Колесо судьбы. Книга четвёртая. Последнее пристанище

Луи поджал губы и какое-то время молчал.

– Боюсь, я вижу всё это несколько не так, – сказал он.

– Не так? – Софи повернулась к нему и чуть приподняла брови. – А как? Удивите меня.

– Мы сами выбираем тот мир, в котором живём. Революция во Франции показала это как нельзя лучше. Вековые устои рухнули в один миг, поддавшись напору людей, которые верили в свои силы. Остальному миру предстоит выбирать – изменится он сам, или те же силы, столько лет томившиеся в оковах предрассудков и неверия в самих себя, разрушат его. Я предпочёл бы первый вариант, потому что люблю тот мир, в котором мы живём. Но даже если вы присмотритесь к нему так, как смотрите вы… ваш взгляд будто бы направлен из глубины веков. Так вот, стоит вам присмотреться к нему – вы заметите, насколько высох и покрылся костяными наростами этот мир за прошедшие века. Когда первые графы и бароны только начинали служить первым князьям, это были люди полные благородства, военные вожди, которые кровью покупали своё право властвовать над людьми. Теперь же… Не обижайтесь, Софи, но ваш супруг, Рафаэль, ярчайший тому пример. Мы привыкли только есть и пить – и ничего не отдавать взамен. Всё достаётся нам легко – и мы уверены, что имеем право на всё. А мечи наши ржавеют в ножнах над каминами в замках наших дедов. Что ж, придут те, кто умеет их держать и уничтожать нас.

– Опять политика! – Софи закатила глаза. – Никогда не изменится этот мир! Никогда, слышите меня! Жизнь – это колесо! Если бы вам довелось родиться через сотню лет и вспомнить вашу нынешнюю жизнь, вы бы поняли меня. Будет всё то же, что и сейчас. Но я не об этом хотела поговорить, – Софи качнула головой, прогоняя непрошенный разговор, – мой муж, Рафаэль. Вы верно описали его. Я и сама… – Софи замешкалась, подбирая правильные слова, – я и сама не могла подумать, что он таков, когда мечтала выйти за него. Не понимаю… – она качнула головой, – знаете, много лет назад, когда всё для нас с ним только началось, он представлялся мне воином из древних мифов, если можно так сказать. Он был так статен и красив…

– Он таков и сейчас.

– Да… Но только лицом, – Софи качнула головой и опустила взгляд, – я часто задаю себе вопрос, люблю ли я его ещё… И не могу ответить сама. Возможно, мне просто обидно от того, что он не любит меня.

Луи промолчал. Он не любил врать, а правда успокоить собеседницу не могла.

– Вот видите, – Софи криво усмехнулась, – вы даже не станете меня переубеждать. Впрочем, я об этом и не прошу. Я только пришла вас спросить… – она пристально посмотрела на Луи, – кроме политики было там вчера ещё что-нибудь?

– Мадам фон Лихтенштайн…

– Я имею в виду, – Софи говорила, безжалостно печатая слог, как будто знала всё и без него, – не встретил ли мой супруг кого-нибудь, кто мог бы украсть его внимание у меня?

Луи закрыл глаза, чтобы избежать её взгляда.

– Мадам фон Лихтенштайн, никого, кто хотел бы украсть Рафаэля у вас, я вчера не видел.

– Но есть кто-то, кого он хочет украсть сам, да?

– Какая-то ерунда! – Луи встал и прошёлся по комнате из конца в конец. – Простите, но я приехал не для того, чтобы над ним надзирать. Мне хватило того разговора, который устроил мне его отец… а теперь ещё этот допрос. В самом деле, мне было бы проще съехать от вас.

– Месье Луи! – заметив, что тот направляется к двери, Софи преградила ему путь. – Я не хотела вас обидеть. Поверьте, вы очень дороги для всех нас. Я просто хочу быть уверена – как и любая жена – что Рафаэль не натворит глупостей, пока меня нет рядом с ним. Я вижу, что вы куда опытнее и уравновешеннее его, потому и прошу вас… Позаботьтесь о нём. Если он проявит легкомыслие – будьте мудрей. Не дайте ему натворить бед. Представьте, что он ваш младший брат.

