– Каждому приходит его день и его час. Но мой еще не пришел, не терзайся так уж сильно…
Его голос сейчас был слабым и немного хриплым. И принадлежал скорее пожившему старику, нежели деятельному руководителю.
Кира не ответила.
Она не знала, что говорить и как быть в этой ситуации. Сейчас она понимала, что он ей намного ближе и дороже, чем она сама всегда думала. И в этот момент казались неуместными любые никчемные беседы, дежурные фразы и слепые подбадривания. Вообще все казалось лишенным смысла и мучительным.
Виктор Иванович сам нарушил тишину:
– Как дела в институте?
– Нормально…
– Что с тобой? – спросил он мягко, чем застал Киру врасплох.
Она вздохнула и заглянула ему в глаза как побитая собака, не зная, с чего начать и как выразить то, что терзало ее уже так долго. И она начала просто говорить, потому что выстроить сейчас последовательную речь была не в состоянии от захлестнувших ее эмоций.
– Этот треклятый объект… Зачем он только появился в нашей жизни? Из-за него вы сейчас здесь. Из-за него многие люди совершают свои самые огромные жизненные ошибки. Из-за него мир раскололся на «за» и «против», и теперь нет никакого покоя ни его сторонникам, ни его противникам.
Виктор Иванович заботливо взглянул на Киру:
– Предметом конфликта может стать что угодно. «Эс Икс» мог и не являться причиной того, о чем ты говоришь. Он мог только проявить, вскрыть все те противоречия и проблемы, которые были задолго до него.
– Почему мы не уничтожили его, а начали исследовать? – по-детски с обидой в голосе прервала она его.
– Кислород поддерживает горение пламени, которое сжигает материальные ценности и даже людей. Но это же не повод уничтожить весь кислород на планете под тем предлогом, что он виновен в гибели людей и того, что им ценно?
Кира молчала. В ее голове Виктор Иванович был и прав, и неправ одновременно. Кровь пульсировала на зардевшихся щеках, к горлу подступал ком.
– Вы так говорите, потому что вам не придется столкнуться с последствиями и краснеть за то, что вы сделали или не сделали. А мне придется с этим жить. И знать, что я могла избавить других от проблем, а вместо этого руководила исследованиями, которые позорят имя ученого. Это было просто за гранью этики и гуманизма…
– Ну что ты такое говоришь… Кира, ты не можешь отвечать за счастье или несчастье других людей. Когда ты это уже поймешь и примешь? Единственная и главная твоя жизненная задача, которую ты действительно можешь разрешить, если возьмешься прямо сейчас, так это собственное счастье.
Кира махнула рукой и отвернулась.
– Я не могу думать о таких вещах, зная, что из-за моей глупости и недальновидности некоторые люди утратят свободу выбора и подчинятся действию объекта «Эс Икс», превратятся в довольных наркоманов…
– Не льсти себе, – спокойно прервал ее наставник. – Те, о ком ты говоришь, и раньше не имели никакого выбора. А те, кто могут и хотят выбирать – сделают это самостоятельно, совершенно независимо от тебя и твоего огромного самомнения.
Кира слегка улыбнулась, чувствуя правдивость его колкой оценки. Ее всегда восхищала эта его способность находить уместные слова и видеть самую суть вещей, объяснить просто и ненавязчиво, не теряя огромной глубины того, о чем говорил. Сколько бы времени ни проходило, какие бы времена ни наступали.
– Довольно этих бессмысленных самокопаний, – слабым голосом, но вполне уверенно подытожил Виктор Иванович. – «Эс Икс» приятнее многих известных ныне наркотических средств, включая транквилизаторы и опиаты, и, конечно, не опаснее их. Если человек хочет такого «счастья» и готов к нему, к его действию – при чем тут ты? Если человек, наоборот, делает выбор против «Эс Икс», то опять – при чем здесь ты? Да и с чего ты вообще решила, что твой выбор – правильный? И не просто правильный, а такой, который нужно обязательно навязать всем, чтобы все его разделяли, горели им, как и ты? Почему бы тебе не отбросить свои утопичные намерения спасти весь мир и не оставить его наконец в покое? Вероятно, именно так и открылась бы тебе тайна собственного счастья.
С Кирой происходило что-то несуразное. Мягкий голос и слова пожилого человека должны были успокаивать и ободрять, но в глазах девушки уже стояли слезы. Она снова отвернулась и начала рассматривать окна соседнего здания.
«Вот только слез моих сейчас не хватало», – думала она, и от этого ей еще больше хотелось расплакаться, уткнуться носом в чье-то родное тепло и плакать, плакать… Она пыталась перевести мысли на что-то другое, чтобы переключиться, отвлечься от этой болезненной темы. Но это другое все никак не находилось, как будто исчезло, как будто и не существовало вовсе, и осталось только это: болеющий родной человек и одинокая она. Оба беспомощные и нуждающиеся в заботе.
– Да. И конечно, не переставай себя жалеть, – тихо добавил Виктор Иванович, отчего лицо Киры сразу вспыхнуло гневом и обидой. Неужели он не видит, как ей больно сейчас, как одиноко и беспросветно? Как он может так говорить?
– Быть нелюбимой, боже мой, какое счастье быть несчастной, – вздохнул и тихо процитировал он строки стихотворения Александра Кушнера.
А Кира уже не могла сдержать то, что так долго копилось и требовало выхода именно сейчас, сию секунду. Она рыдала, закусив губу, не отрывая взгляда от окна.
