Но я – человек, и как человек я согрешил. Господь явил свою правду над неправдой моей. Я верю, что Он смилостивится перед моими слезами. Элогим милосердный, он любит раскаивающихся и слушает молящихся. И человеческий суд также смягчает приговор при чистосердечном раскаянии. А вечный Бог по милости своей даёт кающемуся избавление от вечного осуждения.
Душою я предчувствую, что сегодняшнюю встречу с Замврием и Зиноном не переживу. Я совершил грех, и за этот грех час расплаты настал. Земное наказание хоть и неизбежно, но не так страшит как наказание небесное. Его я боюсь больше всего. Я виноват перед тобой и дивногорцами за все беды, что выпали нам в последнее время, и я хотел бы уйти из этого мира хотя бы с одним прощением – твоим.
Что будет с городом, я не могу знать, но отныне его судьба в твоих руках. Теперь ты – князь. Пока я жив, Дивногорск обречён, но я верю, что с моей кончиной Всевышний смилуется над городом и его жителями. После моей смерти я прошу тебя, как старого друга, сделать мне одолжение. Приглядывай за моим сыном, ибо я знаю, что раз я угнетал чьих-то детей, то и моего ребёнка ждёт та же участь. Бедное дитя я отослал в столицу, дабы он мог избежать страшной судьбы, уготованной его отцу. Прости меня, брат. Прости от всего сердца».
Дрожащими руками Ярослав опустил письмо. На его глазах проступили слёзы. Слова его друга настолько потрясли его, что он не мог выговорить ни слова.
Воины по-прежнему смотрели на менестреля. В их взглядах смешались отчаяние и надежда. Страх за своё будущее терзал мужественные души ратоборцев. Со старым князем они прошли множество войн и ещё больше сражений. Для них он был живым символом, не меньшим по значимости, чем флаг или герб. Сейчас же он мёртв, и всех мучил вопрос, кто же теперь их возглавит?
– Что сказал повелитель? – послышался голос из толпы.
– Князь очень раскаивается за свой поступок и просит вас простить его, – ответил бард после недолгого молчания.
– А что нам делать? Кто теперь станет главнокомандующим? – спросил арбалетчик.
Вопрос стрелка заставил поэта испытать смущение. Он никак не рассчитывал в одночасье превратиться из простого трубадура в светлейшего князя. Ещё более неловко было объявить о решении повелителя, будучи облачённым в свой нелепый кафтан. Его кунтуш больше подходил для будничных представлений в вонючем кабаке, чем для объявления последней воли правителя.
Ратники могли воспринять слова барда, как нелепую шутку. Им сейчас с трудом давалось душевное равновесие, и лишний раз их нервировать не стоило. Безусловно, если бы он сейчас стоял экипированный в доспехи, то объявить княжескую волю стало бы куда проще.
– Вольдемар просит меня стать вашим князем, – набравшись решимости, с волнением в голосе сказал Ярослав.
Слова поэта вызвали удивление. Воины переглядывались между собой и что-то шептали друг другу на ухо.
Неожиданно из строя вышел ратник. Ярослав присмотрелся к нему и узнал в нём Фёдора. Он шёл неспешно, слегка покачиваясь. Витязь остановился в двух шагах возле лежавшей на полу головы господина. Церемониально склонился над ней и нежно, почти как младенца, поднял отрубленную часть тела за щёки, а после так же торжественно вознес над собой.
– Разве наша верность заканчивается со смертью повелителя? – заговорил ратник. – Нет! Раз такова была последняя воля князя, значит, мы её исполним.
Воин почтительно опустился на одно колено перед трубадуром, удерживая над собой голову Вольдемара. Ратоборцы, наблюдавшие за витязем со стороны, пришли в движение. Сначала поклонились послужильцы ратника, а после по одному стали падать на колени и все прочие воины. Через минуту все стояли в коленопреклонённой позе.
– Князь умер. Да здравствует князь! – возвышенно заявил Фёдор
– Я не достоин, но я сделаю всё ради Дивногорска, – ответил Ярослав и поклонился в пояс.
– Мы ждём твоих приказов, князь!
– Прежде нужно похоронить Вольдемара. Соберите тело, а после заката созовём вече и решим, как быть дальше.
Ярослав выпрямился, развернулся и пошёл прочь со стены. Ратоборцы дружно остались стоять на коленях и в таком положении передавали через головы останки туловища умершего повелителя к сапогам Фёдора. Два ландскнехта отыскали за стеной оторванные ноги Вольдемара и положили конечности к остальным частям.
Когда тело правителя было собрано, солдаты дружно поднялись. Растерянные, они в полном молчании стали расходиться по своим лачугам.
Глава 8. Горькая правда
Зинон летел в своё логово невероятно довольным. Ещё бы! Ведь спустя столько лет его давняя мечта наконец-то исполнилась. Князь принял смерть от его рук, а его останки разбросаны по всему Дивногорску. Душу чародея наполняла безмерная радость, а сердце неистово ликовало. Ему не терпелось поскорее сообщить радостную новость брату.
Грифон обогнул пик и вылетел прямо к вершинам. Не сбавляя скорости, влетел в пещеру и с грохотом приземлился на четыре лапы. Удар при посадке оказался столь мощным, что вся пещера затряслась как при извержении вулкана. Своими массивными крыльями лев затянул в грот горный воздух, и всё жилище наводнил холодный ветер, заставив поёжиться присутствующих внутри.
Завидев оборотня, Урван испугался. Живой чародей не сулил ничего хорошего. В душе он надеялся, что дивногорцам с помощью баллист удастся убить колдуна, но появление невредимого Зинона уничтожило на корню все надежды.
