Огни на Эльбе

Генри положил руку ей на плечо. Ошеломленная Лили смотрела на шляпу в своих руках. Великолепное зеленое перо было помято и изломано. Но она знала, что в любом случае больше никогда не наденет эту шляпу. Она чувствовала себя ужасно.

Во всем случившемся была виновата только она. Когда они вспоминала полные страданий крики раненого, ей казалось, что она вот-вот разрыдается.

Обернувшись, она снова увидела того человека, который спас рабочего. Он просто собрал разбросанные железные прутья и бросил их обратно в кучу. Холодно, почти презрительно он посмотрел на нее. Она сглотнула, но затем собралась с духом и шагнула к нему.

– Большое спасибо, что вы… – начала она, заикаясь, но ее тут же прервал Генри.

– Эй, ты, как тебя там! Ты толкнул мою невесту! Она упала! Просто посмотри, на кого она теперь похожа!

Лили оглядела себя. Белое платье в грязи сверху донизу, светлые перчатки изодраны, а ладони в ссадинах и крови. Она даже не заметила этого.

Мужчина, казалось, не до конца решил, находит ли он волнение Генри забавным или раздражающим. Несколько мгновений незнакомец, подбоченившись, молча смотрел на ее жениха.

– Она мешала! – наконец бросил он, пожав плечами и швырнув последний прут в кучу. Генри собирался вспылить, но собеседник просто отвернулся, не обращая на него внимания. Немного замешкавшись, он покосился на Лили.

– Мне очень жаль, если я сделал вам больно. Я должен был действовать быстро, – проговорил он после некоторого колебания.

Лили кивнула.

– Это случилось из-за меня. Спасибо, что вы… что вы так поступили и вытащили его.

Собеседник, казалось, был озадачен ее словами, но ничего не ответил. Внезапно ей пришло в голову, что ей все-таки нужно как-то добраться домой.

– А мой велосипед?

– Я привязал его к фонарю.

– Вот и отлично. В любом случае нужен кто-то, кто доставит его нам, – вмешался Генри. – Как тебя зовут?

– Йо Болтен, – лаконично ответил рабочий.

– Болтен, ты уже проявил себя героем, как насчет того, чтобы помочь нам? Эта дама ищет кого-нибудь, кто отвезет ее велосипед обратно в Бельвю.

– Слушайте, она сама приехала на нем сюда, так что мешает ей так же вернуться обратно? – спросил Болтен.

– Дождь, конечно. – Генри протянул собеседнику монету. – Скоро гроза разыграется по-настоящему. Может быть, ты хочешь, чтобы дама заболела пневмонией?

Мужчина взглянул на монету в руке Генри, затем посмотрел на Лили. Он и бровью не повел. Лили почувствовала, как становится огненно-красной под его взглядом.

– Вам не нужно этого делать… – пролепетала она. – Генри, ей-богу…

– Почему бы тебе самому не вернуть его? – спросил мужчина у Генри, не отрывая взгляда от Лили. Его голос не был ни недружелюбным, ни вызывающим. Но Генри взревел так, словно на него напали.

– Может быть, я должен испортить свой костюм? О чем ты думаешь, в конце концов? Будет лить как из ведра, и город превратится в месиво…

Как раз в этот миг пошел дождь. Тяжелые холодные капли падали на землю и на людей, обжигая Лили щеки и шею.

– Ну так что? – спросил Генри, укрывая Лили. – Велосипед надо доставить на виллу Карстенов. Я уверен, ты их знаешь.

Рабочий, казалось, даже не замечал дождя. С его темных волос на лицо стекали капли.

– Вилла Карстенов?

Казалось, он ненадолго задумался.

– У меня неподалеку есть еще одно дельце. Я доставлю велосипед сегодня вечером, – сказал он.

– И лучше в безупречном состоянии!

– Генри! – Лили было ужасно стыдно. – В конце концов, он делает нам одолжение!

Мужчина и глазом не моргнул, он не удостоил Генри ни ответом, ни взглядом, а просто повернулся и ушел. Генри все еще стоял с протянутой рукой. Только сейчас Лили заметила, что ее новый знакомый не взял предложенную монету.

