Агент ливийского полковника

Стивен Макгрегор ожидал чего угодно, только не скорого возвращения Андрея Рахманова. Он сам не успел остыть от гостей, на поверку оказавшихся гостями по вызову с их оригинальной системой поведения. С насупленными бровями Макгрегор походил на строгого военного начальника, что отразилось и в его голосе:

– Ну, я жду объяснений. В моем доме, за моей спиной ты обработал члена моей семьи.

– Я просто выпустил из него пар.

– Но ты использовал его?

– Да.

– Так же как и Руби.

– Да.

– И меня продолжаешь использовать.

– Если мы поменяемся местами, ты начнешь использовать меня. Я играю в опасные игры. Представь, что я открыл тебе все свои карты и ты согласился мне помочь. Паттерсон – разведчик, он раскусил бы тебя в два счета. Я столкнул тебя с человеком, виновным в смерти твоей дочери, лоб в лоб – и посчитал это оптимальным вариантом. Все чувства, все твои эмоции на виду. Вы предстали друг перед другом такими, какие вы есть, каждый со своей неприкрытой правдой, принципами, понятиями, переживаниями. Вы оба – часть моего плана. И я все еще на твоей стороне, Стивен.

Макгрегор долго молчал.

– Но как мне быть с Патриком?

– Могу дать тебе совет: дай ему то, о чем он не один, может быть, мечтает. Он лучше тебя найдет применение этим деньгам. Каждый получит свое. Ты лично – сатисфакцию, о чем так долго мечтал.

– Да, но у барьера мне не стоять.

– Каждому свое.

Снова томительная пауза.

– Если бы я знал, что Паттерсон... – Макгрегор сжал кулаки. – Я бы размозжил ему голову.

Рахманов покачал головой:

– Ты не смог бы убить его. Ты не убийца. Но это не означает, что ты трус. У каждого свой порог, который он не может перешагнуть. Знаешь, в спецшколе ГРУ искусству убивать нас учил человек, который в жизни и мухи не обидел. Забегая вперед скажу, что он был хорошим преподавателем.

– Похоже, ты знаешь ответ на любой вопрос.

– Если бы так, Стивен, если бы...

Андрею предстояло узнать о результатах своего хода: не слишком ли тонко он сыграл, открывая Стивену Макгрегору название операции «Льотей», – даже такой мастер разведки, как Паттерсон, мог пропустить название операции мимо ушей и, как следствие, не заметить связи с одним из фигурантов этой операции. Так опытный радист, во время сеанса пропускающий точку в конце фразы, сообщает своему руководству о своем провале, и только такой же мастер способен обнаружить эту незаметную деталь. Но Рахманов делал ставку на отчаянную любовь Паттерсона к затяжным спецоперациям, деталями которых он любовался, как ценитель искусства – мазками художника. Он обязан был клюнуть на приманку русского разведчика. И об этом могла сказать только его реакция – ни слова, ни полслова, только его переход к иному состоянию, «которое противоположно прежнему».

Но дело в том, что Рахманов, столкнувший лоб в лоб Макгрегора и Паттерсона, так же тонко сыграл не только со вторым, но и с первым. Однако в Стивена он заложил бомбу с замедлителем: рассказав ему об операции «Льотей», он с легким нажимом добавил: «Если судьба вас снова сведет, спроси у Паттерсона о ней. Эту операцию он считает венцом в делах, результат которых ожидается через тридцать-пятьдесят лет».

Судьба свела их так скоро, что даже интонации Рахманова не успели выветриться из головы Макгрегора. Плюс Рахманов заметил, с каким интересом слушал его Стивен, сам попавший в полымя такой же затяжной операции.

Нет, это не тонкий ход, а трезвый расчет по ходу pursuit, этой гонки с преследованием, с одновременным анализом методов и психологии Натана Паттерсона. Сыграй он не так тонко, и насторожил бы Паттерсона. Покачал бы головой, как игрок на бильярде, перерезавший шар.

Другая сторона вопроса заключалась в том, что сценарный план операции рождался по ходу развивающихся событий (импровизация как она есть) и не был основан на сколько-нибудь похожем комплексе действий.

Андрей спросил у Стивена прямо:

– Мне важно знать, какова была реакция Паттерсона на упоминание тобой операции «Льотей».

