? ? ? ? ? ? Придёт зима, пурга закружится,
? ? ? ? ? ? Пути-дороги заметёт,
? ? ? ? ? ? А в темноте не только жители,
? ? ? ? ? ? Но даже трактор не пройдёт!
? ? ? ? ? ? Мы в темноте по снегу тащимся,
? ? ? ? ? ? Нет ни дороги, ни пути…
? ? ? ? ? ? Ох, ты печаль моя безмерная,
? ? ? ? ? ? К кому же с жалобой идти?!
Здесь Люся впервые узнала и увидела, что такое Чукотские пурги. Иногда приходилось целую неделю сидеть дома – под толстым слоем снега, полностью заносившим их бараки. Пока наверху свирепствовали сильнейшие ветра со снегом, дома никто не откапывал. В эти дни она занималась с детьми, рассказывала им сказки, которых знала множество наизусть, учила старшего сына грамоте, разучивала и пела с ребятами песни.
? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ?
? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? Чай
? ? ? ? ? ? ? Сейчас чайку с тобой заварим
? ? ? ? ? ? ? И отогреемся чуток.
? ? ? ? ? ? ? Сейчас мы душеньку попарим,
? ? ? ? ? ? ? Эх, ну и славный же чаёк!
? ? ? ? ? ? ? Мороз не так, чтобы уж очень
? ? ? ? ? ? ? Что на Чукотке за зима?!
? ? ? ? ? ? ? Ну, ты, дружок, смотри, как хочешь,
? ? ? ? ? ? ? А выпить чаю я должна.
? ? ? ? ? ? ? Ветрище властвует всецело,
? ? ? ? ? ? ? Ну, хоть утих бы на часок.
? ? ? ? ? ? ? Он душу леденит и тело,
? ? ? ? ? ? ? А на подмогу нам – чаёк!
? ? ? ? ? ? ? Но есть такие… я не буду,
? ? ? ? ? ? ? Да что о них и говорить…
? ? ? ? ? ? ? Они твердят везде и всюду?
? ? ? ? ? ? ? «Спирт на Чукотке надо пить».
? ? ? ? ? ? ? Боль в голове на утро злая,
? ? ? ? ? ? ? А глотка пламенем горит,
? ? ? ? ? ? ? Я присягнуть могу, что с чая,
? ? ? ? ? ? ? Уж голова не заболит.
? ? ? ? ? ? ? С вареньем чай, как дома летом,
? ? ? ? ? ? ? Да здравствует горячий чай!
? ? ? ? ? ? ? А если градусов в нём нету,
? ? ? ? ? ? ? То за окном – хоть отбавляй!
Николай целыми днями пропадал на работе, а иногда во время пурги не появлялся дома по несколько суток. Для руководства ВОХРа в помещении пожарной части была выделена комната, в которой стояло четыре кровати, где они и «пурговали».
Люся и Николай принимали самое активное участие в художественной самодеятельности посёлка. Более того, их концертная бригада часто выезжала с концертами в ближайшее село Алькатваам, посёлок Нагорный, где была угольная шахта, и откуда в морской порт по узкоколейной железной дороге в трёх вагончиках возил уголь маленький паровозик «Кукушка». Местные артисты были частыми гостями и в войсковых частях, и на погранзаставах, расположенных в их районе.
В общем-то, их семья устроилась относительно неплохо. Вот только с питанием были определённые проблемы. В посёлке все завозные овощи были сухими: и картошка, и лук, и морковь, и свекла. Летом и осенью морским транспортом в посёлок завозилась мука, сахар и консервы, но, как правило, в недостаточном количестве, а посему продукты выдавались жителям по талонам. Поэтому приходилось экономить буквально на всём, чтобы дожить до новой навигации. А её приходилось ждать по 7—8 долгих месяцев, так как бухта замерзала уже в ноябре, а вскрывалась в конце мая – начале июня.
? ? ? ? ? ? ? ? ? Последний гудок
? ? ? ? Вот первый, второй и третий гудок…
? ? ? ? Причал покидает «Владивосток».
