Секретные расследования КГБ

***

Капитан взглянул на трофейные немецкие часы, фосфоресцирующие стрелки приближались к полуночи. Тучи ещё больше сгустились, небо превратилось в тёмную однотонную бездну, и ни один лунный луч не мог прорваться сквозь пелену облаков.

Фишман уже полчаса как спал. Он закончил возиться с радиатором печки и исчез в доме участкового. Насколько мог судить Акулов, ремонт оказался безуспешным, иначе Фишман не хлопал бы капотом изо всей силы, перемежая свои действия отборной одесской руганью. Николай надеялся, что решение проблемы придёт механику во сне, и утром он починит печку «Победы». Но мечты о тёплом салоне машины не помогали пережить холодную мартовскую ночь. Сидя в засаде и наблюдая за домом старухи, капитан продрог до мозга костей.

Странно, но Медведева всё не возвращалась, наверняка предпочла тёплый кабинет воспитательницы Риты и горячий чай, чем ловить монстра в такую погоду. Оно и к лучшему. Сверхъестественная тварь убивала людей, выпивая из них жизнь, и Николай молился, чтобы жертвами оказались хотя бы не дети. Монстр, как он подозревал, прятался под личиной слепой старухи, такова извращённая логика чудовища. Кто заподозрит в немощной женщине тварь, пьющую жизненные соки людей, точно компот в обед?

Тёмные глазницы окон безучастно смотрели на улицу, из печной трубы дымок не вился, значит, старухи нет дома. А если она охотится прямо сейчас? И Медведева, возвращаясь, попала в ловушку? Мысль, пришедшая в голову капитана, быстро стала навязчивой. Он уже хотел нарушить главное правило засады: не покидать засаду, – и пойти искать, а может и спасать, Медведеву, когда увидел на краю деревни неясные тени. Они перебегали от дома к дому, прятались за частоколом заборов и постепенно приближались. Засада принесла плоды.

Сердце Акулова быстро забилось, адреналин гнал кровь по жилам, согревая окоченевшее тело. Капитан раздвинул ветви куста, за которым прятался, чтобы лучше видеть дорогу. Лужи укрылись ледяной корочкой, точно юная невеста – фатой, и трава спряталась под тонкими кружевами из инея, и только уродливые старые избы и покосившиеся заборы портили впечатление от пейзажа, рождённого последним натиском зимы. Тёмные фигуры тем временем приближались. Показалась старуха. Она шла первой, рукой ощупывая забор, скрюченные пальцы быстро скользили по шероховатому холодному дереву и искали знакомые заусенцы и сучки. За ней, склонившись почти к самой земле, шли две фигуры поменьше. Сознание капитана пронзила ужасная догадка. Старуха вела к себе домой двух детей. Мальчика. И девочку, чьи длинные лёгкие волосы рассыпались по плечам и взмывали в воздух каждый раз, когда она озиралась.

Неужели монстр, скрывающийся под личиной слепой женщины, заманил в логово сразу двоих? Только одно не укладывалось в голове капитана – они шли за старухой сами. Впрочем, хитрая тварь могла обманом завлекать жертвы, а когда замаячила комиссия из города, попыталась спрятать тела в окрестных лесах. Но их почти сразу нашли.

Скрипнула дверь, и старуха поманила детей за собой в сени.

Нет времени на раздумья. Сейчас или никогда. Акулов нащупал под шинелью ножны и рукоятку серебряного клинка. Серебро – это хорошо, это надёжно, убивает почти любую нечисть. А если металл закалён в благодатном огне… У монстра нет шансов. Вот он скоро и убедится. Николай с тихим лязгом достал из ножен кинжал и подкрался к двери. Осторожно дёрнул – заперто, просунул лезвие в щель и провёл вверх, тихо звякнул крючок, и капитан шагнул в сени. Темнота поглотила оперативника, и мёртвая тишина сомкнулась над его головой, как вязкое, топкое болото.

Ни вздоха, ни скрипа не слышал Акулов. Словно в дом никто не входил. Едва дыша, почти на ощупь он прокрался к двери в горницу. Она оказалась не заперта. Он медленно открыл её, пытаясь прислушаться к звукам внутри комнаты, но услышал только шум крови в ушах и завывания ветра в холодной печной трубе. Оперативник шагнул в густую, словно в старом зловещем склепе, темноту.