Глава 2

Крыса была больна, в этом не было никаких сомнений. Йо наблюдал за ней уже некоторое время. Прислонившись к стене, он смотрел, как зверек бредет, шатаясь и дрожа, как в лихорадке. Черные глаза крысы были подернуты пеленой, на сером мехе виднелись следы крови.

Йо ненавидел крыс, они напоминали ему о времени, проведенном в тюрьме – едва становилось темно, эти твари пытались грызть пальцы на его ногах. А еще однажды, когда он был маленьким, крыса пробралась к ним в постель и отгрызла его брату кусочек уха. След от укуса виден был до сих пор. Вдобавок Вильгельм подхватил тогда опасную инфекцию, и отцу пришлось истратить на лечение значительную часть годового жалованья.

Зверек, что копошился сейчас у его ног, очевидно, любил полакомиться гниющими отбросами. Он был таким толстым, что брюхо волочилось по земле. Только крысы и наедаются здесь досыта, с горечью подумал Йо и выплюнул крошку табака. Но дело, которое привело его сюда, нельзя было обделать в приличной конторе где-нибудь в Бельвю. Такие сделки совершались только здесь. В черном сердце Гамбурга.

По пути к дому, адрес которого был написан на клочке бумаге, хранившемся в жилетном кармане, он встретил больше проституток и нищих, чем мог сосчитать. Запах гнили из каналов смешивался с дымом бесчисленных труб. Заброшенные дети, едва научившиеся ходить на кривых от рахита ножках, дрались за свои единственные игрушки – палки и пустые консервные банки. Йо знал, каково это – вырасти здесь. Вонючие трущобы старого города между Штайнштрассе, Шпиталерштрассе и Нидерштрассе когда-то были и его домом. Но между ним и этими детьми все же была существенная разница: он мог работать и зарабатывать деньги – немного, но достаточно, чтобы поддерживать семью на плаву. Чтобы его братья и сестры, по крайней мере, не лежали ночами без сна, страдая от голода.

Он прекрасно понимал женщину, набросившуюся сегодня на Карстена. Ему знаком был этот страх и бессильный гнев. Когда его отец стал жертвой несчастного случая, ему тоже казалось, что их семья обречена. Дети сбивались в кучу по ночам, голодные спазмы мешали им уснуть, и он представлял себе, как утром их находят в постели, замерзшими насмерть. В конце концов Лени, его сестричка, действительно умерла. Она была еще слишком маленькой и совсем ослабла. Когда наступила зима и в комнате, где они жили, стало так холодно, что к утру промерзал потолок, хватило и легкой простуды, чтобы расстаться с жизнью. Малышка заснула на руках матери – почти скелет, обтянутый кожей, – и в обращенных к нему голубых глазах, казалось, навеки застыл вопрос: почему он позволил ей так страдать? Это был самый тяжелый, самый мрачный час его жизни. Он по сей день видел ее в кошмарах, она словно наяву стояла у его кровати – маленькая, изможденная фигурка, с укором глядящая на него из темноты. Он просыпался в холодном поту всякий раз, едва ее костлявые пальчики смыкались у него на запястьях. Иногда ему даже казалось, что и после пробуждения – когда он сидел в постели, тяжело дыша и пытаясь отогнать от себя образы из сновидений, – он все еще ощущает ее прикосновение.

У них не было денег на приличное погребение, поэтому ее просто зарыли в безымянной братской могиле. Его крошку Лени, самую дорогую, самую умную девочку, какую он когда-либо знал. Он мечтал однажды поставить ей достойный памятник. Но трудные времена еще не миновали. Слишком много было голодных ртов, слишком дорого обходилась жизнь в городе, квартплата с каждым годом становилась все более неподъемной. И все же уехать они не могли, здесь у него была работа. Кому-то из детей всегда нужна была новая обувь. У матери к тому времени появилось еще двое детей, и они никогда не наедались досыта. Оба отца почли за благо исчезнуть навсегда, и положа руку на сердце он не мог их винить. Кто захочет взять на себя ответственность за такую большую семью?

