Рыжий рыцарь, золотой менестрель

– Ой, недотрога, – рассмеялась девушка, судя по глазам так и не заметившая обмана, – а я и не знала, что ты такой стеснительный. Ну, тогда иди за ширму, переодевайся.

Как всегда поток моих мыслей легко и логично свернул не туда, вольно петляя среди жизненно важных и не очень проблем. Ещё в беззаботном детстве моё редкое умение безнаказанно уводить разговор в сторону выводил из себя не только всех сестёр, Йвана и нянек, но и внешне спокойных отца и Марка. Удержать ход разговора в нужном русле я, конечно, могла, но зачем это делать, если по окончанию тебя ожидает порция розг? Всегда лучше потянуть время, а склероз как болезнь ещё никто не отменял.

Так о чем я? Ах, да, о приготовленном для меня костюме. Надо отдать должное местному портному, постарался он на славу. Чёрный, с серебряной канвой и вышивкой, не слишком пышный и не очень скромный, со строго пропорциональными складками и подогнанными ремнями, он сидел на мне словно влитой, красочно сочетаясь с распущенными по плечам кудрями. Элли, когда меня увидела, залюбовалась, так и застыв с лютней в руках. А я раскланялась.

– Лоран, – девушка поправила мой воротник и отросшую чёлку, – ты неподражаем.

– Конечно, – согласилась я, любуясь её затянутой в новое платье фигуркой, – я же менестрель. Ты, между прочим, тоже выглядишь восхитительно.

– Нравится? – она заботливо поправила юбку. – Это тоже баронесса подарила. Она очень радушная хозяйка.

– И даже слишком. Ну что ж, моя боевая подруга, пойдём пожинать плоды местной кухни. Свирель взяла?

– Да.

– Молодец. И обязательно держись поближе ко мне, если что, я тебя в обиду не дам. А теперь делаем каменные лица и идём в зал. И, главное, не забывай улыбаться.

Меня не спасло каменное лицо и наклеенная поверх него улыбка. И зайди мы с парадного входа, праздник закончился бы, так и не начавшись. Что было бы дальше, сказать сложно, но повышать свой уровень знаний не тянет. И скажу откровенно, я струсила. Старый, почти изжитый из тела страх накатился с новой силой, сметая робкие протесты разума и охватывая всё моё существо. Сердце трусливо рухнуло в пятки и уже оттуда быстро-быстро заколотилось, наполняя тело невыносимым жаром. В горле встал ком, пальцы мелко задрожали, в такт им начали прыгать колени, и я отчётливо поняла, что ещё немного и либо начнётся истерика, либо наступит своевременный обморок. Я не изнеженная аристократка, уж последние несколько дней и вовсе выбили из меня остатки женственности. Но есть в этом мире человек, которого я боюсь едва ли не больше смерти, и почему-то именно сейчас, и именно здесь нашим дорогам было суждено вновь пересечься.

Барон фон Штейн, собственной персоной. А если без титулов, то северный варвар или северная свинья, по настроению. Живое воплощение всех мужских пороков, которое я ненавижу всем сердцем. Толстый, грубый, жадный, вонючий, наглый, все его достоинства я могу неустанно перечислять вплоть до утра. Для меня он был живописным мужланом, этакой свиньёй, которую шутки ради вырядили в штаны и камзол, но для кого-то он был воином и предводителем. А с этим приходилось считаться. Когда я его видела, меня саму охватывал животный страх, и я начинала превращаться в какую-то дрожащую тварь без рода и племени.

– Лоран, что случилось? – встревоженная Элли подёргала меня за рукав. – Ты так побледнел.

– Всё хорошо, – я не узнала собственный голос, до того он стал хриплым и чужим, – пойдём.

