раковину. Протерла стол, смела хлебные крошки. Параллельно она проводила для Таши инструктаж по выживанию в пустой квартире:

–– Смотри: суп на плите. Проголодаешься – нальешь в тарелку и разогреешь в микроволновке. Только не забудь перед этим ложку из тарелки вынуть, а то микроволновка сломается.

–– Я помню.

–– Мурзику я еды насыпала. Если увидишь, что у него в миске закончилась вода, налей.

–– Поняла.

–– Молодец. Так, вроде все. Пальцы в розетку не совать, из окошка не прыгать, огонь в доме не разжигать.

–– Хорошо.

Мама улыбнулась, погладила Ташу по голове и поцеловала в затылок.

–– Пей чай, а я пойду папу будить.

Таша продолжила дуть на чай. Мамины слова были ей неприятны. Она ведь уже не маленькая, чтобы ей нравоучения читать да науськивать. Она вовсе не собиралась совать пальцы в розетку или прыгать в окно. Да и никто так не делает, даже самые маленькие.

Через несколько минут в кухню вошел папа, сонный, зевающий и в одних трусах. Потрепав Ташу по голове и пожелав ей приятного аппетита, он зашлепал босыми ногами в ванную комнату. Минут через пять он вышел из ванны посвежевшим и почти бодрым. Налил себе кофе, сел за стол и громко выдохнул. Голова его свесилась над кружкой. Было похоже, что папа уже устал, хоть и только что поднялся с кровати. Таша спросила:

–– Пап, тебе грустно?

–– Грустно? С чего это ты взяла?

–– У тебя лицо невеселое.

–– Ну так это потому, что я уже целую вечность торчу на кухне, а ты мне так и не улыбнулась.

Таша задумалась. Настроение у нее было совсем не подходящим для улыбок, но, если это действительно может порадовать папу – в чем Таша сильно сомневалась, – то почему бы не попытаться. Таша высоко подняла уголки губ и слегка обнажила ряд молочных зубов. Папа тихо рассмеялся:

–– Вот, так-то лучше! Вот теперь-то мне хорошо. Зарядила меня хорошим настроением на весь день.

Собравшаяся и уже обувшаяся мама крикнула из коридора:

–– Все. Всех люблю, всем пока.

–– Удачи, любимая.

–– Пока, мама.

Через полчаса ушел и папа. Квартиру заволокло тишиной. Лишь мелкие неясные шорохи разносились по дому. То ли это вода шумно текла по трубам, то ли ветер шуршал листвой, то ли напряженно гудели соседские кондиционеры. В комнате родителей тикали часы. Отдаленный птичий гвалт доносился из окон. Если прислушаться, то поймешь, что дома вовсе не было тихо, дом полнился звуками самого разного происхождения.

Призраком уюта Мурзик бродил по дому. Еле слышимый стук коготков по линолеуму прерывался долгим заразительным потягиванием. Выкидывая далеко вперед передние лапы и дугой выгибая спину, Мурзик вытягивался, напрягая все свои кошачьи мышцы, а его пушистое тощее тельце заходилось легкой дрожью. Тут же он зевал, во всю ширь раскрывая зубастую красную пасть, и плюхался на пол, не в силах противостоять накатывающей сонливости.

Таша сидела на кровати и думала, чем бы ей заняться. Поначалу она хотела, как только уйдут родители, завалиться на кровать и хорошенько поспать, пока вся сонливость не уйдет без остатка. Но после ухода папы оказалось, что Таша уже не хочет спать. Ее одолевало то полусонное состояние, при котором толком не получается ни спать, ни бодрствовать. Сейчас коробка с игрушками ее мало привлекала. Телевизор, компьютер, телефон также не улыбались ей. Таша не понимала, чего она хотела, но точно понимала, что чего-то хочет.