? ? ? ? Прощальный гудок над бухтой плывёт,
? ? ? ? Уходит последний от нас пароход.
? ? ? ? Он нас оставляет на долгие дни
? ? ? ? В плену у суровой чукотской зимы,
? ? ? ? И с палубы кто-то махнул нам рукой,
? ? ? ? И кто-то не справился с горькой слезой.
? ? ? ? Суровые сопки молчанье хранят,
? ? ? ? А в бухте огни, отражаясь, дрожат…
? ? ? ? «Прощайте! Прощайте! – гудит пароход. —
? ? ? ? Мы встретимся с вами на будущий год!»
В посёлке руководство морского порта организовало своё подсобное хозяйство, где были коровы, а значит, и молоко для детского сада и яслей. Там же выращивался турнепс, который мальчишки посёлка постоянно воровали, регулярно получая от бдительных охранников небольшие заряды соли в место чуть пониже спины. На прибрежных песочных дюнах рос дикий лук и щавель, которые тоже шли в дело.
Некоторые любители сельского хозяйства умудрялись выращивать около своих домов в открытом грунте редиску, укроп и петрушку, но полноценно пользоваться всем этим богатством им регулярно мешали набеги вездесущих мальчишек.
Вещунья
Родившийся уже в посёлке младший сын и названный в честь своего деда по отцу Мишей, был крепким и горластым ребёнком, но на третьем месяце стал чахнуть на глазах. В те далёкие послевоенные годы молодым мамочкам разрешалось сидеть дома со своим новорожденным ребёнком только сорок пять дней. Потом необходимо было выходить на работу, а ребёнка на весь день отдавали в ясли. Там постоянно свирепствовала дизентерия и простудные заболевания, а больные и здоровые дети все вместе находились в тесных помещениях ясли-сада.
Родители работали. Все вставали по первому гудку паровозного депо, по второму – выходили из дома, унося своих малышей в детский сад, а старших отправляя в школу-интернат. По третьему гудку все должны были находиться на своих рабочих местах. И не дай Бог опоздать! За это работник строго наказывался.
Через полтора месяца посещения яслей Миша стал поносить, отказался от материнской груди, а прикорм вылетал из него, не перевариваясь в желудке. Он худел, слабел, и от слабости перестал даже кричать. Таких ребятишек в саду было несколько. Практически каждый день кто-то из них умирал, а врачи были бессильны.
Люся работала в морском торговом порту. Вот и в это зимнее утро она, отнеся Мишу в ясли, находилась на своём рабочем месте. Мысли о сыне не выходили у неё из головы. Она пыталась придумать, как и чем можно спасти своего маленького человечка. Но переживания о нём вызывали только слёзы.
В определённое время она сбегала в ясли и попыталась накормить сына, но тот даже не взял в рот её грудь. Она вернулась на работу, но всё валилось из рук. Ближе к концу рабочего дня из яслей, после кормления своей девочки, вернулась её подруга Катя Варламова. Они вместе пели в художественной самодеятельности посёлка и таким образом проводили вместе всё своё свободное время. Она как-то странно смотрела на Людмилу, тяжело вздыхала и тихо плакала.
– Что случилось? – не выдержав, спросила подругу Люся. Та только махнула рукой и вышла из комнаты. Минут через десять туда зашёл их начальник.
– Вот что, Людмила. Давай-ка собирайся ты домой. Вы с Катериной свой план уже выполнили, и больше нечего тут делать. – Он как-то странно шмыгнул носом.
– Савельевич, что происходит? – с тревогой спросила Люся.
– Тут такое дело… Вроде бы твой сынок в яслях скончался, – он начал покашливать. – Ты того, беги туда.
У Люси остановилось сердце. Она не могла ни двигаться, ни дышать. Всё завертелось перед её глазами, и она упала на пол.
– Ну что ты, что ты, девонька, давай приходи в себя, – услышала она причитания Савельевича над собой, а затем его сердитый крик в сторону, – Катерина! Что ты, клушка, еле тащишься с водой?
Люся открыла глаза.