– Откуда ты...

«Он сказал ему об этом». Андрей не смог сдержать улыбки. И несвойственно для себя в открытой, в общем-то, беседе скрыл улыбку за легкой бравадой:

– От меня трудно что-либо утаить.

Стивен пожал плечами:

– Действительно, я сказал об этом Паттерсону. Он здорово удивился.

– Он спросил, откуда ты узнал об этой операции?

Рахманов мог ответить за Паттерсона: Феликс Сахаров в этой операции – пешка, везение, принесшее успех британской разведке. Он офицер ГРУ, имя которого проявилось в связи с чрезвычайным делом еще одного условного изменника Родине. И здесь Рахманов не увидел перебора. Может, даже немножечко недобрал. Имела ли место беседа Рахманова и Макгрегора на тему Сахарова – по большому счету, неважно, тут дело в подходах. Лично Рахманов, принимая игру и будучи на месте Паттерсона, прямо об этом спрашивать не стал. Во-первых, потому, что время для этого было упущено; эти минуты он посвятил анализу. Одно неосторожное слово – имя французского генерала, изнывающего от жары в африканской стране, связало двух разведчиков ГРУ. Связало. Значит, выявилась связь Сахарова и Рахманова. Или попытка наладить такую связь. Что бы это значило? Что могут сделать два отступника, если принять двух этих людей, отказавшихся от прежних идеалов? Пусть пока нет ответа на этот вопрос. Куда важнее другой: на что способны два действующих разведчика (это если идти от обратного)? Вот к какому простому выводу должен был прийти Паттерсон, потому что к этому вел разумный ход рассуждений. А все остальное из области озарения: много лет тому назад коллеги Паттерсона совершили роковую ошибку.

Макгрегор покачал головой, отвечая на вопрос гостя:

– Он не спросил о моей осведомленности. Только...

– Что?

– Он был удивлен и не пытался этого скрыть. То длилось недолго, и он ушел в себя. Потом... Да, он отошел к флигелю и сделал, как мне показалось, два или три звонка.

Макгрегор не дал Андрею времени на размышления.

– Они увезли с собой Руби. Она пыталась спасти тебя: выставила на подоконник цветок – знак опасности. Тебе небезразлична ее судьба?

Рахманов в упор посмотрел на Стивена.

– В моей работе нужно быть бессердечным.

Он валился с ног от переездов, но ему снова отправляться в путь.

– Хочешь, я принесу кофе? – предложил наблюдательный хозяин. – Или ты предпочитаешь шампанское в конце пути?

– Не откажусь от кофе, – улыбнулся Андрей, слабо представляя себя на подиуме – в лучах славы и брызгах шампанского, – и откинулся на спинку стула.

Еще немного, думал разведчик, и он упрется в ситуацию, на которую не сможет воздействовать. Точнее, у него останется только один способ воздействия – через Джемаля. А пока нужно уточнить у Стивена некоторые детали. Он поблагодарил его за кофе и задал первый вопрос...

Из всей группы Паттерсона только у Джемаля были личные интересы к Андрею, и он жаждал встречи с ним больше, чем его шеф. На улице Бидон-роуд он плохо владел собой, и, как результат, Паттерсон убрал его с места происшествия. Джемаль молча проглотил обиду. Отыгрался ли он на проститутке в своем гараже? Может быть, и так. Но все вышеперечисленное говорило о неуравновешенности Ахмеда Джемаля. Один только факт сигнализировал о том, что Паттерсон дистанцировался от него. Но пока что Джемаль годился для актов устрашения, силовых операций. Был ли он специалистом, о которых говорят «широкого профиля»? Если да, то профиль его сужается на глазах.

– Джемаль? – переспросил Стивен, подавая жене и дочери знак «все в порядке». – Как вел себя этот ублюдок? Паттерсон, надо отдать ему должное, держал в своих руках ситуацию. И если бы он на минуту отлучился из дома, этот ублюдок расстрелял бы всю мою семью. Что еще? Паттерсон часто одергивал его, играл желваками. Мне показалось, он пожалел о том, что взял Джемаля на это задание.

– Паттерсон устал от него?

– Пожалуй, да. Это точное определение.