Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо

Читатель. Звучит логично, но как-то абстрактно. Шахматы, или гладиаторские бои, или даже военные действия – там понятно, кто противник и как с ним сражаться. А как сражаются между собой властные группировки?

Теоретик. Вы наверняка слышали расхожую цитату из Клаузевица: «Война это продолжение политики другими средствами». В оригинале она звучит еще значительнее: «С прибавлением иных средств»; для Клаузевица война (в которой он хорошо разбирался) была высшей формой политики (в которой он разбирался значительно хуже). Но на наш взгляд, дело обстоит прямо противоположным образом: война – это упрощение политики, сведение ее к ограниченному набору средств, благодаря чему она и становится относительно понятной.

Настоящая политика (которая и представляет собой борьбу за власть между властными группировками) намного сложнее и военных действий, и даже публичной политики (которую принято анализировать в рамках политологии). Нет ничего удивительного в том, что вы пока не можете охватить ее одним взглядом. Короткий ответ на заданный вами вопрос существует – «Властные группировки перехватывают друг у друга контроль над ресурсами», – но сейчас он покажется вам столь же абстрактным и неясным, как слово «гибрис» несколькими страницами ранее. Ведь все на свете можно (при определенной наглости) назвать «ресурсами» и любую причастность к каким-то делам – «контролем».

Поэтому мы не будем забегать вперед, а продолжим планомерное знакомство с устройством высших уровней Власти. Вы уже знаете своего главного врага (гибрис), и в общих чертах представляете себе, как с ним бороться; теперь самое время познакомиться с вашими соседями по арене. Как уживаются между собой верховные сюзерены и всегда ли безопасно входить в их круг с привычками, приобретенными на низших уровнях Власти?

2. Монархия или олигархия?

Одинаковые методы, разные результаты

Теоретик. 8 ноября 1960 года демократ Джон Кеннеди победил[125 - С незначительным перевесом по голосам (около 100 тысяч), но с подавляющим перевесом по выборщикам (303 к 219) благодаря победам в ключевых штатах.] республиканского кандидата Ричарда Никсона и стал самым молодым президентом за всю историю США. На формально главные должности своего кабинета Кеннеди назначил политических тяжеловесов[126 - Таких, как республиканец Дуглас Диллон, ставший министром финансов, или директор фонда Рокфеллера Дин Раск, назначенный госсекретарем.], однако все ключевые решения принимал самостоятельно, сформировав для этого команду своих персональных помощников[127 - Именно эту команду жена Кеннеди Жаклин назвала «Камелотом», подразумевая дух рыцарского Круглого стола. На деле, конечно, в Камелоте велась точно такая же подковерная борьба за власть, как и во всех прочих подобных местах, с поправкой на молодость (средний возраст 45 лет), а значит, и меньшую квалификацию собравшихся там игроков. Но это уже другая история.]. В нее входили выдающийся спичрайтер Теодор Соренсен[128 - Теодор Соренсен (1928–2010) – американский юрист и писатель, получивший известность как спичрайтер Джона Кеннеди. Впоследствии участвовал во многих избирательных кампаниях кандидатов в президенты от демократической партии, включая Барака Обаму.], придумавший прославившую Кеннеди фразу: «Не спрашивай, что твоя страна сделала для тебя, спрашивай, что ты можешь сделать для своей страны»; не менее выдающийся историк Артур Шлезингер[129 - Артур Шлезингер (1917–2007) – американский историк и писатель, дважды лауреат Пулицеровской премии.], автор получившей Пулицеровскую премию книги о становлении американской демократии «Эпоха Джексона»[130 - Эндрю Джексон (1767–1845) – седьмой президент США (1829–1837), основатель Демократической партии.]; профессор Гарварда по госуправлению Макгрегор Банди и другие не менее именитые ученые.

