Маяк

Мы уже начали привязывать свой багаж к палубе, когда с неба снова заморосило. Артём ждал нас на берегу. Его рюкзак мы привязывали последним. Я оглядел его, и мне показалось, что он совсем неподходяще одет: натянул плащ прямо поверх толстого шерстяного свитера и куртки, и это означало, что, во-первых, когда он начнет работать веслом, ему станет жарко, и во-вторых, если он все-таки вымокнет, ему будет не во что переодеться. С чего я вообще так о нём забочусь?! – подумал я, но спросил:

– Артём, что у тебя в рюкзаке?

Он испуганно потянул рюкзак к себе:

– В каком смысле?

– В смысле – из одежды. Ты вырядился, как бабка на рынок, и я гарантирую, что к вечеру ты вымокнешь и изнутри, и снаружи. Что ещё у тебя есть?

– Три футболки, толстовка, запасные штаны, тельняшка как у тебя, бельё, носки, – перечислил он скороговоркой, – и ещё один свитер, но он совсем тонкий.

Я сдержал улыбку.

– Молодец. Снимай куртку и свитер, и надевай тельняшку как у меня. Куртку и толстовку далеко не убирай, клади в рюкзак, на самый верх.

Он в нерешительности смотрел на меня, явно собираясь что-то возразить.

– Давай-давай. Самые тёплые вещи надо упаковать в гермы, чтобы вечером сухие были, понятно?

Он внимательно оглядел нас, отошёл на несколько шагов, и полез в рюкзак. Пока он отыскивал свою одежду, на берег взобрался Драгин.

– Чего застряли?

– Сейчас, Артём переодевается.

– Где раньше-то были? – риторически поинтересовался Драгин, и, вытащив мятые сигареты, закурил.

Тем временем Артём снял куртку, стянул с себя толстый свитер, под которым оказалась надета рубашка, и принялся натягивать тельняшку прямо поверх неё.

– Рыдание, – прокомментировал Драгин. – А рубашку снять не судьба?

Артём повернулся к нам спиной и начал расстёгиваться.

– Кузнечик стесняется, – почти беззвучно, потешно выпятив губы, прошептал Драгин, но я его понял, и мы заулыбались.

А стесняться ему, оказывается, было нечего. Вопреки ожиданиям, нашим взорам явилась худая, но весьма ладно скроенная фигура. Я даже ощутил укол зависти: эх, везёт «ботанам», всё от природы. Артём поспешно натянул тельняшку, повернулся к нам:

– Сейчас, я быстро, – и принялся заталкивать снятый свитер в рюкзак.

– Чучело, – сказал Драгин, как мне показалось, слишком громко, но Артём, кажется, не услышал.

Дождь так и не полил, но моросить не прекращало. Тучи висели уже не так низко, как с утра, и мир вокруг начал вновь обретать краски. Сегодня нам даже разговаривать не хотелось, мы просто гребли, озираясь по сторонам. Никогда бы не подумал, что осень может быть так красива, особенно с воды. На водной глади скопилось так много листьев, что казалось, будто я погружаю весло в густой суп, и мешаю его, словно в кастрюле. Однако, через некоторое время парни сзади, видимо, соскучились, и затеяли игру в «гляделки». Они, не отрываясь, сверлили взглядами мою спину, пока я, чувствуя взгляд, не начинал оглядываться, но они успевали отвернуться. Стоило мне повернуться обратно, они тут же снова утыкались в меня глазами. Я знал, что возмущаться бесполезно, они только того и ждут, а вступать в перепалку мне не хотелось, так что я просто попросил Васю поменяться со мной местами, чтобы немного сменить позу. Вася с удивившей меня охотой пересел на моё место, я же занял его, позади Артёма. Вскоре мне начало казаться, что я схожу с ума. Сзади меня никого больше не было, а ощущение сверлящего спину взгляда не пропадало. Я начал оглядываться, но заметил, что за мной пристально наблюдает Драгин, и постарался сдерживаться – не хватало ещё оказаться уличенным в паранойе и грубо высмеянным. Пытаясь переключить внимание, я пробовал размышлять на отвлеченные темы, но думать о чем-то, кроме устремленного на меня взора, было совершенно невозможно. Тогда я попробовал сосредоточиться на нём, чтобы проследить направление взгляда, но, когда мне казалось, что я уловил, что смотрят слева, мне тут же начинало казаться, что я не прав, и смотрят справа. Артём тоже вел себя странно: он замирал, и, вытягивая шею и закрывая глаза, будто прислушивался, или принюхивался к чему-то. Он постоянно сбивался с ритма, но я даже рад был тому, что это отвлекало меня от моих собственных ощущений.

– Драгин, где мы сейчас? – вдруг спросил Артём.

Драгин вытащил из-под плаща навигатор, протянул ему:

– Разберёшься?

Артём отложил весло и уткнулся в карту. Я хотел было спросить, близко ли то место, куда он идёт, но по его лицу понял, что сейчас он мне не ответит.

