Я отнес Джой блюдо, улучшеное по требованию заказчиков. Через пару минут она вернулась на кухню с тарелкой гневаясь, что чертовы клиенты не знают, что они заказывают. Она вручила блюдо Исмаэлю и сказала, что клиенты это еть не стали, впрочем, ничуть его не удивив. Исмаэль стряхнул дрянь с тарелки в мусорку и отнес её в мойку к Хосэ.
Фунми принесла на кухню наполовину съеденый стейк и сказала Майнору:
– Клиенты заказывали среднюю прожарку, а это – полной прожарки.
И хотя на срезе было видно состояние мяса внутри, Майнор без возражений приготовил еще один стейк, менее прожаренный, чем предыдущий. Я отнес тарелку Фунми. Через пару минут она опять вернулась с наполовину съеденым стейком:
– Они опять не довольны. Чертовы клиенты съели два раза по пол стейка, а теперь не хотят платить. Начерта они идут в ресторан, если нет денег. Сиди дома!
Часов в семь вечера на кухню заглянула худая латиноамериканка болезненного вида, которая как я понял тут раньше работала. Майнор и Исмаэль были очень рады её видеть. Майнор начал разговор:
– Привет, Мария. Как поживаешь? Давно не видел тебя.
– Хорошо, Майнор. Как ты?
В этот момент на кухню вошла Энджела с черным курчавым ребенком на руках, которого она передала латиноамериканке добавив:
– И правда, Мария, у тебя такой хороший сынишка. Здоровенький.
Майнор сразу погруснел. Его глаза выразили глубокое сожаление. Ответив что-то невнятное на вопрос Марии, он отвернулся к панели и больше не обащал внимание на происходящее на кухне. Исмаэль еще пару минут имитировал улыбку, но потом тоже занялся работой. Мария с ребенком ушла с кухни в обеденный зал сказав лишь:
– Пока Майнор. Пока Исмаэль.
– Пока, – буркнул Майнор, не поварачиваясь.
Ведра с лимонадом сегодня таскал грек, обильно проливая их содержимое на дорожки. Посуду в баре также по всей видимости мыл он. Я просто носил тарелки с едой и корзинки с куриными крылышками. Ближе к десяти на кухню ворвалась Энджела с греком.
– Мне наплевать сколко ты работал и где. Это мой ресторан. Заткнить и работай.
– Но я…
– Заткнись и делай, что я сказала или вылетишь отсюда сегодня же. Иди работай молча.
Через некоторое время Энджела вернулась с конвертами и раздала зарплату всем, кроме меня, сказав:
– Твоя зарплата будет на следующей неделе.
В своем сознании, изрядно помутневшем за последнии дни, я пытался отыскать обоснование того, почему мне не могут заплатить сегодня. Потом, вспомнив, что отработал я всего два дня и, начав понимать принципы работы этого ресторана, я решил промолчать, подумав, что моя двухдневная зарплата за эту неделю будет добавлена к зарплате за следующую неделю, и что я таким образом получу сразу значительную сумму денег.
Неожиданно Энджела заорала:
– Кухня закрыта! Кухня закрыта! – добавив, повернувшись ко мне. – Не приходи завтра на работу. У тебя выходной. Увидимся во вторник.
Я, немного повеселев, намыл свое рабочее место, постирал и развесил тряпки и отправился домой, где, сбросив с себя одежду, моментально уснул едва коснувшись кровати.
Понедельник.
Проспав до полудня, я остался бы в кровати дольше, если бы не сильный голод. Я с трудом встал, принял холодный душ и оделся в нерабочую одежду. Выйдя из своей комнаты и с трудом поднявшись по лестнице, я обнаружил дом опустевшим. На кухне нашелся молотый кофе в большой красной пластиковой банке, который тут же послужил основой для тройной порции напитка, который к моему разочарованию оказался плох на вкус, но все же бодрил своей крепостью. Ощущая усталость, я вышел из дома.
В ближайшем магазине, расположенном через четыре квартала от моега дома, я купил манговый сок с протеином, и печенье с отрубями. Подкрепившись прямо на улице, я решил отравиться на прогулку по городу и осмотреть достопримечательности – в первую очередь Белый Дом и Капитолий.
На автобусе я доехал до Площади Фарагут, оттуда пошел к резиденции президента, которая оказаласьсовсем не такой большой, красивой и помпезной, как я себе представлял исходя из картинок в интернете. Перед высокой металлической оградой Белого Дома дежурила вооруженная охрана в полной военной экипировке. На небольшой площадке перед оградой толпились люди с плакатами, которые почему-то выглядели как бездомные. Многие бодро что-то кричали, демонстрируя недостачу зубов во рту.
Пройдя через небольшой вытоптаный сквер, где пахло мочой, я свернул на Ф стрит, по которой направился на восток среди высоких зданий из бетона и стекла.