Таша прошлась по залу, заглянула на кухню, проникла в родительскую спальню, затем вышла на заваленный хламом балкон. Балкон был покрыт паутиной солнечных лучей. У правой стенки громоздился пыльный шкаф, доверху набитый банками, бутылками и склянками, сыплющими радужными бликами во все стороны. Пол был завален пузатыми пакетами с разным тряпьем, зимними куртками и ветхой одеждой, которую и надо бы выкинуть, да рука не поднимается. В дальнем углу балкона стояли санки, погребенные под слоем любопытной рухляди. На выглядывающих полозьях застыл не истершийся за зимний сезон свечной воск.

Раскрыв скрипучие створки, Таша высунула голову в окно и огляделась. Вид из окна, по большей части, отсутствовал. Они жили на пятом этаже, с которого можно было бы рассмотреть весь двор, от карусели и до футбольной площадки. Но весь дворовый пейзаж был сокрыт пышными, вздымающимися к облакам кронами тополей, высаженными плотными рядами вдоль Ташиного дома. Много лет назад они были всего лишь веточками, торчащими из земли. Годами они росли и никому не мешали смотреть в окна. Но теперь тополя вымахали до самых звезд и стали напоминать своим видом неприступные тюремные стены для ищущего взгляда.

Вернувшись в зал, Таша вновь улеглась на кровать и начала копаться в телефоне. Посмотрела, поиграла, полистала и, заскучав, отложила телефон прочь. Потом снова встала и принялась бродить по комнатам. Погладила Мурзика, почесала пушистую шейку, посмотрела, есть ли в его миске вода. Есть. Как Мурзик, Таша бесцельно ходила из комнаты в комнату, чтобы затем прилечь. Ей было скучно. Столько важных дел и занятий померкло, когда она осталась одна. Игры, мультики, игрушки вдруг стали не нужны. Таше нужно было придумать себе досуг, но ничего не приходило в голову. Сосущая скука парализовала фантазию.

В очередной раз улегшись на постель, Таша равнодушными глазами смотрела в потолок. Ее лицо окаменело, застыло, приобрело неподвижность мебели, смешалось с домашней обстановкой. Ее короткостриженые черные локоны расползлись по подушке. Тело, поддавшись воздействию мягкости одеяла, само расслабилось и обмякло. Продолжая бессмысленно глазеть в потолок, Таша погрузилась в томную полудрему, которая являлась предвестником крепкого сна.

Вдруг Таша очнулась. Нахмурившись, она пригляделась к одной из потолочных плит, на которой виднелась маленькая черная точка. Точка не двигалась и не подавала никаких признаков жизни. Таша испугалась, подумав, что на потолке прямо над ней застыла мошка, готовая в любой момент сорваться с места и упасть на нее. Таша ненавидела насекомых и очень боялась их. От мысли о мошке по ее спине пробежали мурашки, от которых ей стало еще более не по себе.

Таша нырнула под одеяло и со всей силы прижала к себе Брокколя. Брокколь – гигантское брокколи в полметра ростом – был ее любимой плюшевой игрушкой. Папа говорил, что Брокколь – генномодифицированный овощ, сбежавший из секретной лаборатории США; мама говорила, что купила его в «Икее» по хорошей скидке. Таша притаилась.

Лишь через полчаса осмелившись вновь посмотрев на потолок, Таша обнаружила, что черная точка размножилась. Черных точек стало три, и все они были недвижимы. Все были черны, как смоль, и похожи на мошек. В этот момент Таша окончательно убедилась, что на потолке прямо над ней нависли насекомые. Она рисовала в голове облик этих существ: множество тонких лапок, полупрозрачные, будто бы пыльные крылышки, овальное брюшко и прочие гадкие анатомические подробности. Насекомые всегда внушали ей ужас. Даже бабочки и божьи коровки вызывали у нее отвращение. Ей было страшно выбираться из-под одеяла, несмотря на то, что она сильно хотела есть. Также не менее получаса ей ужасно хотелось в туалет. Ей уже не было скучно. Единственное, чего ей хотелось, это чтобы мама поскорее вернулась с работы.