Погрешности против хорошего вкуса

Дорожку вдоль источника окружали пестрые островки разнородной растительности, среди которых, кажется, присутствовали доисторические хвощи, папоротники и мхи, маскирующиеся под многоцветные бархатные покрывала. Огромные вазы и корзины с дивными растениями свисали с ветвей деревьев и с резных опор. Бабочки всех размеров и мастей порхали над цветами; их было так невообразимо много, что Александра заподозрила в этом человеческое вмешательство.

– Скорее ангельское, – поправил ее Тони. – Один из серафимов, проектировавших сад, был большой любитель этой живности. Он доставил нам из Бразилии целый ящик тропических бабочек. Но жить и плодиться они могут только в пределах сада, поэтому не ищите их в других местах. И уж тем более не советую ловить этих красавиц и накалывать на булавки.

Сестры клятвенно заверили его, что подобные черные мысли не могли им и в голову прийти.

Миновав цветочный рай, они вышли на зеленую лужайку к озеру. Свежий ветерок от воды придал силы – Александра, не щадя нового английского костюма, уселась на большой гранитный валун прямо у самой воды и принялась кидать в озеро мелкие белые камешки, в изобилии валявшиеся поблизости. Магдалина разулась и, приподняв подол, с наслаждением вошла в прохладную воду – солнце пекло со всей мочи, но не смогло прогреть прозрачно-чистую озерную влагу.

– Эта лужайка знавала лучшие времена при ангелах-основателях, – сказал Реутов. – Здесь серафимы давали летние балы со всякими затеями. Могли, например, вызвать ливень из лаванды или рассыпать на берегу целый поднос разноцветных топазов, перемешав их как следует с галькой, чтобы устроить потом соревнование: кто быстрее найдет драгоценности.

– Как мне жаль, что эти времена ушли, – с грустью отозвалась Александра, плюхнув в воду увесистый булыжник. – Особенно скверно, что мы не знаем, из-за чего ангелы покинули город. Не расскажешь ли нам? – Она старалась придать своему голосу интонацию поравнодушнее, но розовые лепестки в ее груди вздрагивали. Магдалина тоже постаралась изобразить незаинтересованность: она изо всех сил брыкалась в воде ногами с тем расчетом, чтобы брызги достали зазевавшуюся Павлину, разглядывающую куст со странными синими ягодами.

– Очень мало людей знают, что случилось тогда на самом деле, – ответил Реутов после небольшой паузы. – С уверенностью можно сказать лишь одно: серафимам нанесли тяжелое оскорбление, и, скорее всего, это была кража.

– Кража? – переспросила Александра. – Каким образом можно было обокрасть ангелов, они, как я понимаю, всевидящи?

– Не совсем так. – Тони сосредоточенно разглядывал набалдашник своей трости. – Им разрешили построить город при условии, что во время пребывания на земле они частично утратят свои серафические способности. Это было вполне разумно, иначе к ним бы выстроилась очередь из жаждущих исцелиться или узнать судьбу.

– Что же украли у них? – нетерпеливо перебила его Гадалова.

– Не знаю, но что-то весьма ценное. После этого неприятного происшествия ангелов отозвали назад. Часть, правда, уходить ни в какую не хотела. Им позволили остаться, но небесные регалии так и не вернули, – ведь бесконтрольное пребывание ангелов в физическом мире могло привести к непредсказуемым последствиям. Так что из могущественных серафимов они превратились в беспомощных крылатых гномов.

– Не понимаю: как ангелы на такое пошли? Какую цель они могли преследовать? – задумчиво спросила Александра.

– Я говорил с ними на эту тему. По их словам, прегрешение, совершенное много лет назад, может быть искуплено. Они принесли обет оставаться на земле, пока жители Ялуторовска не исправят ошибку и не будут прощены, восстановив поток милостей, изливавшийся на город на заре его существования.

– Они не могут уточнить, что именно нужно исправить? – вдруг вмешалась в разговор Магдалина, выходя на берег.

– Я не имею удовольствия знать, – почему-то спрятав глаза, пробормотал Тони. – Кушайте ягоды, они чрезвычайно полезны, – сказал он погромче, обращаясь к Павлине, которая все еще обхаживала загадочный куст. – Между прочим, это растение появилось из слез Ренаты, старшего серафима из Семнадцатого отряда. Бедняга – она так нервничала, когда ей стало известно о приказе капитана Л. покинуть наш город недостроенным. Серафима пришла сюда, в свое самое любимое место, и лила безутешные слезы. Из них-то и выросла эта жимолость.

– Вот это – жимолость? – удивилась Павлина. Весь рассказ о какой-то серафической Ренате она восприняла, как всегда, с изрядной порцией недоверия. – Но она раза в три больше и раз в десять слаще той, что растет в нашем саду.

– Естественно, – с легким оттенком презрения в голосе ответил Реутов. – Ведь ваша жимолость не имеет ангельской биографии и, как следствие, необычных размеров и вкусовых качеств. Из ее листьев, кстати говоря, сестра Прага готовит отвар, полезный при катаракте и других заболеваниях глаз. Исходя из интереса к ягодам, я полагаю, вы нагуляли аппетит. Пойдемте-ка к голубятне. Там рядом растут чудесные яблони – заодно и перекусим.

Голубятня оказалась небольшим сооружением в виде китайской пагоды, окруженной фруктовыми деревьями, в основном яблонями. Реутов, услужливо подавая барышням увесистые Евины плоды всех мыслимых расцветок, не уставал рассказывать разные занимательные вещи.

Пока он произносил свои речи, на дорожке поодаль появились две женщины – первые люди, кроме привратника, которых они здесь увидели. Одна из незнакомок, более старшего возраста, была одета в белое платье с золотыми эполетами, руки держала за спиной и шла очень быстро. Ее рассеянный взгляд на минуту скользнул по лицам экскурсантов, но, по-видимому, она не нашла нужным с ними поздороваться и, продолжая начатый ранее разговор, сурово спросила у своей спутницы – молодой девушки, почтительно следующей за ней на расстоянии полушага:

– Ну, и какое же имя носит луна весной? Вспоминайте поскорее.

– Я не уверена, но, кажется, Агюзита?

Что ответила на это барышня, Гадаловы не расслышали, поскольку дамы уже скрылись из виду за печальными зарослями лещины.

– Это и есть сестра Прага, – пояснил Реутов. – Принимает какой-то экзамен у задолжавшей с мая гимназистки.

Магдалина с благоговением посмотрела вслед этой женщине, которая, как ей было известно, неоднократно приглашалась в заграничные университеты с курсами лекций на богословские темы. В Сорбонне, например, она читала «Проблемы святого Грааля в свете современных герменевтических трактовок» и «К юбилею святого Колумбы», а в Болонском университете – «Монотеизм в Древнем Египте», наделавший много шуму, ну и, наконец, в Копенгагене – и вовсе скандальную «Астрологию Апокалипсиса». Ее сестрицы ничего этого, конечно, не знали – в теологических вопросах они продвинулись не дальше, чем, скажем, их кошка Тереза в арифметике.

Магда вздохнула и нехотя поплелась за сестрами – их уже куда-то опять тащил неугомонный Реутов. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу заметила, в каком дивном месте очутилась, и только услыхав радостные взвизгивания младших сестер, с удивлением огляделась по сторонам. Они находились на просторной поляне, окруженной молоденькими березами и усыпанной лесными цветами. Как ни странно, цветы представляли исключительно весеннюю палитру – на полуобнаженной, еще не полностью прикрытой растительностью земле цвели подснежники, мать-и-мачеха и пучки лиловых крокусов; только что вылупившаяся клейкая листва на деревьях медленно плыла в потоках теплого ветра.

Александра подошла к первому попавшемуся дереву и молча, не находя слов от восторга, указала сестрам на розовые бутоны. Это была яблоня, и она явно готовилась к цветению – и это в конце лета, когда ее товарки в других частях сада уже сгибались от тяжести янтарного приплода!

Сестры обступили дерево, словно новогоднюю елку, разглядывая цветочные зародыши. Александра жадно хватала их, как детские пальцы, трогая то один, то другой, наслаждаясь непревзойденной шелковой фактурой лепестков. Реутов, сдержанно улыбаясь, стоял в сторонке, ожидая, пока о нем вспомнят. Действительно, через несколько минут Павлина наконец отвлеклась от яблоневого дурмана и спросила:

– Как называется это сказочное место?

– Резервация весны, – ответил Тони. – Ангелы подали прошение в верховную палату Природных Элементов, чтобы в городском саду всегда имелся небольшой клочок земли, оживленный дыханием майского ветра – где истомленные зимой люди могли бы отогреть и души, и тела.

Когда барышни налюбовались вечноцветущими деревьями, Реутов повел их дальше, объясняя, что основные диковины сада они уже осмотрели, осталась только библиотека в часовне, возле входа в которую росли олива и рожковое дерево.

– Бьюсь об заклад, что об этих представителях южной флоры вы читали только в книжках. Наши девицы из гимназии так объелись маринованных оливок за время обучения, что на нынешний урожай уже и смотреть не хотят. Сестра Прага, конечно, сердится. Зачем, хотелось бы знать, первый директор гимназии выпрашивал у ангелов семена рефаим?

– Какие семена? – заинтересовалась Магдалина как главный садовод в семье.

– Ну, рефаим их называли ангелы на своем языке. Агрикола именует их semen universalis. Неизвестно наперед, какие из них получатся растения. Ангелы дали нашему саду целых три семени. Из них выросли олива, рожковое дерево и голубые лотосы нестандартного размера.

– Но мы не видели никаких лотосов, – вставила Павлина.

– Отдыхают, – кратко пояснил Тони. – Теперь уже до следующей весны. Хотя это цветы с норовом: захотят – распустятся и в октябре.

Сразу за майскими яблонями расположилась часовня Благодарного Сердца, вход в которую охраняла старшекурсница Марианна Синицына. Она молча скользнула взглядом по пестрой компании, деловито вздернула бровь и повернула на два оборота золотой ключ.

Книги висели под потолком на веревках, на разном расстоянии от пола. Едва гости шагнули вовнутрь, фолианты пришли в движение: одни стали подниматься вверх, другие – их было меньшинство – начали снижаться. Александра запрокинула голову: прямо на нее медленно опускалась книга внушительных объемов. Через минуту девушка уже прикасалась к ее обложке.

Большая часть страниц была закреплена железной скобой – прочесть их пока не представлялось возможным.

Гадалова раскрыла книгу на первом свободном листе. На нем значился текст:

«Александра с изумлением увидела, что ключ от часовни прилип к груди Марианны, как кусок железа к магниту. Она сняла его и, провернув два раза в замке, открыла двери, впуская гостей в библиотеку».

Это была книга Перемен, фиксировавшая все основные события, происходящие в Ялуторовске. Она имела обыкновение проводить больше половины времени под потолком, но дочь Петра Гадалова, видимо, чем-то ей приглянулась, и книга решила немного пообщаться с посетителями.

4

Когда мадонна Осень, щедро рассыпая повсюду пеструю листву, вошла в город, Александра отправилась в местную гимназию на занятия. Цели обучения оставались для нее весьма смутными, и от ближайших двух лет она не ожидала ничего интересного – это был всего лишь выкуп, который ей требовалось заплатить за Лотара.

Павлину отдали в обычный класс, занимающийся по усеченной программе – только светские дисциплины. Госпожа Патронесса не собиралась мучить свою дочь неприменимой к жизни метафизикой.

Магда, провожая сестер, пребывала в мрачном настроении. Чем теперь ей заниматься в пустых комнатах, пока все при делах? Неизменный Василий Великий служил большим утешением, но этого, однако, было мало: старшей Гадаловой очень хотелось пройти вместе с Александрой курс обучения. Помимо теоретической пользы, это несло и практическую ценность – ведь гимназистам выписывали абонемент в сад и самую обширную в городе библиотеку.

Первый одинокий день показался ей бесконечно длинным. Пришлось сочинить себе множество хлопот – шитье, уборку, – но все же она понимала, что долго так не протянет – требовалось занятие посерьезнее. В К. девушка участвовала в различных благотворительных фондах – от общества помощи больным чахоткой до организации, занимавшейся поддержкой бывших каторжан. Ее розы и балетный станок остались при ней, но общественной деятельности явно не хватало. Реализовать свою кипучую энергию было негде – в Ялуторовске не имелось каторжан, а чахотку здесь пресекали на корню – каждую весну серафимы, сведущие во врачебном искусстве, прямо на улицах варили и раздавали жителям особый профилактический отвар.

«А может, так тому и быть – мою сестрицу с ленцой отправили учиться в гимназию, где нужно много чего делать, чтоб оставаться на плаву, а Магдалине следует накинуть узду на свой темперамент, сидеть дома и стряпать коричные пироги», – подумала горбунья, оторвавшись от шитья. Все оставшееся время до прихода родни она расстреливала из игрушечного пистолета произвольно выбранный цветок на обоях.

Сестры испытывали обоюдную зависть, совершенно о том не подозревая: Магдалина отдала бы, как она выражалась, «все золото инков» за то, чтобы ее имя пополнило списки учеников гимназии, а Александра готова была пожертвовать не меньше трети своего вполне реального состояния, лишь бы сидеть сейчас дома, пить чай и шить бисерные картины, недавно вошедшие в моду.

Первое впечатление дочери Петра Васильевича о гимназии было приятным. Ее наметанный глаз богатой наследницы не преминул отметить зеркало, одетое в дорогую бронзовую раму, прекрасные пейзажи, развешанные в оконных проемах, наверняка заказанные столичным мастерам, слепящую сахарную белизну ажурных занавесок и роскошь оранжерейных цветов, в изобилии украшавших столы и подоконники. Ступеньки двух крутых лестниц вели на второй этаж. Между ними под стеклом располагалось расписание – документ, обязательный к изучению. Несмотря на то, что оно было написано крупными буквами, Александра, последние пять лет страдавшая близорукостью, разглядеть его не смогла. Подойти поближе ей не хотелось, потому что совсем рядом с расписанием шушукались девчонки-второкурсницы в платьях цвета кричащий электрик, довольно неуместном для учебного заведения, где положено выглядеть скромно. Гадалова опустилась на кресло у окна, тщательно расправив юбку. Одежда только добавила неловкости: на ней было коричневое платье, какое она привыкла носить в К-й гимназии, и оно сразу же выдавало в ней неофита.

Наконец какая-то дама, шелестя прелестным кремовым одеянием, подошла к девицам и что-то негромко им сообщила. Александра напрягла слух, но почти ничего не разобрала, кроме слов «Ольвия» и «Прага». Обменявшись репликами с ученицами, дама направилась к ней, а девушки, словно стайка бирюзовых колибри, упорхнули в аудитории.