Нас никто не заметил. Гости ещё только начали стекаться в зал, мелькали разноцветные камзолы и гербы, сновали слуги, слышался звон посуды и грохот отодвигаемых стульев. Все чувствовали себя непринуждённо, но вместе с тем сдержанно и соблюдали пункты этикета. Баронесса, как и положено, сидела во главе стола, за её спиной маячили неотлучные Эжен и Этьен. По правую руку от неё незнакомый мне человек, а по левую – фон Штейн, жрущий в три глотки, лакающий словно бульдог и время от времени отпускающий сальные шуточки. За эти четыре года он не изменился, только морду отъел, не позавидуешь. Судя по страдальческому выражению лица Луизы, ей было далеко не смешно, но, как радушной хозяйке, баронессе приходилось мило улыбаться и изредка кивать, давая знать, что слушает. Сейчас она выглядела восхитительно. Строгое коричневое платье заменено на шикарное бардовое, волосы тщательно убраны в высокую причёску, аристократично узкое лицо и изящная шея превосходно гармонируют с жемчужными украшениями. Невозможно выразить никакими словами её гордую красоту, ибо самые витиеватые комплементы поблекнут перед одной её улыбкой…

Я не мужчина, но других женщин оценить могу и весьма честно. К слову сказать, барон один раз попытался покуситься на её спрятанную под бархатным платьем коленку, но, встретившись взглядом с неулыбчивыми близнецами, моментально передумал. Каверза больше не повторилась. О том, что начнётся, когда придёт моё время петь, я старалась не думать. Мне и без того кусок в горло не лез.

– Элли, не переедай, иначе не сможешь выступать.

– Извини, – девушка виновато улыбнулась и занялась салатиком.

– Будешь столько есть, быстро поправишься и потеряешь форму. А кому нужна корова?

– Мне до этого ещё далеко. Лоран, а почему ты ничего не ешь? Ты и без диеты слишком худой, пора набрать немного мяса на костях.

– Что-то не горю желанием, а ты видела толстых менестрелей?

– Нет.

– Вот и я нет. Так зачем становиться первым?

– Ну, – хихикнула Элли, видимо, на мгновение представив такую картину, – толстым ты никогда не станешь, только если к старости. Но если всегда будешь так мало есть, останешься худым навсегда

– Это профессиональное.

Она была права, но я слишком хорошо знала, где всё съеденное на ночь, непременно отложится. И обе эти области моего молодого тела были мне, несомненно, дороги. Ни там, ни там расширяться мне не хотелось по разным причинам, а надеяться на появление тугих мышц бессмысленно. Откуда они возьмутся у девушки? Для обычной женщины я и так сильна, но с мужчинами мне всё равно не тягаться.

– Господин менестрель, – слуга вежливо склонился к моему уху, – баронесса просит вас спеть для неё и гостей.

– Слово баронессы для меня закон, – тоскливо отозвалась я, вставая и перекидывая лютню со спины на грудь, – Элли идём.

Нас слушали. Сначала отвлечённо и нехотя, потом всё с большим интересом. И, чем сильнее я распалялась, приободренная собственными песнями, чем звонче и выше становился мой голос, тем ярче вспыхивали глаза замерших гостей и тем тише были посторонние разговоры. Но, только добившись полного безмолвия и всеобщего внимания, я перешла к той песне, которую все жаждали услышать. Песнь «О девяти рыцарях в белых плащах». Легенда из легенд.

Я пела, вкладывая всю душу, прекрасно зная, что она могла стать моей последней песней. Судя по лицу барона, он меня узнал и в данную минуту напряжённо размышлял, как бы поэффектнее разоблачить. От его побуревшего лица и налившихся кровью глаз мне было не по себе, но отступать поздно. Оставалось встретить судьбу лицом к лицу. И я не отвела глаз, когда наши взгляды встретились.

И в ту минуту, когда я взяла последнюю ноту, всем существом чувствуя, как оскорблённый барон открывает рот для обличительной тирады, парадные двери распахнулись. Вызывающий грохот повис в полнейшей тишине, и все присутствующие невольно обернулись, потеряв ко мне всякий интерес. Штейн, кажется, вовремя подавился невысказанными обвинениями, а я впервые за свою буйную жизнь страстно возжелала тихого отдыха в форме обморока. Но стоит ли говорить, что мои мечты так и были обречены остаться мечтами.

В дверном проёме стоял Альберт. Помолодевший, чисто выбритый, с аккуратно расчесанными волосами, но в том же грязном балахоне. Апполон в нищенском тряпье. Холодный, пробирающий до костей ветер развевал белоснежные пряди, придавая ожившему магу эффект нереальности. На какое-то мгновение мне даже показалось, что перед нами не человек, а призрак. Он пришёл. Поговорить или отомстить, ещё неясно, и, глядя на его лицо, было сложно что-то определить, но он всё-таки пришёл. И взгляд серых глаз был устремлён на приподнявшуюся баронессу.