Луи растерянно смотрел на неё.

– Не понимаю, – сказал он наконец, – чего вы все от меня хотите? Я такой же человек, как и он, и тоже могу поддаться людским слабостям.

– Нам просто больше не во что верить, – Софи опустила глаза, – кроме того, что вы сможете позаботиться разом и о себе, и о нём.

– Рафаэль – взрослый человек! Прошу меня простить, мадам, но мне нужно идти – скоро обед, а я ещё не успел сменить костюм.

Разговор с Софи оставил неприятный осадок на весь остаток дня. Видеться с Рафаэлем Луи тоже не хотел и потому после обеда, не дожидаясь его, отправился в кафе.

Даже в дневное время в Вене оставалось немало возможностей развлечься, и особо привлекали к себе многочисленные кафе. Здесь можно было не только выпить и поесть, но и немного поговорить. В отличие от светских салонов, где этикет навязывал гостям множество обязательных «фигур светского балета», кафе позволяли как погрузиться в одиночество, изолироваться ото всех за чашкой кофе мокко или за бокалом вина, так и разделить беседу с соседями, переброситься картами, либо сыграть партию в шахматы. Ради этой свободы обитатель Вены и отправлялся провести время именно там. Если он пил, то лишь потому, что любил хорошее лёгкое вино из светлого винограда, выросшего на склонах австрийских холмов. В том, чтобы напиться допьяна, он не находил никакого удовольствия. Все, что ему требовалось, это легкое опьянение, снимающее ощущение тяжести, прибавляющее яркости фонарям и живости застольным беседам.

С каждым годом венские кафе множились и превращались в городскую достопримечательность, что, несомненно, отвечало потребностям и желанию горожан. Одновременно предоставляя клиенту как уединение, так и общение, венские кафе, конечно, отражали все изменения вкуса и образа жизни. Они становились всё роскошней, а меблировка их и декор – всё богаче, так что всё чаще их посещали не только простолюдины, но и представители высших классов. За исключением некоторых очень редких в этой музыкальной столице кабачков, завсегдатаями которых становились немеломаны, в каждом кафе играла музыка. А категорию кафе определяло то, какие напитки там подавались. Самыми заурядными считались простые пивные погребки. Не крупные пивные, располагающие великолепными залами, садом с оркестром и аттракционами, а кабачки в населенных простонародьем кварталах, посещаемые матросами с бороздящих Дунай судов и рабочими. Рангом выше стояли те, где подавали вино. Большинство венцев предпочитали пить именно его: вкус к пиву развился здесь довольно поздно и не составил опасной конкуренции австрийским и венгерским винам.

Однако винные или пивные погребки привлекали клиента тем, что он знал, какой напиток ему подадут, и шёл туда в первую очередь с намерением получить удовольствие именно от него. Такой клиент готов был терпеть неудобства из-за шумного соседства, ссор между захмелевшими матросами и табачного дыма. В противоположность этому посетитель кафе искал тихое место, где его ожидали «удобство, покой и наслаждение». Разговоры в кафе никогда не выходили за рамки дружеского тона. После того, как гарсон приносил чашечку мокко, стакан воды и целую пачку газет, можно было провести за столиком хоть весь день.

Наибольшей популярностью всегда пользовались те из кафе, куда люди шли после театра и где можно было увидеть за соседним столиком актера или певицу, игравших героев только что окончившегося спектакля и продолжавших играть великолепные роли в повседневной жизни.

