– Здесь ровно две тысячи шестьсот.
– Спасибо, – ответил Перман и облегченно вздохнул.
– А теперь послушайте внимательно меня, – сказал Олег, пряча деньги в задний карман джинсов. – Вы имеете право вообще ничего не писать и ничего не говорить, пока не встретитесь с адвокатом. Иначе можете на себя и других людей наклепать лет на десять без права переписки.
– А если меня будут бить? – надевая туфли, спросил Перман. – Я с детства боюсь физической боли.
– Тогда зачем нужно было встревать в это дело? – резонно заметил оперативник. – Мне такую сумму никто не доверил бы…
– Ничто не предвещало беды, – объяснил Юрий Львович. – Человек, который доверил мне эти деньги, доверил бы мне и свою жизнь. Поэтому я не могу его предать. Я понимаю, что вызываю злобу своими фантазиями насчет находки, но у меня нет другого выхода. У меня такое предчувствие, что кроме этого несчастного полковника полиции и меня, никто отвечать не будет. Я вообще не понимаю, как стало известно о том, что я несу ему деньги. Об этом знали только два человека: я и мой друг. Никто из нас донести об этом не мог.
– Понятно, – задумчиво произнес Олег. – Пока что я сбегаю в магазин за едой и водой, а потом все обмозгуем по полочкам.
– Если можно, то в аптеке мне надо купить еще Меттформин против сахара… – попросил Перман. – Иначе я могу впасть в кому из-за гиперкликемии или умереть от гипогликемии.
– Я не врач, – сказал Олег. – Поэтому говорите по народному, что это такое и с чем его едят.
– Если я не приму лекарство, у меня после еды сахар в крови может увеличиться в десятки раз, а если я не буду есть, он упадет до летального исхода.
– Так чего же вы мне это сразу не сказали? – вдруг обрадовался оперативник. – Мы же можем вас немедленно перевезти в больницу. Это ваше потоотделение из-за уменьшения сахара или увеличения?
– Я думаю, что это на нервной почве, – ответил Юрий Львович. – А насчет больницы – это реально?
– Более чем. Так мне идти в магазин за едой или вызвать скорую помощь?
– Дорогой мой, – вскричал Юрий Львович – скорую и немедленно. Кроме всего прочего, я могу сам себе увеличивать давление. Через десять минут я буду похож на вареного рака.
– Кстати, пока у вас процессуальное положение свидетеля, никто вас в больничной палате охранять не будет и наручниками приковывать к кровати тоже. – пояснил оперативник.
– А Петренко со своими подручными может не дать скорой помощи меня увезти?
– Этот – да. Будем надеяться, что скорая помощь приедет раньше, – решительно сказал Олег и набрал телефон станции скорой помощи.
5
Городской отдел полиции гудел, как растревоженный улей. Весть о задержании полковника Снаткина обсуждалась в каждом кабинете трехэтажного здания из белого камня. Общее мнение сводилось к тому, что воевать с прокурорскими дело не только безнадежное, но и опасное. Если такой гигант как Снаткин, переживший смену трех министров внутренних дел, люстрацию, государственный переворот, пал, как вырванный с корнями дуб, споткнувшись просто на ровном месте, то всем остальным сразу же стало ясно, что в этом городе может меняться власть хоть каждый месяц, но любой полицейский сверчок должен знать, что законы, как и прежде, будут исполняться избирательно. На ежедневной планерке начальник полиции требовал от подчиненных переломить в себе страх перед власть предержащими.
– Мы теперь не менты, не «мусора» – пафосно заявлял он. – Мы новая полиция страны, которая никого не должна бояться, ни прокурора, ни депутата, ни вора в законе. Премии буду давать тем, кто на законном основании составит протоколы против нарушителей закона, какую бы высокую должность они не занимали. Не ссыте, господа полицейские, пока я тут на хозяйстве, все с вами будет о-кей
– Или о-куй, – сострил кто-то из полицейских. Тогда все грохнули от смеха, а шутка-то оказалась пророческой.
Про доллары говорили с уверенностью, что это подстава. Не мог полковник Снаткин брать их в своем кабинете. Это был не кабинет, а проходной двор. С тех пор, как он стал начальником, двери его кабинета на втором этаже не знали что такое замки. Такое хамское отношение к самому себе нравилось не всем. Все-таки, начальник тем и отличается от других, что доступ к нему должен вызывать у подчиненного какой-нибудь трепет, а тут, прости господи, врываешься, а у начальника сидит какая-то баба с подбитым глазом и жалуется на притеснение со стороны полицейских.
Следователь Горпищенко сразу уловил неявную охлажденность и настороженность переходящую во враждебность со стороны работников городского отдела полиции.
– Почему кабинет начальника полиции не опечатан? – спросил он у заместителя Снаткина майора полиции Кочерги.
– Я что, должен был здесь поставить полицейский пост? – с вызовом ответил Кочерга. – Какой смысл его опечатывать, если он практически не закрывается.
– Вы здесь все такие умные? – встрял Василий Васильевич и тут же приказал: – Подгоняй людей, будем проводить обыск в кабинете начальника.
– А вы, извиняюсь, кто такой? – огрызнулся Кочерга. – Ваши документы, пожалуйста, и разрешение на обыск.
– Это майор Скоморох, – сказал Горпищенко. – Он со мной, член следственно-оперативной группы.
– Вы в его кабинете будете полы вскрывать и штукатурку отбивать? – насмешливо спросил Кочерга.
– А что, надо? – удивился коллега Скомороха с большими металлическими зубами во рту.
– Это уже третий обыск кабинета Снаткина в течение нескольких часов. Что вы там ищете? – сказал прищурившись заместитель начальника полиции. На взгляд Горпищенка, Кочерге было лет сорок, на удивление стройный симпатичный мужчина, которому удивительно шла полицейская форма. Кроме того, сразу было видно, что он умен и по-своему бесстрашен, не лизоблюд и не трус.
– Мы не уполномочены давать тебе отчет в наших действиях, – сказал Василий Васильевич, явно ущемленный словами майора полиции. – Твое дело исполнить приказ немедленно и добросовестно. Каков поп, таков и приход, – обернулся он к Горпищенко за поддержкой. – Твоя задача сейчас, – назидательно произнес он, снова уставившись на Кочергу глазами-биноклями, – не оказаться рядом со своим начальником.
– Вы мне угрожаете? – спросил Кочерга нахохлившись, как петух.
– А почему вы говорите о третьем обыске? – спросил Горпищенко, чтобы разрядить обстановку. – Наш опер проводил обыск один раз. У нас появилась необходимость кое-что допроверить.
– Сначала был ваш опер, – спокойно начал объяснять Кочерга, – потом пришли из службы контрразведки, затем появились люди из аппарата полиции области, теперь снова вы. И ни одна сука не поинтересовалась у нас, у местных, где нужно проводить обыск.
– Что вы имеете в виду? – спросил Горпищенко.
– А то, что у начальника полиции есть два кабинета. Первый, который все вылизали до тошноты, так сказать агитпункт демократических перемен, здесь, на втором этаже и обычный, пятизвездочный, двухэтажный, с комнатой отдыха, кухней, кинотеатром и сауной в полуподвальном помещении, имеющим входы и выходы, как с улицы, так и с первого этажа нашего учреждения.
– Вот за это ты и сядешь, – сладострастно произнес Василий Васильевич, – за умышленное воспрепятствование следствию. Ты, гандон, целый день наблюдаешь за нашими действиями и ни разу не указал, что у Снаткина есть еще один кабинет.
– А в каком кабинете стоит аквариум? – спросил Горпищенко.
– Аквариум стоит в обычном кабинете, – ответил Кочерга, но его лицо вдруг потемнело от прихлынувшей крови и на левой щеке запульсировала жилка. – Или вы сейчас извиняетесь, – обратился он к Скомороху, – или я арестую вас за оскорбление полицейского при исполнении им служебных обязанностей.
– Если бы ты исполнял свои служебные обязанности, я бы извинился, – спокойно ответил ему Скоморох и ткнул ему в лицо свое удостоверение.
– Господа офицеры, – воскликнул Горпищенко, которому ответ майора полиции Кочерги очень понравился. – Сейчас не до выяснения отношений. Я приношу вам извинение за слова майора Скомороха. Давайте перейдем к делу. Сначала мы осмотрим содержимое аквариума, а потом пойдем в пятизвездочный отель господина Снаткина.
В этот момент пропел телефон Скомороха. Горпищенко удивило, что рингтон его мобильника оказался мелодией «Мурки». Василий Васильевич отошел в сторону.
– Шеф, – орал Петренко, перекрывая смесь городского шума звенящего трамвая, гудков автомобилей и крики толпы, – наши ребята сейчас блокируют телеканал «Эхо недели». Каждый получил по двести баксов. Со мной идти никто не хочет. Говорят, что субботники уже давно отменены. Могу я предложить четыреста долларов за работу? Тогда еще может и согласится кто-нибудь…
– Я тебе не Беня Коломойский, – ответил Скоморох. – Я работаю не за деньги. Ты знаешь, Петренко, почему пала Римская империя? Нет? Потому что ее лидеры стали провозглашать идеалы, в которые сами перестали верить. Короче. К утру, чтобы два идейных пацана были в городской прокуратуре.
– Бесплатно никто не поедет, – возразил Петренко. – У идейных теперь одна присказка: утром – деньги, вечером – майдан, вечером – деньги, утром – майдан. – Позвони руководителю организации «Москаляку на гиляку», может, они поработают из удовольствия, они же называют себя санитарами леса, специализируются, кажется, на пидарасах, бомжах и другой нечисти.
Петренко сделал театральную паузу и сказал: – Три дня назад они лоханулись. Прицепились к официантке за то, что она принимала заказ на кацапском языке. Посетители кафе переломали им руки и ноги в трех местах, а полиция сделала вид, что не смогла установить виновных.
– Зрада на каждом углу, – согласился Скоморох и помолчав, добавил: – А сам сможешь провести акцию?
– Что конкретно надо? Выбить показания?
– И ты туда же! – недовольно произнес Скоморох. – Ты же знаешь, что я этим не занимаюсь. Ты же знаешь мой метод выяснения истины. К чему эти вопросы? Так и скажи, Василий Васильевич, я теперь с вами по разные стороны баррикад.