Но Крис не мог оторвать взгляда от сцены перед ним. Ему даже на мгновение показалось, что девочка дышит – спокойно, ровно, как обычный человек, спящий глубоким сном. “Этого не может быть”, – подумал он, но сомнение засело внутри.
Внезапно восковая фигура принцессы поднялась и села на королевской кровати. Крис остолбенел. Девочка открыла глаза, посмотрела прямо на него и сказала тонким, звонким голоском:
– Поцелуй Африку. Разбуди меня! Я устала спать.
Крис моргнул, не понимая смысла её слов. Он хотел двинуться, но ноги будто приросли к полу.
– Поцелуй меня, мальчик с чёрными глазами, – повторила она.
Крис застыл, его разум метался, не зная, что делать.
Мальчик чувствовал, что должен подчиниться. Это было почти как голос внутри него – тихий и уверенный, не требующий слов. Её глаза манили его вперёд, как магниты. В них не было ни тени зла, которую он привык видеть в фильмах ужасов, где ожившие мертвецы или статуи притягательно и завораживающе гипнотизируют своих жертв. Эти глаза сияли добротой, спокойствием. И всё же за этой добротой пряталось что-то ещё – просьба, мольба, как будто она просила его о помощи, о том, чтобы он её разбудил.
Скованное напряжение разлилось по телу Криса, но ноги двигались вперёд, словно не подчиняясь его воле, а чьей-то другой. Время замедлилось. Пространство вокруг словно заволокло густым туманом, и единственное, что было реальным – это кровать и девочка на ней. Он шёл к ней, как во сне, с каждым шагом ощущая, как мир вокруг него теряет чёткость, словно весь остальной мир исчезал, оставляя только эту сцену. Он почти подошёл к ней, к самой кровати, когда вдруг кто-то схватил его за плечо. Хватка была неожиданно сильной и грубой. В ужасе Крис обернулся.
Человек, державший его, был отец, но в то же время и не его отец. Лицо, искажённое гримасой ненависти, было знакомым, но таким чужим, что мальчику стало страшно. В обычной жизни его отец всегда был добрым и спокойным, но сейчас эта доброта словно испарилась, оставив только гнев. Черты его лица будто перетекали в маску ярости. Казалось, что каждое его движение насыщено злобой, и это делало его совершенно неузнаваемым. Его глаза горели жёстким, безжалостным огнём, и в них не осталось ничего человеческого.
В следующий момент Крис заметил какое-то движение краем глаза и увидел свою мать. Но её он тоже не узнал. Её лицо исказилось до неузнаваемости – её обычная улыбка исчезла, сменившись злобным оскалом. Нижняя губа часто-часто подергивалась, как у собаки, которая хочет напасть на кого-то. Ещё она хихикала коротким, жестоким смехом, потирая руки, будто готовилась к чему-то жуткому. Вся её фигура как будто сжалась, как если бы её тело начало стареть прямо на глазах. Она стала похожа на старуху, сморщенную и злую, с глазами, полными ненависти. Те смешки, что вырывались из её горла, были исполнены злорадства, и каждое её движение казалось пропитанным злобой, словно она питалась страхом Криса. Она закричала человеку-папе, который держал Криса:
– Держи! Держи этого гадёныша, не дай ему уйти. Его надо повесить! Он хотел поцеловать твою дочь!
Какая это дочь? У меня даже сестры нет? – пронеслось в голове у Криса. И тут его мнимый отец закричал ему прямо в ухо так, что барабанные перепонки Криса чуть не лопнули:
– Так ты хотел убить мою спящую дочь? Да?! Теперь ты сам получишь, что желал! – и он захохотал. – Виселица заменит тебе мою Африку.
И он стал бешено трясти Криса в воздухе. Трясти. Трясти и трясти. Трясти и трясти и трясти…
***
Кто-то тряс его за плечо. Сильнее и сильнее, пытаясь вырвать Криса из глубин темного и страшного сна. Затем раздался хриплый, резкий голос:
– Просыпайся, урод. Сколько можно дрыхнуть?
Крис, сквозь полуоткрытые веки, увидел перед собой громадную фигуру. Это был высокий верзила с грубой, бандитской рожей, на которой через все лицо пролегал зловещий шрам. От его тяжелого дыхания пахло гнилью, как и от его тела. “Кто тут еще урод?” – мелькнуло у Криса в голове. Странно, что в этом состоянии его мысли были так ироничны и с легкой “ноткой” юмора.
– Просыпайся, спящая красавица! – глумливо повторил громила, и его голос дрожал от еле сдерживаемого смеха.
– Где я? – прошептал Крис, пытаясь собраться с мыслями. Он понял, что уже не спит, но никак не мог осознать, где оказался и что происходит. Все вокруг было размыто, словно в тумане. Он ощущал, что как будто находится в какой-то комнате, которая движется.
– Ты? – верзила выпрямился, его огромные руки покоились на бедрах, а взгляд источал злорадство. – Тебе оказана великая честь! Ты едешь в нашей самой большой цирковой повозке, – и он разразился оглушительным смехом, хлопнув себя по огромному животу. – Теперь ты часть нашего странствующего цирка уродов! Конечно, по сравнению с нашими трехногими или хвостатыми артистами ты не самый диковинный экземпляр, но твоя внешность точно понравится публике!
– Но… я не понимаю, что во мне уродского, мистер, – тихо пробормотал Крис, еще не понимая, в какую ловушку угодил, и стараясь не провоцировать этого гиганта. “Этот человек точно опасен”, – подумал он.
– И я не собираюсь участвовать в вашем цирке, – робко добавил Крис.
– Ты не понимаешь и не хочешь???!!! – хохотнул верзила, словно от наслаждения, и внезапно резко замахнулся и нанес удар. Его огромная ладонь обрушилась на лицо Криса с такой силой, что мальчик полетел через всю повозку. Голова закружилась, мир перед глазами померк, а правая сторона лица онемела, прежде чем боль обрушилась на него с невыносимой мощью. Из глаз тут же потекли слезы.
– Во-первых, меня зовут мистер Кларк, – зловещим голосом процедил верзила, надвигаясь на Криса, который уже с трудом различал его сквозь слезы. – А во-вторых, ты будешь участвовать. Из моего цирка уроды не уходят – их уносят. Ногами вперед! – снова его хохот разнесся по повозке, как грохот грома.
Мистер Кларк чуть наклонился, его глаза сверлили мальчика, и голос стал еще страшнее:
– Хотя даже если бы я тебя отпустил? Думаю, далеко ты не ушел. Для странствующих рыцарей ты, можно сказать, лакомый кусочек. Им только бы найти какого-нибудь уродца и убить его. А потом восхищать публику за королевским столом рассказами о битве с ужасным монстром. И еще в доказательство рыцарь будет показывать твой отрубленный громадный нос. – Перед глазами Кларка уже стояла эта картина. – Дамы будут в ужасе или омерзении прикрывать глаза от вида отрубленного носа. А когда храбрый рыцарь уберет свой трофей, то тут же на него посыплется град из пылких, жгучих, страстных взглядов этих дам. Они будут не прочь познакомиться поближе с таким героем. Вот так вот, маленький уродец. Можно сказать, в определенном смысле, я спас тебе жизнь, – Кларк заливисто засмеялся своей остроумной шутке.
– Но я не урод! – выкрикнул Крис, глотая слезы, стекающие по лицу.
– Ты не урод?! – мистер Кларк попытался изобразить притворно искреннее удивление, а затем разразился очередным громогласным смехом. – Ты что, никогда в зеркало не смотрел, паршивец? Дай-ка я тебе помогу! – он резко открыл старый сундук, стоящий в углу, и достал оттуда осколок зеркала. Он протянул его Крису с усмешкой на лице. – Вот, может, зеркало откроет тебе глаза на правду. Полюбуйся на себя, красавчик.
Крис взял зеркало, его руки задрожали. Когда он взглянул в отражение, ему показалось, что он смотрит в какое-то окно, а не в зеркало, и видит за окном какое-то странное уродливое существо. Из осколка на него смотрело чудовище. Лоб его выпирал вперед, брови разрослись и утолщились. Лицо было покрыто грубой щетиной, как у зверя, но самым ужасным было то, что нос его стал громадным и напоминающим огурец. Единственное, что осталось прежним – это его глаза. Черные и грустные, они как будто говорили о его боли и страхе.
– То, что у тебя за спиной, ты, конечно, не увидишь в зеркале, – с усмешкой сказал мистер Кларк, – но ты можешь потрогать это своими длинными ручками.
Крис медленно, с ужасом, посмотрел на свои руки. Они стали невероятно длинными и уродливыми, словно принадлежали не ему, а какому-то существу из ночных кошмаров. Он ощупал спину и замер. Там был горб. Огромный, как у карлика из старых легенд. Как это произошло? Как он превратился в это? Его голова закружилась от ужаса и отчаяния.
«Как же я стал таким?» – мысли метались в его голове, стараясь восстановить ход событий. «Я вышел из леса. Встретил старушку. Она показалась доброй. Напоила меня молоком… Стоп! Молоко! Оно было хоть и вкусное, но с каким-то странным привкусом!» Мальчика охватил ужас. «Неужели она отравила меня? Зачем? За что?»
Крис заплакал. Все это было невыносимо. Был ли это сон или он действительно попал в другой мир, но… Этот сказочный мир с замками, лугами и бродячим цирком уродцев, в который он теперь попал и казавшийся ему таким красивым, вдруг стал очень пугающим. Он хотел вернуться домой, к маме и папе, в свою уютную квартиру на Сквер-Гарден стрит, где можно было бы спокойно смотреть мультфильмы и фильмы, забыв о чудовищах и плохих людях.
– Ты хоть что-нибудь умеешь делать, кроме того, чтобы ныть? – грубо прервал размышления мальчика мистер Кларк. Его голос был похож на рычание рассерженного зверя. Он скрестил руки на груди, прищурив свои маленькие злобные глаза. – Лазить по канатам? Корчить смешные рожи? Изображать шута? Забавно прыгать и скакать на всех четырех конечностях, как уродливое животное? Что-нибудь, что могло бы рассмешить или удивить королевскую публику?
Крис едва поднял голову, его лицо все еще болело от удара, а разум не мог вместить всего ужаса происходящего.
– Нет, мистер Кларк… – произнес он, заикаясь, – я… я ничего такого не умею. Может быть… вы меня отпустите?
Мальчик знал, что это было глупо, но надежда на спасение все еще теплилась в его душе. Он видел во сне столько чудес, столько возможностей, что не мог поверить, что это теперь его жизнь, пусть и в другом мире. Он не мог смириться с тем, что вдруг оказался пленником.
– Заткнись! – рявкнул мистер Кларк, топнув так, что доски повозки под его ногами заскрипели. Его огромная рука нервно сжалась в кулак, и казалось, что он готов ударить Криса снова. – Ты будешь в этом цирке до самой своей смерти, уродец! Прими это как неизбежное. И лучше тебе хорошенько подумать, что ты можешь сделать. Скоро у нас представление перед самим королем Артуром и его свитой. – Глаза Кларка загорелись хищным огнем. – Если хочешь хоть немного нормальной еды в следующие дни, то готовься проявить себя.
Крис не осмелился ответить. Гигант развернулся, глухо стуча своими тяжелыми сапогами, и ушел в начало повозки, сев рядом с кучером и оставив мальчика в темной повозке, пропитанной запахом плесени и грязи. Тишина заполнила пространство, но в голове Криса продолжали звучать страшные слова мистера Кларка.
***
Мира, коварная колдунья, веселилась весь остаток дня, наслаждаясь каждым мгновением своего триумфа. Ее тонкие пальцы, покрытые старыми кольцами с камнями, дрожали от возбуждения. Она кружилась по комнате, ее глаза, сверкающие зелеными огнями из-за отблесков от камней, были прикованы к волшебному шару, который показал ей многое. О, как же она радовалась!
Сначала она увидела, как мальчишка спал на обочине дороги, беззащитный, как ягненок, ожидающий своей участи. Затем на его лице начали происходить зловещие изменения: нос стал длинным, лоб выдвинулся вперед, словно у дикого зверя, а на спине появился огромный горб. Мира была в восторге от того, как ее зелье подействовало. Она даже не ожидала, что трансформация окажется такой успешной!
Но дальше произошло еще более интересное. Она увидела, как странствующий цирк уродцев остановился рядом с мальчиком. Из одной повозки вылез уродливый здоровяк со шрамом, оглядел мальчика, а затем, словно это была его привычная работа, поднял его на плечо и понес в свою ужасную повозку. Колдунья вскинула голову и захохотала, словно безумная. Ее злобный смех разносился по комнате, отражаясь от стен. Это был именно тот цирк, что направлялся к королю. «Как же это прекрасно сложилось!» – думала она, танцуя вокруг шара. – «И цирк, и мальчишка, и король Артур… Как же удачно все совпало!»
Она поводила руками над шаром. Через некоторое время он помутнел, и в нем стало видно только серый туман. Но вот туман рассеялся, и стало видно балкон. Это был один из балконов королевского замка. На нем стояла маленькая белокурая девочка лет восьми в розовом платье, с прекрасным лицом и добрыми, нежными глазами. Она весело смеялась, глядя вниз на двор.
Мира похолодела, когда она услышала этот смех. В нем было что-то невыносимо светлое и чистое, что раздражало её до глубины души. Смех раздавался снова и снова, и колдунья сжала с силой кулаки от злобы. Внизу, во дворе, шестилетний мальчик, оседлав огромную свинью, держал длинную палку, пытаясь направить свое «боевое животное» на другую свинью, которая мирно дремала в тени дерева. Мальчик кричал: “Надо убить этого розового дракона! Вперед, мой храбрый конь!” Девочка еще несколько минут с улыбкой смотрела вниз, а потом развернулась, собравшись, видимо, уходить. Неожиданно к ней на плечо приземлился черный ворон. Прекрасное личико девочки дернулось в страхе. Она подняла руку, чтобы согнать птицу. Но ворон не испугался, а наоборот, клюнул девочку в руку. Ее глаза широко распахнулись от боли, и она отдернула руку. Стало видно немного крови на ее руке, а ворон уже взлетел и исчез из виду. На лице девочки выступили слезы, и она продолжила выходить с балкона, но, дойдя до дверного проема, остановилась. Сначала она облокотилась о стену, а потом сползла по ней на пол. Глаза ее закрылись. Ворон уже взлетел ввысь и исчез, как исчезали и следы его присутствия – маленькая ранка на руке у девочки от удара клювом уже перестала кровоточить.
Мира закружилась вокруг своего шара, который уже начал меркнуть, постепенно затухая. Её лицо озарилось злорадной улыбкой.
– Так вам! – она вскрикнула в восторге, её руки раскинулись в стороны, как у победительницы. – Так вам всем за мою лисичку! И ты, гадкий мальчишка, получил своё! И ты, Артур! Но это только начало! Это цветочки! Скоро всё королевство сойдет с ума! Будете знать, как связываться с великой Мирой!
***
Король Артур сидел, удрученный, у постели своей дочери Африки. Его лицо, обычно суровое и непоколебимое, сейчас было покрыто тенью тревоги и боли. Он не мог поверить в то, что случилось. Еще только сегодня утром она весело щебетала, рассказывая ему о своих невинных играх во дворе, её смех наполнял комнату, как солнечный свет. А теперь? Теперь она лежала перед ним, безмолвная, неподвижная, как сломанная кукла, а её лицо, столь милое и нежное, стало бледным, как первый снег.