Впереди меня шел чернокожий парень. Мы приближались к белой девушке, стоявшей на улице в красной майке с плакатом в руках. После того, как чернокожий парень прошел мимо неё, она сделала шаг навстречу мне и громко спросила:
– Важна ли для тебя демократия?
Я шарахнулся от неожиданности. Парень, шедший впереди услышал вопрос, внезапно развернулся, подскочил к девушке и стал кричать, довольно агрессивно жестикулируя в непосредственной близости от лица девушки:
– Почему ты спрашиваешь его и не спрашиваешь меня? Или ты думаешь, что мне не важна демократия? Это потому, что я черный? Так ты думаешь?
Девушка смутилась и бубнила что-то невнятное в свое оправдание. Я мгновенно потерял интерес к демократии, и поспешил улизнуть, оставив их спорить наедине.
По девятой улице я прошел несколько кварталов на север. На улицах было на удивление много бездомных, многие из которых спали прямо на решетках вентиляции метро даже днем. Из-за белого пара, поднимавшегося из решеток, свернувшийся на решетке человек напоминал мне медленно зажариваемую котлету для бургера.
Пройдя пару блоков, я увидел на перекрестке абсолютно голую чернокожую женщину, которая ползала на четвереньках по тротуару выделывая замысловатые жесты руками. Я подумал, что сегодня довольно прохладно, но не стал выяснять причину, по которой она была обнаженной на свежем воздухе. По всей видимости такая картина не была чем-то из ряда вон выходящим, посколько люди вокруг спокойно шли по своим делам, не обращая никакого внимания на действия женщины.
Пройдя через Чайна таун, грязный, людный и шумный, я пошел на юг по шестой улице, но в скорости почувствовал непреодолимую усталость. Издали посмотрев на Капитолий, я не обнаружил в себе никакого желания разглядывать его вблизи.
Вечерело. Нужно было возвращаться домой и обязательно зайти по дороге в магазин купить еды на ужин. Людей на улицах заметно прибавилось – они шли с работы. Также стало больше бездомных, которые теперь сидели возле входов в рестораны, судя по дизайну которых и одежде их посетителей, более дорогие чем тот, в котором работал я.
Ожидая разрешающего сигнала светофора, я огляделся. Мое внимание привлекла женщина средних лет в дорогой одежде. Она вышла из ресторана в двумя упаковками еды в красочных биоразлагаемых контейнерах. Один контейнер она забрала с собой, второй – отдала бездомному, сидевшему возле входа в ресторан, тем самым позаботившись об окружающей среде.
Быстро стемнело. Решив съэкономить на общественном транспорте, я отправился домой пешком. Маршрут пролегал по седьмой улице, Ю стрит, и уже знакомой мне четырнадцатой улице.
По дороге минуя отделение красножелтого банка с большим стеклянным фойе, где находились банкоматы, я невзначай заглянул внутрь. Возле терминала на полу лежал предположительно бездомный человек на боку, подложив правую руку под голову. Левой рукой он аккуратно двумя пальцами держал пластиковую бутылку, которая наполнялась мочой через растегнутую шеринку.
На улицах было много чернокожих, которые собирались группами и громко разговаривали. У многих были спущены штаны, порой ниже ягодиц, отчего они едва могли переставлять ноги и двигались крайне неуклюже.
Я шел и смотрел вперед, возможно слишком высоко задрав голову, что было истрактовано тройкой черных парней как нечно совершенно неприемлимое. Они стали махать руками, кричали мне что-то неразборчиво. Один из них бросил мне пустую пивную банку под ноги. Я решил все же не уточнять причины столь агресивного поведения по отношению ко мне,и поступил так, как на мой взгляд поступил бы белый американец в этом городе: опустил голову и пошел прочь.
Передо мной две девушки шли навстречу друг другу. Одна из них была белой и невысокой, вторая – черной и крупной. Они уперлись друг в друга, что привело большую из них в бешенство.
– Убирайся с моей дороги!
– Я иду с правой стороны тротуара. В Америке правостороннее движение. Сделай шаг влево и обойди.
В ответ чернокожая девушка рьяно матерясь схватила оппонентку за волосы, швырнула в стену и прошла дальше там, где хотела. Несколько прохожих подошли к упавшей, кто-то спросил:
– Все окей?
Потеряв всякий интерес к американцам и происходящему вокруг, я направился домой внимательно смотря под ноги. Запах марихуаны следовал за мной по пятам на протяжении остатка пути.
Зайдя в магазин и купив хлеба, сыра, авокадо, сока с протеином и вчерашние пончики с пятидесяти процентной скидкой, я вернулся домой. Закрывшись в своей комнате, я поел сидя на кровати. Меня клонило в сон, я снова ощутил сильную усталость.
– Что я здесь делаю? – подумал я засыпая, и дрожь пробежала по моей спине.