Вскоре после смерти Лени Йо исполнилось двенадцать, и мать, отведя его в сторонку, сказала:

– Теперь ты старший. Отца с нами больше нет, так продолжаться не может. Ты нужен мне!

Затем она написала какую-то записку, все утро провозилась с ним, пытаясь, насколько возможно, придать ему пристойный вид, и они куда-то пошли. Он вспомнил потную руку матери, тянувшую его за собой сквозь толпу, и нарастающее чувство страха. Когда они наконец добрались до виллы, мальчик был поражен. Раньше он никогда не видел такого дома, чье великолепие казалось фантастическим. Даже кабинет, куда привел его слуга, брезгливо сняв с него шапку, превосходил самые дерзкие фантазии Йо. В обычных обстоятельствах его бы сюда и на порог не пустили. Но его мать бесстрашно постучала в дверь черного хода, тем самым запустив цепь событий, в которых он так до конца и не разобрался. Всучив записку, она толкнула его в кухню и исчезла, прошептав на прощание: «Смотри не оплошай!» Маленький Йо стоял там и ждал, пока мимо сновали слуги, награждая его презрительными взглядами и обмениваясь колкими замечаниями в его адрес.

Наконец его через большой зал отвели в прихожую, где он прождал, казалось, целую вечность, не смея шевельнуться. Его повсюду сопровождал слуга: пока они ждали приглашения хозяина, он стоял рядом, прислонившись к стене, и следил за каждым движением мальчика, чтобы тот – не дай бог! – ничего не украл. И это было к лучшему – только в непосредственной близости от себя Йо приметил с десяток вещей, которые он сразу бы прикарманил, оставшись без присмотра. Голодному не до принципов, а он голодал уже несколько месяцев. Вот, например, те часы позади него – он знал в Гамбурге пару местечек, где за них можно было выручить марок двадцать. Семье хватило бы этого на месяц.

Когда его наконец впустили в кабинет, перед ним предстал мужчина с львиной гривой, показавшийся ему воплощением Бога на земле. Он восседал за столом, спиной к окну с видом на Бинненальстер и ратушу. Лучи закатного солнца подсвечивали его бороду красным и золотым, создавая впечатление, будто он окружен ореолом – что в свете последующих событий покажется довольно-таки ироничным. Один лишь стол здесь был размером с половину комнаты, в которой ютилась семья Йо.

Мальчик стоял в дверях, расчесывая от неуверенности руки, и ждал, когда на него обратят внимание. Но этого не происходило, только тикали часы, и когда этот звук сделался для него невыносимым, он тихонько откашлялся. Затем еще раз, уже громче.

– Меня просили передать вам это!

И хотя Йо до сих пор не знал, как так вышло, с того самого дня он работал на Людвига Олькерта, самого могущественного гамбургского торговца, для которого стал со временем чем-то вроде невидимой правой руки. Йо был теперь заместителем Олькерта, отвечал за наем людей. Он знал поименно каждого служащего и руководил всеми работами в порту. Но были у него и другие обязанности. Сделки, о которых не знал никто, кроме него, Олькерта и противоположной стороны.

Когда он начал работать на Олькерта, все в его жизни переменилось. Правда, школу он с тех пор видел только снаружи, зато теперь им не приходилось голодать и ютиться в холодной каморке. Повзрослев, Йо даже смог позволить себе отдельную комнату, хотя содержание семьи по-прежнему лежало на нем.

Иногда ему казалось, что, расставшись с прежней жизнью, он как будто потерял часть себя. Но здесь, в мрачных трущобах, где прошло его детство, каждая мелочь напоминала о том, кем он был на самом деле. «Никого ты не обманешь, здесь ты родился – здесь тебе самое место», – казалось, шептали стены.

Он посмотрел на зеленую пену, которая образовалась на лужице мочи, растекшейся в нескольких шагах от него. В последний раз выглянул из заднего двора в переулок и решил подождать еще немного – ровно столько, сколько понадобится на то, чтобы выкурить сигарету. Если никто так и не появится, он уйдет. Хранение само по себе не преследовалось законом, но вот торговля без специального разрешения…