На деревню стремительно опустилась ночь, и промозглый ветер затащил холод под шинель, Акулов поднял воротник, чтобы стало чуточку теплее. Последние потуги зимы сковали льдом лужи и подморозили землю, но прапорщик Фишман словно не замечал ночного холода и копался под капотом, с прошлого раза его ругань стала более витиеватой и изысканной, даже капитан, долгое время имевший дело с матёрыми уголовниками, почерпнул несколько новых выражений. Фонарик водителя, ронявший жёлтое пятно света на посеребрённую инеем траву, остался единственным источником освещения в деревне, керосин в лампе участкового закончился, и дом утонул в ночных сумерках. По небу плыли тёмные неповоротливые туши облаков, и луна едва проглядывала сквозь прогалины, то и дело погружая деревню во тьму. Лейтенант Медведева зябко поёжилась от промозглого ветра и тоже подняла воротник шинели.
– Думаете, брать, товарищ капитан? – Спросила она.
– Нет, – покачал головой Акулов. – Сперва хочу убедиться. Я пока послежу за домом старухи, а вы сходите к этой Рите. Узнайте, когда и сколько детей пропало. Боюсь, что тех беглецов и нашли охотники.
Он посмотрел на старинную усадьбу, стоявшую на отшибе, единственный дом, к которому тянутся провода линии электропередач. В окнах свет не горел, видимо, дети уже легли спать. Юность он провёл в похожем заведении и отлично понимал, почему из него хочется убраться подальше. Из воспоминаний оперативника вырвала лейтенант Медведева. Вдруг она оказалась так близко, что Николай почувствовал аромат её цветочных духов, а щёку обдало горячим дыханием. Что-то опустилось ему в карман.
– Не вздумай её в одиночку брать, – прошептала она на ухо таким ледяным тоном, что сегодняшняя ночью показалась капитану жарким июльским полднем. – И про оберег никому ни слова. Это на всякий случай.
Акулов сглотнул от волнения. Всё естество протестовало от столь близкого присутствия лейтенанта. Медведева отпрянула, неожиданно улыбнулась, вскинула руку к виску и звонко отрапортовала:
– Разрешите выполнять?
– Выполняйте, – выдавил капитан.
Лейтенант развернулась и быстро ушла в сторону чернеющей громадины детского дома. Акулов взглянул на свёрток, похожий на конфету, и сунул обратно в карман. Чумазый Фишман, оторвавшийся от потрошения автомобиля, стоял рядом и хитро улыбался.
– А что это вы тут делаете, а?
– Цыц, – сурово буркнул капитан.
– Ладно-ладно, – с усмешкой ответил механик и нырнул обратно под капот.
Николай взглянул вслед Медведевой, но она уже исчезла в ночном сумраке. Странно, но он почувствовал облегчение, когда лейтенант ушла.
***
Ветви, покрытые ледяной коркой, скреблись в окно кабинета Николая Акулова, капитана уголовного розыска Дорогомиловского отделения милиции в городе Москва. Шёл дождь, но температура при этом опустилась ниже нуля, стояла холодная осень. Тусклая лампочка под ядовито-зелёным абажуром светила на заглавную страницу зачитанного до дыр шестьдесят третьего номера «Московского комсомольца» от двадцать восьмого марта пятьдесят третьего года. С первой полосы кричали громкие лозунги «Досрочно выполним годовой план!», «980 процентов за смену!», а в нижнем левом углу, пытаясь слиться с другими статьями, маленькие буквы гласили «Указ президиума верховного совета СССР», и ниже уже более уверенные литеры складывались в заголовок «ОБ АМНИСТИИ». Рядом с газетой лежал листок, исписанный крупным, но аккуратным почерком, некоторые отдельные слова состояли целиком из прописных букв и тяжёлыми камнями падали в душу читающего. Перо застыло над бумагой.
Капитан сидел за небольшим деревянным столом и впервые за многие годы испытывал острое чувство нерешительности. Слово «Амнистия» раскалённым металлом горело в его мозгу. Столько лет он без устали день и ночь охотился за негодяями всех мастей, чтобы они несли заслуженное наказание за злодеяния, столько лет он держал данное слово, помогал людям и очищал Родину от всякой нечисти. И что теперь? Перед глазами вставали бесконечные пункты указа: «Освободить из мест заключения…», «Освободить…», «Освободить…», «Сократить срок…», «Прекратить…» Дело всей его жизни перечеркнули в одночасье. Кто-то вышел сам, кто-то подмазал сальной лапой кого нужно, кто-то просто под шумок, и в городе начали появляться преступники, которых Акулов уже поймал. Что делать? Ловить снова? Но пока идёт масштабная перестройка всей системы, кто может гарантировать, что не объявят ещё одну амнистию? А потом ещё?
Капитан написал рапорт об отставке. Он не знал, чем займётся, как сможет снова помогать людям. Это был крик души, вопль отчаяния человека, разочарованного судьбой. Осталось только подпись черкнуть и отдать в канцелярию. Но рука не хотела, а Акулов не мог её заставить.
Некто робко постучался, Николай ожил и спрятал бумаги в стол.
– Войдите! – Позвал он гостя.
Дверь открылась, и вошёл человек небольшого роста, закутанный в тёплое пальто и шерстяной шарф и в фетровой шляпе, почти сползшей на острый нос. Визитёр поставил в угол возле шкафа увесистую чёрную трость с серебряным набалдашником в виде головы льва и, поправив шляпу, явил раскрасневшееся от холода приятное улыбающееся лицо. Только серые глаза смотрели строго и не смеялись.
– Капитан Акулов? – Спросил вошедший, распахивая пальто и распуская шарф. Его голос обладал мягким, приятным уху звучанием.
– Так точно. А вы?
– Полковник Татищев.
Николай быстро встал по стойке смирно и отдал честь.
– Да вы сидите-сидите! Разрешите присесть? – Спросил полковник.
– Конечно! – Капитан опешил от манер старшего по званию.
Но полковник не сел, а, скинув пальто и оставшись в штатском сером пиджаке, стал ходить из угла в угол.
– Капитан, пусть вас не удивляет моё внезапное вторжение. Видите ли… А впрочем, вы слышали о грядущих реформах?
– Слышал, – буркнул Акулов. – Только ленивый о них не говорит.
– Замечательно! Такое дело, мхм, структура, в которой я работаю, аналогично подвергнется нещадным реформам. Настолько масштабным, что за ними горизонта не видно! Но, и это не может не радовать, моё подразделение расширяют, а штат увеличивают. Естественно, мне нужны толковые кадры.
– А причём здесь я?
– О, это самое интересно! Один, так скажем, наш общий знакомый очень вас рекомендовал. Он хорошо отзывался о ваших служебном рвении и успехах в поимке преступников.
– И что же за знакомый, товарищ полковник?
– Сейчас не об этом, капитан! Мне нужны такие, как вы! Которые обладают природным чутьём и могут найти любого преступника.
– Вы знаете, я своё чутьё несколько подрастерял, и уже сомневаюсь, кто преступник, а кто им больше не является.
– Я понял, о чём вы, сударь… то есть, товарищ Акулов. Но можете не переживать, вы будете работать во вновь образованном управлении комитета государственной безопасности. И это управление, должен вам сказать, занимается особыми преступлениями.
– А какая разница, товарищ полковник, если даже этих особых преступников могут выпустить?
– Этих не выпускают.
Полковник прекратил возбуждённо ходить по комнате, сел перед Николаем и заглянул ему в глаза.
– Что? – Удивился Акулов. – Расстреливают на месте? Без суда и следствия? Тогда чем же мы лучше будем?
– Не совсем так. Наши преступники, мхм, скажем, сущности не обычные. И люди от них страдают гораздо сильнее. И не только люди. Сама наша Родина может от них пострадать, если сидеть сложа руки. Мы живём в непростое время, а эти… сущности, чувствуя нашу слабость, лезут изо всех, мхм, отверстий.
– Знаете, что, товарищ полковник? – Акулов встал и навис над столом. – Я уже подал рапорт об отставке. Не волнуют меня… ваши преступники с особыми управлениями. Пожарным я принесу Родине и людям больше пользы, чем мент, преступников которого отпускают.
Капитан блефовал, и доказательство лежало в ящике стола. Но, как профессионал, как следователь уголовного розыска, он хотел расколоть странного полковника.
Татищев обернулся к входной двери, где стояла трость, пожевал губами и сказал:
– Не подали.
Сердце у Николая ухнуло вниз, точно самолёт, сорвавшийся в штопор. Как он узнал, даже не выходя из кабинета?
– Понимаю ваше любопытство, – Акулову казалось, что полковник читает его, как открытую книгу. – Но вся информация строго засекречена. Однако, мы обеспечим к ней доступ, если согласитесь на предложение стать оперативником Управления «О». Поверьте, вашу помощь Родине и людям будет трудно переоценить.
Капитан молчал. Ему нужно время переварить услышанное.
– Давайте так, – Татищев хлопнул в ладоши и поднялся, протянув небольшой листок. – Вот адрес, приходите, как надумаете. Но не затягивайте!
Полковник Татищев споро оделся и покинул кабинет, оставив Акулова наедине с тягостными мыслями.