Оглушительно громко чиркнула спичка. Вспышка на мгновение ослепила капитана, и он, подчиняясь дремавшим рефлексам, бросился в угол и выставил перед собой клинок. Зажглась и разгорелась тонкая лучина, прогнав остатки ночного мрака. На скамейке возле стены сидела слепая старуха, и её белые, как кладбищенский туман, глаза смотрели прямо на него.

– Ну что, опричник, нашёл ведьму? – Проскрипела она, словно провела наждачкой по стеклу.

Дети, оба лет тринадцати, сидели рядом и обнимали старуху. В детских глазах плескался первобытный страх, обращённый к Акулову, но не к твари, заманившей их сюда.

– Отпусти… – прохрипел капитан, прокашлялся и продолжил нормальным голосом. – Отпусти детей.

– Они не хотят уходить.

Акулов встал, отряхнулся, но клинок не убрал. Мальчик и девочка смотрели на него во все глаза, в то же время пытаясь спрятаться в подмышках у старухи. Как же так ведьма запудрила им мозги, что они видели угрозу в нём, а не в ней? От злости клинок в руке мелко трясло.

– С детоубийцами у меня разговор короткий. Или отпусти их, или… ты и слова сказать не успеешь.

Бабка что-то прошептала детям и подтолкнула в спины.

– Ну, идите-идите. Дядя вас потом заберёт. И дверь прикройте, а то тепло выпускаете.

Две пары глаз взглянули на бабку и исчезли за дверью. Та скрипнула, закрываясь.

– Ну, секи, опричник.

Женщина, сидя, выпрямилась и зажмурила глаза. Акулов занёс клинок для удара и… замер. На морщинистой щеке блеснула, быстро скатываясь, слезинка, но капитан её не увидел, его взгляд приковала маленькая чёрно-белая фотография в самодельной, криво сколоченной рамке на стене.

– Только обещай, убивец, что детей увезёшь отсюда.

Старушечья рука неожиданно сильно схватила его за запястье.

– Обещай! – Исступлённо закричала ведьма и расплакалась.

С фотографии на капитана смотрела счастливая семья; двое, статный мужчина в военной форме и сединой на висках и женщина с лицом, сияющим строгой спокойной красотой, сидели на той самой скамейке, на которой замерла старуха, подле них, опёршись спиной о колени и скрестив ноги, расположилась молодая и необычайно красивая девушка с открытой доброй улыбкой. Она держала двух близнецов, закутанных в пелёнки, девочку повязали бантиком.

Акулов убрал чужую руку с запястья. В слепой старухе с трудом проглядывала та женщина с фотографии. Он оглянулся на дверь – в узкой щёлочке блестели глаза. Капитан убрал клинок и сел рядом на скамейку. Поспешив с выводами, он едва не совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.

– Внуки? – хрипло спросил он.

– Да, – дрожащим голосом ответила бабка.

– Почему молчала?

– А вы, опричники, всегда без разбору бьёте.

– Я из КГБ.

– Названия разные, а суть одна.

Дети, увидев, что их бабушке ничего не угрожает, осмелели и вернулись в горницу. Они не отступали друг от друга ни на шаг. Акулов махнул рукой, и они бросились обнимать бабулю.

– Имя у тебя есть?

– Анна.

– Как же… так, Анна? – Капитан обвёл руками грязную и бедную на мебель горницу.

– Так, Шурики мои, – строго сказала бабка. – Затопите печку, а нам с дядей потолковать надо. Нечего тут уши греть!

Александр и Александра отлипли от бабушки Ани и наперегонки бросились разжигать огонь в топке. Опасность миновала, и от звуков детского смеха горница преобразилась и словно ожила. Стала теплее и уютнее.

– Ведьма я, – заговорила женщина. – Но не из тех, что детей воруют да жаб разводят. Знахарка скорее. Умела с травами обращаться, сглаз отводить да погоду править, коли совсем туго становилось. Мать говорила, что у меня большой дар, но я не слушала. И так в жизни всё хорошо сложилось. Мужа повстречала, дочку родила, а она мне внуков. А я деревне помогала, чем могла. Пока…

Бабушка – так её теперь видел Акулов, бабушка, а не уродливая старуха, – резко замолчала. Губы её задрожали, но она собралась с духом и продолжила:

– Сначала война пришла, и муж погиб. Мне медаль прислали, да что с неё толку?! Но то мужская доля – Родину да нас защищать. А потом, после войны, когда ещё впроголодь жили, пришла старшая сестра. Судьба её ведьмовским даром обделила, и она, видать, мне этого так и не простила. Сгубила дочь мою, чтобы древний обряд провести. Не знаю, опричник, что за обряд, я о таком не слыхала. Поняла только, что германский он. Видать, на войне немцам прислуживала, там и нагляделась. Тёмный обряд это был, жертва была нужна. Кровный родственник, вот свою племяшку, мою дочь то бишь, и… В общем, опричник, не хватило мне сил ей помешать. Каждый день себя проклинаю, но старое не воротишь. Только и смогла, что обряд нарушить. Добавила в её варево порошок из пиявок, и сестра моя сгинула. По крайней мере, так мне показалось. Когда пришла в себя, она уже исчезла. А уж она не упустила бы случая позлорадствовать! Да только недавно снова объявилась. Молодая, как прежде. Я внуков сразу в детдом спрятала, но она и туда пролезла, змеюка! Когда комиссия с центра приехала, думала опеку помогут оформить да детей забрать… Не тут-то было. Я и в ногах у них лежала, а они всё своё твердят: езжай, мол, в райцентр, там все документы оформляй. Ежели б я с их бумажками злокозненными бегала, то давно бы внуки сгинули! Тьфу! Ох, вот и решила детей сама уводить отсюдова.

У Акулова внутри похолодело, и страх, что он всё же совершил ужасную ошибку, липкими щупальцами объял сердце.

– Анна, – хрипло прошептал он. – Если не ты стрыга, тогда кто?

Бабушка несколько долгих мгновений молчала, и в трёх словах выплеснула годами копившуюся злость:

– Моя сестра – Рита!

***

Из архивных книг настолько старых, что готовы были рассыпаться от одного прикосновения, Акулов почерпнул знания о монстрах и сверхъестественных сущностях, когда-либо встречавшиеся человеку. Он знал, что такое стрыга. Нежить, ущербная ведьма-упырица, пьющая жизненную силу людей в тщетной попытке сохранить свою, но зло всё равно извращало плоть и душу, и лишь юная, невинная жизнь позволяла принимать человеческий облик на короткие, счастливые мгновенья. Тварь, сделавшая деревню Звягинцево охотничьими угодьями, убивала подростков,потеряла чувство меры и осторожность. Стрыги прячутся под личинами безобидных старух или милых бабушек, которых, будучи в здравом уме, никто не заподозрит в ужасных убийствах. Это и погубило Акулова, он искал старуху, а не стрыгу, и он её нашёл. Обрывочные сведения из старых книг ослепили его, и своим приказом капитан отправил лейтенанта Медведеву в логово монстра. На верную смерть.

Голые изломанные ветки кустов нещадно секли лицо и руки капитана, он не обращал на боль внимание и изо всех сил бежал к чёрной громадине на окраине деревни. Старинную помещичью усадьбу посреди заброшенного сада превратили в детский дом. Луна, выглянув из-за облаков, серебрила ветки, покрытые пушистым инеем, воздух врывался в лёгкие и пах морозом и прошлогодней листвой. Тёмная, почти чёрная тропа вела ко входу.

Капитан вскочил на старое резное крыльцо, дёрнул дверь и ввалился внутрь. Он ожидал увидеть следы борьбы или кровь на обоях с детским рисунком, но ошибся. В холле стояла абсолютная, непроницаемая тишина, изредка прерываемая звуком падающих капель. Акулов надеялся, что это где-то капает кран, а не… О другом варианте он и думать боялся. По бокам расположились коридоры первого этажа с закрытыми дверями в разные кабинеты: музыкальный класс, столовая, кухня, класс труда. Похоже, все спальни находились этажом выше. Акулов прошёл мимо пустующего поста и поднялся по скрипучей деревянной лестнице. В первой же комнате за стеклянной дверью стоял десяток кроватей со спящими детьми.