Замврий в это время стоял на четвереньках у стола и отдирал запёкшуюся кровь. К прибытию старшего брата он уже успел отчистить диван, осталось лишь несколько маленьких пятнышек на полу. Когда в пещеру ворвался Зинон, он отбросил в сторону тряпку, схватился за трость и поковылял навстречу.
Грифон подошёл ближе к финисту и выпустил изо рта око. Оно упало прямо перед Урваном, несколько раз перекатившись через себя. Как и в первый раз, присутствие рядом проклятого глаза вызывало в хранителе неприятные чувства.
Зинон попятился назад, с каждым шагом всё больше и больше превращаясь в человека. На последнем шаге он полностью обрёл своё тело и остановился. Лицо чародея было довольным. В своей жизни он никогда не испытывал большей радости, чем в этот момент. Ненавистный градоначальник мёртв, а самый великий воин всех времён и народов стоял поверженным перед ним на коленях.
– Брат, брат, – не веря своим глазам, загомонил Замврий и уставился на глаз. – Ты добыл око…
– Да, Замврий, – осклабился колдун с нескрываемым бахвальством. – Мне удалось это сделать.
– А что с Вольдемаром? – спросил юноша и перевёл взгляд на брата.
– Я самолично разрубил его на куски, – Зинон поднял правую руку и ударил себя в грудь, глядя гордо и свысока на Урвана.
Финист опустил глаза. Ему стало невыносимо жаль архонта. Хотя внутри себя он считал, что князь заслужил смерть от рук сирот, и именно так и должна была закончиться его жизнь.
– Ты молодец, брат, – с облегчением вдохнул Замврий и поднял перед собой кулаки. – Наконец-то наша месть свершилась.
– Ещё нет! – возразил Зинон и повернулся к Замврию. – Горожане же ещё живы.
– Ты думаешь…
– Ты опять начинаешь? – перебил старший чернокнижник. – Они тоже виноваты. Вспомни, как они выкидывали хороший хлеб на помойки, вместо того чтобы накормить сирот? Они заслужили такой участи и на этом точка.
Раздражённый Зинон развернулся и направился к выходу из грота. В один миг его гримаса сменила блаженное выражение на гневное. Он не понимал, почему брат не разделяет его желание. Они вместе пережили общее горе и вместе долгие годы планировали месть. Однако сейчас, в шаге от победы, Замврий готов всё бросить.
– Стереги финиста, – буркнул маг с неприязнью. – Я в Нахаш.
Зинон прочитал заклинания и полыхнула зелёная вспышка. Колдун в мгновение превратился в чёрного ворона. Зловещая птица прижалась к обрыву, растопырила крылья и что есть мочи оттолкнулась от скалы. Маг взмыл в небо, всё дальше и дальше удаляясь от пещеры.
Урван смотрел вслед за исчезающим Зиноном, пока тот не скрылся в облаках, после чего перевёл взгляд на око. Из камня изливался неприятный салатовый свет, который воздействовал на органы чувств всадника самым неприятным образом. Ему померещилось, словно сейчас он смотрит на выгребную яму, забитую доверху трупами и змеями, от которой исходит страшное смердящее зловоние. Ему даже казалось, будто гады шипят, оживлённо переползая с места на место.
Не выдержав ужаса и отвращения, наездник потерял сознание и с грохотом свалился плашмя на пол. Тело финиста колотилось как при лихорадке, а изо рта пошла белая пена. Цепи, прикреплённые к рукам Урвана, противно зазвенели. Их звонкое бряцанье раздавалось на многие сотни метров вокруг.
Перед глазами Урвана пронеслось видение. Огромный дракон пересекал голубой небосвод. Его чешуя отличалась удивительной белизной, а крылья, словно два огромных паруса разрезали кучевые облака и заворачивали их в два параллельных вихря. Красивые радужные глаза обозревали землю с высоты. Начиная от головы рептилии и опускаясь вдоль хребта, струилась роскошная грива, испускающая во все стороны молнии. Пышная красная огненная борода обрамляла морду зверя, а брови и усы горели ярко-жёлтым пламенем.
В облике дракона было что-то до боли знакомое. Создалось впечатление, что однажды хищника он уже где-то видел, но где именно и при каких обстоятельствах хранитель вспомнить не мог.
Рядом с рептилией параллельным курсом летел феникс. Он был точь-в-точь как его верный сокол. Размерами птица не превышала дракона. Вместе они неслись над огромным цветущим садом с прекрасными разноцветными цветками. Деревья испускали настолько насыщенный аромат, что хранитель его явственно ощутил.
Спустя минуту полёта в поле зрения зверей показался зелёный огонёк. Он прятался в кроне могучего фиолетового клёна у озера. Из него, как из источника, тянулось множество нитей, которые подобно густой паутине обволакивали всё дерево от корней до самой вершины. Нити врезались в кору явора и тянули из него живительные соки.
Дерево полностью пряталось в салатовом густом тумане и источало смрадное испарение. Оно с каждой секундой становилось сильнее, а дерево стремительно увядало. Зелёный огонёк, своими нитями присосавшийся к клёну, воздействовал на него как паразит. От него несло чем-то зловещим.
Недалеко от усыхающего древа раскинулось небольшое озеро. На поверхности воды напрочь отсутствовало хоть какое-то волнение. Идеально круглое оно напоминало зеркало, с такой же отражающей способностью.
Феникс и дракон подлетели поближе, чтобы повнимательнее рассмотреть незнакомое им явление. Они приземлились у явора и аккуратно, почти крадучись, стали подбираться поближе к дереву.
Огонёк вдруг ярко блеснул, и все нитки мгновенно втянулись в него. Пламя спустилось с кроны и приблизилось к мифическим животным. В двух шагах от них оно остановилось, а в их головах неожиданно зазвучал противный скрипучий голос: