– Да, но милиционер сказал, что нашел тебя одну на улице.
– И что?
– Просто немного странно, что ты не пошла домой. Что-то случилось?
– А мне некуда… то есть… – я замолчала, потянулась рукой ко рту, промахнулась, едва не ткнула пальцем в глаз, сжала кулак у груди, мысленно выдавая себе пощечины, и, не найдя другого ответа, пробормотала: – Как бы, дома тут нет. Ну, вообще он есть, но не мой, а хочется свой. И спать, – само вылетело у меня, – тоже хочется.
– Прости, что потревожили твой сон, но нам нужно срочно тебя забрать отсюда.
– Имеет смысл задавать вопросы «зачем» и «куда»?
– Смысла нет. Он мертв. Мы его убили.
– Азар.
– Ego sum paenitet, meus amor
, но у нас часики тикают, – тот постучал пальцем по линии запястья. – Выбора у тебя, как и у нас, кстати, тоже нет. Теперь, когда мы все в одной лодке, предлагаю плыть.
С этими словами он махнул в сторону двери, и та послушно открылась. Смысл упираться тоже слег под дулом уговоров, так что я отпустила ставшую почти родной стену и более-менее ровно дошла до выхода. Но стоило занести ногу над порогом, как земля резко уехала в сторону, и мир провалился в пустоту.
– Тише-тише, – Рафаэль подхватил меня под руки. – Здесь все выглядит немного странно, но мы упростили пространство как смогли.
И правда. Глазу стало гораздо привычнее. Границы материи размылись, цвета стали менее однозначными. Еще не родная пятимерная реальность, но что-то близкое. Где-то вдалеке или прямо над ухом раздавались неразборчивые фразы, гулко стучали невидимые молоточки, шуршал несуществующий ветер. И в то же время противно давила абсолютная мертвая тишина. Кромешная мгла то ослепляла, то мерцала мягким призрачным светом. В пространстве мы были не одни. По бокам, над и под нами словно в отражении сотен зеркал появлялись, проходили мимо и исчезали едва различимые фигуры. Одна из них оглянулась в нашу сторону, притормозила и выскочила из-под стекла. Пред нами предстал тощий парень с шевелюрой, цвет которой мог бы заинтересовать отряд пожарных. Часть лица почему-то смазалась, будто размокла под дождем.
– Аза-ар, – проскрежетал он, – явился не запылился. Привезли свежее мяско, я погляжу. Так и до герцога скоро дослужишься. Рафи будет тобой доволен. Да, Рафи?
Азар рванулся вперед и сгреб беднягу за шиворот.
– Еще раз так обратишься к нему и.
– Рыжий, давай не при детях, – попросил Рафаэль. – Лучше позови Гавриила. Нужно осмотреть девочку.
– Кого-кого? – спросил Рыжий, поглядев на него. – Ах, да, конечно! – он расплылся в невинном оскале и на выдохе протянул: – Куда уж мне обращаться к таким вершинам.
– Тебя к ним пнуть? – осведомился Азар.
– Не утруждайся. Позвал минуту назад. Идет уже.
– Отлично. И приведи рожу в порядок. А то как пожеванный.
– Помят и избит суровой реальностью, – вздохнул Рыжий, не двинув ни одним мускулом. Кожа продолжала плавно подтекать к жилистой шее, точно плавленый воск. Иногда старший втягивал носом воздух, точно простуженный, тогда следом на место подползали и части лица. Только для того, конечно, чтобы слазить обратно.
Тут компания снова пополнилась. Своим вниманием нас почтил еще один статный мужчина. По виду – лет сорока с лишним. Выбрит гладко. Правда, не брюнет, да и словом так просто не обзовешь. Одарил каждого мимолетным морозным взглядом и сходу спросил:
– Общий понимает?
– Да.
– Опа! – воскликнул Рыжий. – Делаем ставки, господа, лорг
или вактаре
. Ставлю на лорга, а то придется подчищать всю ее летопись. Еще и перстень красивый дадут, девчонке, на радость.