Мне стало страшно. Благодаря своевременному появлению недовольного мага моя казнь была отсрочена на пару часов. Но мысль о том, что из-за моей глупости может кто-то погибнуть, забрела в мою пустую голову, слегка подзагуляв. Собственно, всё, что мне известно, я слышала из уст Альберта, и чёрт знает, что тут происходит на самом деле. И где, чёрт побери, вообще были мои мозги в тот момент?

Дальше началось показательное выступление одного из учеников Марка. Я успела оттеснить Элли к стене, освобождая пространство, и потому могла наблюдать за всем со стороны, с замиранием сердца ожидая развязки. А посмотреть тут было на что. Чего стоят мечи набежавших стражников, за одно мгновение рассыпавшиеся пылью. А повскакавшие гости, замершие соляными столбами, окованные то ли заклинанием, то ли собственным страхом. Со стороны это выглядело так красиво, что я грешным делом, залюбовалась. Особенно эффектно смотрелась твёрдая, уверенная походка Альберта, неспешно продвигающегося вперёд среди всей этой сцены. Он шёл, и лишь помятый подол балахона раскачивался в такт его шагам. Он не оглядывался по сторонам, кажется, он даже не мигал, бережно храня туго натянутую нить взглядов между ним и Луизой. Но баронесса, вопреки всем ожиданиям, не встала и не ушла, она по-прежнему гордо сидела на своём стуле, надменно вскинув подбородок и недоверчиво глядя на мага. Даже Эжен с Этьеном не выдвинулись вперёд, стремясь загородить свою госпожу, а лишь со скучающим видом изучали сложившуюся ситуацию. Полное равнодушие этой парочки окончательно убедило меня, что всё ещё поправимо.

И вот, достигнув стола, за противоположной стороной которого сидела Луиза де Борн, Альберт почтительно остановился. В зале наступила оглушительная тишина, и под множеством изумлённых взглядов гордый маг опустился на одно колено. Судя по округлившимся глазам гостей, такого никто не ожидал. Общую картину испортил лишь Штейн, использовавший свой открытый рот сугубо для дела. Тарелки перед невоспитанным варваром начали стремительно пустеть, наводя на мысль о здоровом аппетите.

– Альберт Тренелл? – голос баронессы почти не дрожал, но выражал крайнюю степень изумления.

– Да, моя госпожа.

– Так ты всё-таки жив?

– Да, и вновь готов вам служить, как служил всегда.

– Правда?

Баронесса медленно встала и без видимых усилий вспрыгнула на стол. Кубки и осколки разбитой посуды брызнули во все стороны, жаля не успевших отвернуться гостей и добавляя слугам работы. Барон фон Штейн умудрился чем-то подавиться и с остекленевшими глазами схватился за горло. Судя по побуревшей физиономии, северному варвару катастрофически не хватало воздуха, но к нему на помощь никто не торопился. Все смотрели, как Луиза неторопливо пересекла стол и уверенно спустилась на пол, ступая по подставленным ладоням Альберта, как по ступеням. На пол брызнула кровь, видимо, под платьем у баронессы скрывались подкованные железом сапоги. На лице мага не дрогнул ни один мускул.

– Но ты должен был уже умереть, – задумчиво протянула Луиза, изучая склонённую голову.

– Если вам не нужна больше моя сила, то просто прикажите, и я умру.

– Я запомню это, ну а пока встань и следуй за мной. Ты прав, мне вновь потребовалась твоя сила.

– Благодарю, моя госпожа.

– И кстати, кто тебе помог? Ты не мог спуститься оттуда сам.

Я затравленно напряглась и буквально впилась взглядом в лицо мага.

– Меня спасла, – маг мягко улыбнулся, – маленькая певчая птичка.

4 заповедь менестреля: «Другие работают – не мешай, а то и тебя заставят»

К глубокому огорчению гостей пир был бесцеремонно прерван. Перед уходом баронесса пожелала всем хорошенько отдохнуть, но настроение уже не то. Все прекрасно понимали, что появление мага напомнило хлебосольной хозяйке о нависшей опасности, и возмущений не последовало. К моему огромному огорчению, проходя мимо задыхающегося Штейна, Эжен сжалился, мягко улыбнулся и так хлопнул барона по спине, что кость выскочила на свет божий. Если не ошибаюсь, в глазах ожившего варвара промелькнул неподдельный страх.

– Элли, – прошипела я, – марш в комнату.