Преследующее меня ощущение, будто за мной наблюдают невидимые глаза, постепенно ослабевало, и я немного успокоился. А вообще – нервы надо лечить. Сначала ночью кошмары, теперь – вот.

– Помните, – вдруг подал голос Вася, – тот мужик рассказывал, как он проснулся оттого, что на него в окно кто-то смотрит?

– Какой ещё мужик? – переспросил Драгин.

– Водитель, который нас от станции вёз. Он рассказывал, что, когда метеорит упал, ему показалось, что на него смотрят в окно.

– Ну?

– Я сегодня ночью от такого проснулся. Хорошо, уже под утро. Реально жесть. До сих пор отойти не могу.

У меня мурашки по спине заползали. Ночной испуг враз накрыл меня снова, и я едва не выронил весло. На меня неодобрительно глянул Драгин:

– Чего вы все такие нервные стали, а?

– Андрюх, – аккуратно начал я, – ты здесь ничего странного не ощущаешь? Жуть какая-то от этого места…

– Ничего я не ощущаю, – перебил он меня, – это потому, что тихо здесь. Что вы, как маленькие, тишины боитесь? Ну, так спойте что-нибудь. От улыбки хмурый день светлей…

И тут Артём оторвался от карты и посмотрел на меня такими глазами, что по моей спине прокатилась ледяная волна. Должно быть, я так побелел, что Драгин, глядя на меня, сказал:

– Ищем выход. Обед. И некоторым не помешает выпить.

Как назло, берега вокруг пошли крутые, обрывистые, не дающие никакой возможности выбраться на сушу, так что мы подналегли на весла, только всё равно, обедать нам пришлось сухим пайком, прямо на воде. Затем Драгин извлек бутыль со спиртным, и мы сделали по глотку, все, кроме Артёма. Едва в глотке погас пожар первого глотка, как я сделал второй, и он зажёг все моё нутро, но уже через минуту пожар растёкся по моим артериям добрым теплом. Я почувствовал, как отступают нелепые страхи, настроение улучшается, телу становится легко и тепло, и перестаёт ныть отсиженный зад. Я выпросил у Драгина ещё один глоток, и он влился в меня чистой энергией – всё, чего мне теперь хотелось, это взять весло в руки и грести до полного изнеможения. Похоже, Васю охватили схожие чувства, так что наше плавсредство, ведомое мускульной силой, рвануло вперёд. Прежде, чем наши батареи разрядились, мы успели преодолеть дистанцию в десяток километров. Я совершенно протрезвел, и теперь чувствовал голод и утомление, зато душевное равновесие моё было полностью восстановлено, и я испытывал благодарность к Драгину, который не позволил мне разложиться на молекулы.

Однако, отдых откладывался. Русло принялась извиваться, берега поднялись, течение убыстрилось; мы миновали поворот за поворотом, выписывая вслед за рекой причудливые петли. Вдруг меня опять накатило ощущение пристального взгляда, но уже не в спину; теперь мне казалось, что нечто, наблюдающее за мной, находится как раз за следующим поворотом. Все моё естество воспротивилось двигаться туда, и я напряг волю, чтобы заставить себя не паниковать. Но заставить себя грести я не смог. Сжавшись, я замер, и неотрывно глядел на приближающийся прямо по курсу отвесный берег. Окрик Драгина привел меня в чувство:

– Лаперуза, твою мать, не спи! Весло!

Наваждение исчезло. Я увидел, что моё весло уплывает назад по мере того, как мы движемся вперёд, и извернулся, чтобы схватить его, но выронил весло. Чёрт, это не моё, это весло Артёма проплыло мимо меня! А теперь я упустил и своё. Я вскочил, развернулся, бросился животом на баллон, и успел: подхватил оба весла одной рукой, пусть и порядочно замочив себе рукав. Я начал аккуратно подтягиваться обратно на своё место, но едва не свалился в воду, когда катамаран неловко вошёл в поворот, и нас развернуло, прибив к берегу. Я выпрямился, вытер лицо мокрым рукавом, осмотрелся.

Река спокойно продолжала своё течение. Дождь моросил, листья падали. Драгин продолжал орать на меня. Вася придерживал плечо лежащего на брезентовой палубе Артёма. Артём, тяжело дыша, судорожно прижимал к груди длинные белые пальцы.

– Артём, у тебя есть какие-то лекарства? Что ты обычно принимаешь в таких случаях?

Вася спокойно и твёрдо повторял вопрос раз за разом, пока Артём, наконец, не выдавил:

– В куртке… Внутри…

– Где куртка?! – заорал Вася, повернувшись к нам.

– В герме, за ним, – растерянно ответил я.

– Так отвязывай!!

Я неловко полез вперёд, путаясь в обвязке и верёвках, непослушными руками отвязал герму, вытащил куртку и протянул её Васе. Вася, бормоча проклятья, принялся шарить по карманам, и вскоре извлёк небольшой белый пузырёк, открыл его, высыпал на свою ладонь таблетки, розовые, жёлтые, и крохотные белые.