– Что ж, дитя, – Гавриил чуть склонил голову, без особого интереса разглядывая общую маленькую проблему. На строгом, но совершенно незапоминающемся лице нарисовалась улыбка, которая наверняка задумывалась теплой и располагающей, но совершенно не подходила под прохладные серебристые глаза. – Твоя персона нас несколько заинтересовала. Не волнуйся. Это указывает лишь на вероятность того, что ты несколько неординарный человек, и наделена силами, которыми, ради безопасности окружающих следует держать под контролем, используя исключительно во благо. К какому именно типу «несколько неординарного» тебя отнести мы вычислим по количеству душевных струн. Много времени анализ не отнимет. Вактаре, хранителям листов и порядка, соответствует максимальный набор для смертных – пять. Лоргам, санитарам ошметков, – тройка. Существуют также вэксты
, более известные как мутанты, но общим наречием они владеют редко. Здесь вопросов нет?
Я молчала, раздумывая, как правильно отвечать в таких ситуациях. Старшие наблюдали за моей реакцией с терпением, которое могут выковать только века монотонной работы. Впрочем, Рыжий все-таки не удержался и, размяв длинные пальцы до хруста, пожаловался:
– Ой, как меня раздражают эти шоковые состояния. Хуже истерики, за ней хоть понаблюдать интересно.
Не существуй инстинкт самосохранения, я бы обязательно фыркнула. И это говорят о той, кто продержалась в незнакомом мире целый вечер. Шок, между прочим, накрывает тех, у кого неполадки с адаптацией. У кого-у кого, а у меня вопросы только с психикой. Плюс легкая неопределённость с местом в жизни. Пренебрежительный тон обидел еще сильнее и заставил открыть рот:
– Извините, конечно, но никакого состояния нет. Просто мне кажется, простите за такое предположение, что Вы оговорились. У любого порядочного мага должно быть минимум семь главных струн. Иначе ему не хватит энергии не только на то, чтобы выпустить ее наружу в виде, так называемого волшебства, но и на простое существование.
Старшие посмотрели на меня. В выражении лиц читалось что-то, отчего хотелось отмотать время назад и пережить момент по-другому. В идеале молча. Новое желание – забиться под плинтус, – перебил сдержанный вопрос Гавриила:
– Откуда такие познания?
Я смутилась, но решила ответить честно:
– В мультике видела, – и на всякий случай пояснила: -"Квантовая анатомия для самых маленьких".
– Мультике? – задумался рыжий.
– Сказка с живыми картинками, – подсказал Рафаэль. – Сейчас люди так развлекаются. Забавное изобретение, на самом деле. Иногда в сюжете даже истина проскальзывает.
– Сказка – ложь, да в ней намек, – заключил Рыжий. – А что, казни уже не в моде?
– Мультики лучше, – пожала плечами я. – В толпе стоять не надо.
– Даже людям нравятся красивые числа, мистиков сияние не пугает – сказал Гавриил, снова натянув маску обаяния, благо тут же снял и продолжил серьезнее: – Нет, дитя, я не оговорился. В твоём родном пространстве максимальное количество – пять струн. Вам достаточно. Так же, как в двухмерной реальности сложным существам хватит и четырех.
Пока он объяснял Рафаэль и Азар несколько раз переглянулись, точно подружки, готовые промывать на досуге новые косточки. Рыжий демонстративно зевнул:
– Ой, все! Колыхнули болото. Открывайте форточку, господа, и выходите по одному. Не забивай себе голову, – обратился он ко мне. – Вряд-ли доживешь до эпохи, когда вам эти знания пригодятся. Просто стой и не двигайся, пока смотрим. Это почти не больно.
– Почти? Тогда могу и задвигаться.
– Что поделать. Жизнь боль. Терпи и улыбайся.
– Он шутит, – отмахнулся Гавриил. – Просто замри на минуту. Готова?
Не дожидаясь моего ответа, он провел рукой по воздуху. Вслед за движением потянулась серебристая пленка. Я слегка наклонила голову вниз и едва не отшатнулась. Тело, с которым мы едва успели сработаться за этот день, теперь было соткано из блестящих бесцветных нитей. В месте, где, по идее, располагалось сердце, они скручивались в беспорядочный клубок, из которого в разные стороны расходились пять наиболее тугих и прочных «струн».
– Значит все-таки вактаре.