Одним из самых типичных таких кафе стало кафе Хугельмана, построенное совсем рядом с мостом Фердинанда, соединяющим город с расположенным на дунайском острове предместьем Леопольдштадт. Там всегда бывало полно посетителей, так как по мосту неизбежно проходили все – горожане, направлявшиеся в Пратер или же возвращавшиеся оттуда. Многочисленных посетителей привлекали в кафе Хугельмана и другие его преимущества – прежде всего большой сад, в котором были расставлены столики: кафе на открытом воздухе имели свою клиентуру, которую манила радость любого общения с природой. Расположенное на берегу реки, оно открывало перед гостями панораму Дуная с плывущими по нему судами, с матросами в греческих или турецких костюмах, а также с купальщиками, на которых не было вообще ничего. Гости заведения смотрели из-за столиков, как от причалов отходят переполненные пассажирами прогулочные лодки и тяжелые шаланды, следили за едва заметными мутными струями воды позади паромов, из последних сил конкурировавших с мостами. В числе посетителей этого кафе его завсегдатаям случалось видеть поэтов, музыкантов, художников и актеров.

Луи замер, разглядев за одним из таких столиков рыжеволосую девушку, которую уже видел вчера. Встреча эта показалась ему более чем совпадением.

«И если жизнь в самом деле колесо, – подумал Луи зло, вспомнив слова Софи, – то всё становится на свои места».

Он сам не понял до конца, что означает эта мысль. Девушка сидела в одиночестве за крайним справа столиком и смотрела на Дунай.

Какое-то время Луи колебался, не зная, подойти к ней или нет. Он в любом случае намеревался наблюдать за незнакомкой со стороны, но вступать в разговор… Он всё же помнил слово, которое взял с него Рафаэль.

«Это просто разговор», – сказал себе Луи, и в этих мыслях тоже сквозила злость. Он присел за столик напротив рыжеволосой. Та обернулась, услышав шорох, и замерла, когда встретилась глазами с Луи. Дёрнулась, будто намеревалась сбежать, и Луи вдруг необычайно ясно вспомнил слова Рафаэля: «Мне кажется, если я приближусь к ней…»

– Постойте… – Луи успел накрыть ладонью её пальцы, лежавшие на столе, прежде чем девушка отдёрнула кисть, – я не причиню вам вреда. Я просто увидел вас, был поражён вашей красотой и понял, что не могу не подойти.

Рыжеволосая медленно повела головой.

– Надеюсь, теперь вы не скажете мне, что я вас околдовала?

– Что? – Луи рассмеялся без всякой радости. – Нет. Хотя это очень интересная мысль, потому что с того момента, как я увидел вас, я не могу думать ни о ком другом.

– Я думала, вы увидели меня только что.

– Нет, – Луи улыбнулся, и ему показалось, что девушка немного оттаяла, увидев эту улыбку, – немного раньше. Но это не столь важно, потому что мне кажется, что я знал вас всегда.

Девушка глубоко вдохнула, заставляя сердцебиение успокоиться.

– Вы даже не знаете, как меня зовут, – спокойно сказала она.

– Кенна! – выпалил Луи и умолк, удивлённый тем словом, которое сорвалось с его губ.

Девушка, казалось, была удивлена не меньше его – и в глазах её снова появился страх.

– Да, это так, – осторожно сказала она, – но половина Вены знает меня.

– Я знаю о вас всё.

– Например?

Луи в задумчивости замолк. Воображение отказывалось ему помогать, и единственное, на что ему хватило фантазии – это подозвать официанта и потребовать кроличье рагу.

– Вы любите самое нежное мясо, я угадал?

На мгновение лицо Кенны стало удивлённо-трогательным, но уже в следующее мгновение в глазах её заблестел насмешливый огонёк.

– Вряд ли я похожа на любителя свинины и бюргерского пива, так что угадать вам не составило бы проблем. Однако увы, я не хочу рагу. Меня ждут на репетиции через час, и мне нужно спешить.

– Постойте… – Луи удержал её за запястье, но что ещё сказать – не нашёл. Он вдруг понял, что в самом деле не знает о своей собеседнице абсолютно ничего, и хотя, казалось бы, этого следовало ожидать – ведь он видел Кенну всего лишь второй раз – это открытие отозвалось в сердце непрошенной тоской. Он не хотел её отпускать, но уверенность, которая подтолкнула его к тому, чтобы начать разговор, теперь испарилась без следа.

Кенна тем не менее остановилась ненадолго, будто бы давая ему шанс, но так и не дождавшись никаких слов, наклонилась к уху Луи и прошептала: