– Свет включить? – спросил кто-то.
– Нет, спасибо, – ответил Юрий Львович. – Я так устал, что просто хочу спать.
– Ваши туфли – под кроватью, – услышал он и снова закрыл глаза.
Дверь больничной палаты захлопнулась, ключ провернулся в замке два раза.
Юрий Львович еще несколько минут лежал не шелохнувшись, затем вскочил, в темноте нащупал выключатель и нажал его. Палата озарилась лампами дневного света. Довольно большая комната с белыми стенами, белым потолком, пятью оголеными кроватями и тремя зарешеченными окнами, за которыми виднелись оранжевые окна девятиэтажек. Самое смешное заключалось в том, что в одной из этих девятиэтажек, находилась его квартира, в которой его ждали жена и рыбные котлеты, которые он заказал, уходя на работу. Прильнув к одному из окон, Юрий Львович физически ощутил головокружительный запах рыбных котлет. Слезы умиления потекли по небритому лицу пациента. И только одна мысль, пульсирующая где-то в подсознании, заставила его отогнать чувство жалости к себе и перекрыла доступ слез к глазным железам. Эта мысль была очень проста и конкретна: нужно срочно позвонить Аркадию. Этот звонок теперь приравнивался к попытке побега. Если Аркадий узнает, что случилось с ним и где он находится, он обязательно освободит его из новой камеры. Что будет, если друг Аркадий не сможет этого сделать, вообще не принималось во внимание, как невозможно себе представить, что Вселенная безгранична, безмерна и безвременна.
Юрий Львович отошел от окна, снял брюки, пиджак, рубашку, сложил все на стул, вынул из кармана брюк доллары, пересчитал их, отнял триста долларов, которые сунул под подушку, остальное спрятал в туфли, стоявшие под кроватью.
Ключ в замке снова провернулся два раза, Юрий Львович успел нырнуть под одеяло и закрыл глаза.
В палату вошли несколько человек.
– Кто это у нас любит спать при зажженных лампах? – недовольно сказал один из вошедших.
Юрий Львович открыл глаза. Пожилой мужчина, совершенно лысый, в очках, с вытянутым лицом, в коротко подстриженных усах над верхней толстой губой и двое женщин, все в белых халатах, окружили его кровать.
– Как самочувствие? – спросил мужчина.
– Так себе, – ответил Юрий Львович, щуря глаза, как бы от яркого света.
– Жалобы есть? —
– Есть, – сказал Юрий Львович.
– Я слушаю, – сказал мужчина и присел на край кровати.
– Я не могу об этом говорить при женщинах, – тихо сказал Юрий Львович.
Женщины переглянулись и усмехнулись, а мужчина раздвинул рот с крупными неровными зубами и отчетливо произнес
– Это не женщины. Это медицинские работники. Можете говорить, не стесняясь.
– И все-таки я хочу переговорить с вами тет-а-тет, – настоятельно сказал Перман.
– Вы слышали? – обратился к женщинам мужчина и рассмеялся.
– Нам раздеться сейчас или позже? – кокетливо спросила одна.
– Или раздеть этого мужчину? – насмешливо ответила другая.
– Дуры, – сказал врач. – Пациент – интеллигентный человек и хочет переговорить со мной наедине.
Только теперь Юрий Львович почувствовал разящий запах спиртного. Все трое были изрядно выпившие и, наверное, искали приключений.
– Да он гомик. Вы не боитесь, Натан Мойсеевич за свою задницу? – держась за спинку кровати сказала та, что была помоложе.
– В моем возрасте, – осклабился Натан Мойсеевич, – уже все можно. Ладно, девчонки, посторожите меня за дверью и пойдем доедать торт. Ну что там у вас такого секретного, голубчик?
«Девчонки» поддерживая друг друга вывалились из палаты и закрыли за собой дверь.
Юрий Львович вытащил из-под подушки триста долларов.
– Мне нужно срочно позвонить другу, – попросил он. – Я понимаю, что любая услуга стоит денег. Триста баксов за две минуты, приемлемая цена?
– Господи, – рассмеялся врач. – Ваша фамилия, кажется, Перман?
– Так точно, – настороженно ответил Юрий Львович.
– Так может ли Натан Мойсеевич Перельман отказать Юрию Львовичу Перману за какие-то триста долларов разговор с другом?! Вы лучше скажите мне, как вы дошли до жизни такой, что вас привозят в арестантскую палату? Вы кого-нибудь убили? Обокрали? Изнасиловали?
– Что вы? – не веря своему счастью, пробормотал Юрий Львович. – Я тут по недоразумению. Завтра утром все выяснится и меня отсюда заберут.
Врач вытащил из кармана халата мобильник, передал его Перману и спрятал в другом кармане три сотенных бумажки.
– Честно говоря, – сказал он утешительно, – я не помню случая за тридцать лет практики, чтобы отсюда уходили домой. Или в тюрьму, или на кладбище. Любое преступление – это недоразумение.
Юрий Львович набрал номер Аркадия Кеосаяна и чуть не задохнулся от радости, когда услышал знакомое «Алле».
– Аркадий, ты знаешь, где я нахожусь?
– Ну где ты можешь находиться? Складываешь бабки вместе с Раей в наволочку от подушки, – пьяным голосом сказал Аркадий. – Сколько можно собирать, Юра? Ты уже давно мог бы купить автопарк, а ездишь на работу на троллейбусе. Деньги отдал?
– Нет, – сказал Перман, косясь в сторону врача.
– Не понял? – тут же протрезвел Аркадий. – Что-то случилось?
– Начальника полиции и меня арестовали при передаче денег. Сейчас я нахожусь в больнице в Дубках. Но завтра меня могут вернуть назад. Они обещали применить ко мне физические меры воздействия. Я прошу тебя, забери меня отсюда. И позвони Рае, что я уехал в командировку. Если она узнает, где я, у нее будет второй инфаркт.
– Я все понял, – четко сказал Аркадий. – На каком этаже твоя палата? Сколько там человек? Кто врач?
– Кажется, на четвертом. Палата закрывается на ключ. Ключ находится у Натана Мойсеевича.
– Мы находимся на пятом этаже, – уточнил Натан Мойсеевич, – а ключ висит в ординаторской под замком.
– Ты слышал? – спросил Аркадия Перман.
– Слышал, – ответил Аркадий. – Передай трубку врачу.
– Он хочет переговорить с вами, – прикрыв рукой мобильник, обратился к врачу Юрий Львович.
– Я не имею права ни с кем говорить из родственников и знакомых пациентов этой палаты, – скрестив руки, запротестовал Натан Мойсеевич. – Я и так уже наговорил на десять лет.
– Но поймите же, – заволновался Юрий Львович, – я не подследственный, не обвиняемый, я – свидетель. Меня даже не приковали наручниками к кровати, не выставили за дверью полицейского. Я безвредный, как майский жук. Просто мне стало плохо, и я оказался тут у вас. Он помолчал и обратился снова к Аркадию – Он не может говорить с тобой.
– Две минуты, кажется, истекли, – сказал врач. – Не рвите себе душу, Юрий Львович. Отсюда домой никто никогда не уходил без разрешения прокурора. Верните мне телефон, и если у вас больше жалоб нет, встретимся утром.