Виктор Иванович одобрительно покивал и устало закрыл глаза…
Когда он очнулся, Кира просто сидела в кресле напротив и смотрела на него. Взгляд ее был грустным, но уже без того сердечного надрыва, который побудил ее к такому откровенному диалогу. Буря была позади, но общее состояние ее вряд ли изменилось.
– Как жить? Как принимать правильные решения? Где брать силы? – прошептала она с отчаяньем, поймав его внимательный взгляд.
– Если шагаешь чужой дорогой, всегда будет тяжело, больно и непонятно. Думая только о себе, свой путь не отыщешь.
Кира смутилась. Действительно. Она даже не поинтересовалась, как он себя чувствует, может и хочет ли сейчас с ней говорить. Ей так не терпелось получить ответы на свои вопросы, которые так много для нее значили, что за этими гнетущими страданиями она забыла об элементарной вежливости. Она опустила глаза, не знала, как поступить дальше.
– Кира, душевная боль появляется только тогда, когда твои ожидания не совпадают с действительностью. Это называется разочарование. И конкретно его ты сейчас переживаешь. Не волнение за меня, а именно разочарование оттого, что мое состояние противоречит твоим ожиданиям, ты не расстроена событиями на работе, ты расстроена тем, что твои усилия не завершились гениальным открытием, которое спасет все человечество и возвысит тебя. Ведь этого ты ожидала?..
– Неправда. Я…
– Правда, – тихо, но твердо прервал ее Виктор Иванович, чем опять вызвал вспышку краски на ее лице. – Я не виню тебя, а объясняю тебе. Постарайся почувствовать разницу и услышать, что я на самом деле говорю, а не то, что сейчас слышит твоя обида. Отложи ее до поры. Сможешь?
Кира слабо кивнула и тихо произнесла, не глядя на наставника:
– Постараюсь.
– Вот и отлично. А когда мы с тобой говорили про «Эс Икс», что значили твои слова про то, что мне уже не придется столкнуться с последствиями, а тебе придется с этим жить?
Кира кинула на учителя такой взгляд, как будто он окатил ее ведром холодной воды. Она разве что не подпрыгнула на месте. Девушка мгновенно поняла, на чем основывались его слова о том, что она не думает ни о ком, кроме себя. Она оскорбила его и даже не заметила. Более того, она уже похоронила его в своих мыслях и, будучи этим серьезно расстроена, проговорилась открыто. Стыд захлестнул ее с головой. Ей хотелось провалиться на месте, настолько острым и невыносимым было это чувство. Но память предательски начала вспышками выдавать то, что подтверждало слова наставника и относительно ее ожиданий от работы. Одна картина за другой, одна гипотеза за другой, один диалог за другим… Радислав Петрович, Корсак, Волк, сам Виктор Иванович и множество других коллег… Сказанное и только подуманное, надолго зацепившее и кольнувшее вскользь, глубоко прорабатываемое в экспериментах и отвергнутое за несоответствие генеральной установке…
Этого открытия о себе она уже не могла вынести. Не глядя в глаза учителю, она встала и попросила простить ее, если он когда-нибудь сможет это сделать. На что он потянулся к ней, желая привлечь к себе и не то утешить, не то получить поддержку самому, но в бессилии опустил руку.
Она не заметила этого жеста и, подхватив сумочку, услышала за спиной слова, которые заставили ее снова расплакаться:
– Мне не за что прощать тебя. Ты самая лучшая моя ученица. Я горжусь тобой.
Сгорая от чудовищного стыда и не особо разбирая дороги, Кира довольно быстро добралась до работы. Она просто не думала, куда еще можно отправиться, ноги сами несли ее по привычному маршруту…
Войдя в кабинет и закрывшись на ключ, она убедилась, что никто не сможет ее потревожить. Уронив уставшее тело в кресло, она бессмысленно уставилась в окно, терзая себя вопросом о том, как быть дальше.
Научные исследования интереса больше не вызывали и, даже наоборот, представляли собой живой укор для ее совести и решений, которые она уже приняла в дороге. Она больше не хотела участвовать в событиях, которые затрагивают самые светлые и желаемые человеческие состояния, но волею людских размышлений и домыслов перемешаны с чем-то другим, а потому отдающие бредом.
Она достала из принтера чистый лист бумаги, заполнила правый верхний угол и по центру вывела «Заявление». Потом немного помедлила. Встала из-за стола и подошла к окну. Оно было закрыто. Но девушка глубоко вдохнула, как будто только это место в комнате давало ей возможность дышать. Снаружи небо становилось все темнее и тяжелее, а буйствовавший ветер угрожал и вовсе опрокинуть его на землю.
«Состояние найденного сталкера среднетяжелое, стабильное…» – вспомнилась ей строчка из отчета коллег медицинского блока. Каждое слово, несмотря на свою стандартность и обезличенность, отзывалось в ее сердце тихой ноющей тоской. В мгновение ее взору предстало серое двухэтажное здание, в котором раньше располагалась сельская амбулатория. И где-то там, в какой-то палате лежал он…
Она вернулась в кресло и завершила начатый документ. Подписав его, она встала, набросила на плечи плащ и решительно направилась в административный блок, надеясь застать Захвалевского на рабочем месте, чтобы довести свой вопрос до финала немедленно.
Шагая по коридору, она листала почту на телефоне. И вот среди массы рабочих вопросов увидела то, что давно ждала. Письмо от Ирины Александровны, которая за день до похищения объекта уехала в столицу, где требовалось ее внимание не меньше, чем здешние изыскания. На фоне всего остального полученное письмо выделялось своей простотой и живостью.
«Привет, Кира!