Кеннеди хотел создать «команду мечты» – и добился своей цели. Впервые в истории США интеллектуалы заняли столь высокие посты в государственном управлении и получили возможность непосредственно влиять на принятие решений о судьбах Америки. Казалось, сбылась вековая мечта о «республике ученых», обществе, управляемом «мудрецами» (как прозвала советников Кеннеди американская пресса); успех столь блестящей команды представлялся гарантированным, и Соренсен уже обсуждал с Кеннеди будущую книгу, которую предполагалось написать о лучшем американском президенте по окончании его второго срока[131 - Разумеется, эти розовые мечты разбились вдребезги при первом же столкновении с реальностью. Чтобы успешно заниматься политикой, нужно разбираться в теории Власти, а не в истории, юриспруденции или литературе.]. «Камелот» предоставил многим интеллектуалам лифт на высшие этажи Власти; кто же из них и каким способом сумел закрепиться на самом верху и войти в состав американской правящей элиты?

Читатель. Что-то я никого не припоминаю. По-моему, никто и не должен был закрепиться – интеллектуалы слишком много о себе думают, чтобы преуспеть во Власти.

Теоретик. И тем не менее такой человек нашелся. Им оказался политолог и дипломат Генри Киссинджер[132 - Генри Киссинджер (р. 1923) – американский ученый, дипломат и государственный деятель, сыгравший решающую роль в формировании американской внешней политики в 1970-е годы (окончание войны во Вьетнаме, партнерство с Китаем, примирение арабов с Израилем, политика разрядки в отношениях с СССР – вот лишь некоторые успешные проекты Киссинджера). Разумеется, за столь активную и самостоятельную деятельность его считали и главным врагом СССР, и советским шпионом. Наша реконструкция пути Киссинджера к власти основана на его биографии [Isaacson, 1992].], работавший в администрации Кеннеди «на полставки». К моменту, когда Кеннеди начал собирать свою команду мечты, Киссинджер уже заслужил репутацию эксперта своей книгой «Ядерное оружие и внешняя политика»[133 - В 1958 году было продано 70 тыс. экзепляров этой книги, в то время как уже 10 тыс. экземпляров считались (и до сих пор считаются) уровнем бестселлера.] (1957) и как раз закончил вторую («Необходимость выбора», 1961), посвященную той же теме. Однако между славой ученого и самой скромной позицией во Власти лежит пропасть; преодолевать ее Киссинджер начал в 1958 году, познакомившись с Кеннеди через его спичрайтера Соренсена. Оценив потенциал Кеннеди, Киссинджер в 1960 году вступил в Демократическую партию[134 - Чтобы оценить важность этого решения, нужно знать, что с середины 50-х годов Киссинджер тесно сотрудничал с республиканскими политиками в рамках рокфеллеровского Совета по международным отношениям и свою книгу о ядерном оружии написал как раз на основе одного из тамошних проектов. Так что переход в демократы был для Киссинджера сознательным и рискованным шагом на пути к Власти.] и попросил своего друга Шлезингера замолвить за себя словечко перед будущим президентом. В результате в феврале 1961 года Кеннеди лично принял Киссинджера в Белом доме и пригласил поработать консультантом у своего советника по национальной безопасности, Макгрегора Банди[135 - Макгрегор Банди (1919–1996) – американский ученый и эксперт в области госуправления, советник по национальной безопасности в правительствах Кеннеди и Джонсона.].

Формально Банди, занимавший должность декана в Гарварде, был выше по статусу, чем простой преподаватель[136 - В 1961 году Киссинджер работал в Гарварде в статусе «приглашенного» профессора, а статус полного получил лишь в 1962 году.] Киссинджер, и подобная подчиненность выглядела логичной. Однако Киссинджер метил куда выше, чем в вассалы перспективного правительственного консультанта; поэтому он принял нелегкое, но в данной ситуации вполне обоснованное решение[137 - Дальнейшая карьера Банди говорит о том, что Киссинджер правильно рассчитал политические расклады: в 1966 году Банди ушел с государственной службы и до самой пенсии проработал директором фонда Форда, лишившись какого-либо влияния в правительственных кругах.] – действовать через голову своего начальника (не принося ему вассальной присяги). Вскоре для этого возникла отличная возможность; 7 апреля 1961 года лидер СССР Никита Хрущев объявил, что восточная часть Берлина[138 - Находившаяся по международным соглашениям под контролем советских войск, но не принадлежавшая в явном виде ни Западной, ни Восточной Германии.] будет передана ГДР, и тем самым активизировал «берлинский кризис». Кеннеди нужно было как-то реагировать (воевать? сдаваться?), и он потребовал от своих консультантов обоснованных рекомендаций. Киссинджер ухватился за предоставившуюся возможность и в короткие сроки написал 32-страничный «Меморандум для президента», где изложил свое понимание ситуации: идти на уступки СССР нельзя, поскольку это приведет лишь к требованиям следующих уступок[139 - Что и подтвердилось уже в следующем году, в ходе Карибского кризиса. Киссинджер был прав, но правильность советов – не самое важное в политической карьере; нужно, чтобы вышестоящим сюзеренам еще и хотелось им следовать. Этому Киссинджеру еще предстояло научиться.].

Меморандум лег на стол Кеннеди, но с сопроводительной запиской Банди, гласившей: «Этот план не оставляет Вам никакого выбора»[140 - См.: [Кемп, 2013, с. 330].], – что на языке Власти означало «Киссинджер уже все решил за Вас». Разумеется, Кеннеди это не понравилось, план Киссинджера не был принят, его отношения с Банди ухудшились[141 - Дело дошло до открытого скандала – в ходе командировки в Израиль Киссинджер допустил на пресс-конференции резкие высказывания в адрес Пакистана, и Банди направил Киссинджеру телеграмму: «Если не заткнетесь, я вас уволю!» Вот прямо так и написал [Isaacson, 1992].], и в октябре 1961 года ему пришлось выйти в отставку. Киссинджер приобрел бесценный опыт и связи, но на тот момент казалось, что как раз он, а не Банди или Шлезингер, навсегда покидает большую политику.

Читатель. А на самом деле оказалось наоборот? Я правильно понимаю, что после убийства Кеннеди[142 - Напомним, что Кеннеди был убит 22 ноября 1963 года.] вся его команда лишилась работы, а вот клеймо «вассал Кеннеди» сохранила? А Киссинджер успел вовремя покинуть тонущий корабль?

Теоретик. Судя по своей дальнейшей карьере, Киссинджер был способен сообразить, насколько опасно приносить Кеннеди вассальную присягу. Прекрасным примером «клейма», о котором Вы говорили, служит дальнейшая биография Артура Шлезингера, долгие годы не оставлявшего надежду снова вернуться в коридоры власти. В 1964 году он покинул правительство (которое теперь возглавлял Линдон Джонсон, при Кеннеди практически не принимавший участия в делах); в 1966 году получил свою вторую Пулицеровскую премию за книгу «Тысяча дней: Джон Кеннеди в Белом доме»; в 1968 году участвовал в президентской кампании Роберта Кеннеди[143 - Закончившейся убийством Роберта Кеннеди 5 июня 1968 года (справедливости ради надо заметить, что на момент убийства Кеннеди немного проигрывал своему основному конкуренту, Юджину Маккарти, а в итоге кандидатом от демократов и вовсе стал политический назначенец Линдона Джонсона Хуберт Хамфри).], а в 1980-м – в кампании еще одного из братьев Кеннеди, Эдварда. Однако участие в большой политике за пределами «клана Кеннеди» оказалось для Шлезингера невозможным.

А вот Киссинджер, сохранивший свободу рук, планомерно продолжал поиски подходов к верховной власти. Вернувшись к преподаванию в Гарварде, он продолжил публикацию статей, посвященных политике в эпоху ядерного оружия. Киссинджеру удалось нащупать решение основной проблемы «ядерного сдерживания»: ядерная война слишком сильное средство, чтобы пускать его в ход по небольшим вопросам, но как быть, если противник (СССР) требует решить эти вопросы в свою пользу? Каждый раз устраивать Карибский кризис? Плохой совет (однажды Киссинджер его уже давал, и хорошо помнил, чем дело кончилось). Киссинджер придумал кое-что получше: ограниченную ядерную войну, войну тактическим ядерным оружием, применение которого не выходит за рамки отдельной территории и не приводит к всеобщей ядерной войне. Вот это уже можно было предлагать президентам: подумаешь, какие-то ядерные взрывы в Европе, Америку-то они не затронут!

Тем временем США потихоньку втягивались во вьетнамскую войну и с марта 1965 года перешли к полномасштабным операциям против Северного Вьетнама. Послом США в Южном Вьетнаме был в это время Генри Лодж, с которым Киссинджер познакомился в 1964 году на конференции Республиканской партии[144 - Киссинджер к этому времени снова поменял партийную принадлежность, а назначение республиканцев на должности в демократических кабинетах в те годы было обычной практикой.]; столкнувшись с нарастающими проблемами, Лодж пригласил Киссинджера в качестве консультанта. На этот раз Киссинджер не упустил свой шанс и стал наращивать свое влияние в сфере вьетнамской проблемы (проверенными способами – статьями в ведущих журналах и бесчисленными личными переговорами). В июле 1967 года на очередной Пагуошской[145 - Пагуошское движение (названное по местечку в Канаде, где прошла первая конференция) – популярная в XX веке организация ученых, выступающих против использования ядерной энергии в военных целях.] конференции в Париже Киссинджер познакомился с героем французского Сопротивления Раймоном Обраком[146 - Раймон Обрак (1914–2012) – символ французского Сопротивления, был арестован гестапо, освобожден соратниками, вывезен в Лондон, после войны возглавил полицию в Марселе и жестоко преследовал всех, кого считал пособниками нацистов.] и выяснил, что тот в годы войны был хорошо знаком с руководителем Северного Вьетнама Хо Ши Мином. У Киссинджера мгновенно возник план закулисной дипломатии, который он успешно претворил в жизнь, наладив переговорный канал с Хо Ши Мином через французских посредников. Вьетнамская война была в те годы главной головной болью любого американского правительства (прекратить – позор, вести дальше – разорение), и приобретенный Киссинджером ресурс был поистине бесценен.

Но как превратить этот ресурс в реальную власть, то есть официальную должность и серьезное влияние на президента? Киссинджер с блеском решил эту задачу, задействовав свое знакомство с Дином Раском, все еще остававшимся госсекретарем в правительстве Джонсона. Узнав о возможности прямых переговоров, Джонсон ухватился за шанс прекратить войну и направил Хо Ши Мину пакет мирных предложений. Все переговоры шли через Киссинджера, летавшего то в Париж, то в Вашингтон, подобно челноку в ткацком станке[147 - Тогда у Киссинджера и возник термин «челночная дипломатия», ставший позднее его визитной карточкой.]; президент Джонсон регулярно встречался с Киссинджером[148 - Впрочем, периодически называя его «Шлезингер» – для босса уровня Джонсона все эти эксперты были на одно лицо.], обсуждая вьетнамские проблемы. Однако положение неформального советника президента, да еще по одному только вопросу, было совершенно неустойчиво[149 - Переговоры с Хо Ши Мином быстро зашли в тупик – вьетнамский лидер потребовал прекращения бомбардировок без каких-либо обязательств, что оказалось неприемлемо для администрации Джонсона.]; нужно было развивать успех.

Трезво оценив ценность имеющихся у него ресурсов (война во Вьетнаме продолжалась, ядерное противостояние с СССР тоже, экспертов по этим вопросам в мире практически не было), Киссинджер принял решение выбрать себе подходящего президента. В президентскую гонку 1968 года вступили несколько сильных кандидатов (Линдон Джонсон, в победе которого при прочих условиях не приходилось сомневаться, неожиданно отказался от дальнейшей борьбы) – Роберт Кеннеди, Хуберт Хамфри[150 - Хуберт Хамфри (1911–1978) – вице-президент США при Джонсоне, однофамилец упоминавшегося ранее Джорджа Хамфри (Хэмфри).], Ричард Никсон и внезапно решивший стать президентом Нельсон Рокфеллер[151 - До 1968 года Нельсон Рокфеллер, один из представителей династии Рокфеллеров, ограничивался неформальным контролем над республиканской партией и всеми ее кандидатами; по всей видимости, этот контроль стал ослабевать, что и привело к столь неудачному решению. Хотя Киссинджер и был знаком с Нельсоном Рокфеллером с 1955 года, он никогда не принадлежал к его ближнему кругу, и не приносил вассальной присяги.]. Что сделал в этих условиях Киссинджер? Он предложил свои услуги кандидатам, которых счел наиболее перспективными для себя лично:

«В разгар президентских выборов 1968 года Генри Киссинджер связался по телефону с командой Ричарда Никсона… Киссинджер предлагал лагерю Никсона ценную конфиденциальную информацию по мирным переговорам во Вьетнаме… Люди Никсона с радостью приняли предложение.

Одновременно, однако, Киссинджер искал сближения и с кандидатом от демократов Хьюбертом Хамфри, предлагая ему свою помощь. Команда Хамфри хотела получать от него конфиденциальные сведения о Никсоне, и Киссинджер предоставлял их. „Видите ли, – говорил он людям Хамфри, – я всегда не мог терпеть Никсона[152 - Киссинджеру было чем подтвердить эти слова: в ходе республиканских праймериз он выступал на стороне Рокфеллера и много чего плохого сказал и написал про Никсона. Но мы помним один из законов Власти – «ничего личного». Мало ли что человек говорит и пишет; главное – какие ресурсы он приносит в группировку!]“… В действительности он стремился к тому, что и получил в результате: гарантии высокого поста от обоих кандидатов» [Грин, 2006, с. 212].

На выборах 5 ноября 1968 года победил Никсон (с которым до этого момента Киссинджер встречался всего один раз), и уже 25 ноября назначил Киссинджера своим советником по национальной безопасности. Сторонники Рокфеллера (считавшие Киссинджера своим человеком) встретили это назначение взрывом негодования («предатель! проститутка!»), однако сам Нельсон Рокфеллер первым поздравил Киссинджера с назначением и даже подарил ему чек на 50 тыс. долларов, «на образование детей»[153 - Этот эпизод можно трактовать совершенно конспирологически: что Рокфеллер с самого начала делал ставку на Киссинджера, продвигая именно его (а не себя или Никсона) к рычагам государственного управления. Однако эта версия не выдерживает никакой критики: сферой влияния Киссинджера стала исключительно внешняя политика, а Нельсону Рокфеллеру требовалась вся полнота власти. Решение Рокфеллера объяснялось другими соображениями: Киссинджер оказался фигурой куда большего масштаба, чем выглядел в начале президентской кампании. С такими людьми (в условиях олигархического правления) выгоднее сохранять хорошие отношения, оставляющие возможность будущих союзов.].

Формально пост советника по национальной безопасности не относился к числу самых важных в государстве (это не вице-президент, не госсекретарь и не министр финансов), однако он позволял иметь доступ к президенту в любое время, и способствовал установлению партнерских отношений. Пользуясь двумя нехитрыми, но действенными приемами[154 - Первый: прямая, грубая, наглая, непрерывная лесть [Кемп, «Берлин 1961»]. Второй: подготовка нескольких вариантов решений по каждому из интересующих начальство вопросов, из которых только одно лишено явных недостатков; сколько-нибудь разумный начальник его и выберет [Грин, 2006, с. 348].], Киссинджер очень быстро стал для Никсона незаменимым[155 - «Я не доверяю Генри, но он мне полезен» – так характеризовал Никсон Киссинджера перед его недоброжелателями в своей администрации [Isaacson, 1992].]; биограф Киссинджера Айзексон сравнивал его с другими выдающимися «альтер эго» президентов США – полковником Хаузом (при Вильсоне) и советником Гопкинсом (при Рузвельте). В результате после победы Никсона на выборах 1972 года его администрация поменялись практически полностью – за исключением Киссинджера, который, сохранив пост советника по национальной безопасности, стал еще и государственным секретарем.

Политика отказа от вассальной присяги и выстраивания взаимовыгодных отношений («не доверяю, но нуждаюсь»[156 - Всем известно, что Киссинджер последовательно придерживался этого подхода в своих внешнеполитических операциях (чего стоит, например, «принуждение к разрядке» СССР путем улучшения американо-китайских отношений – хотя СССР и не доверял США, но перед лицом союза США и Китая вынужден был пойти на уступки); а вот что точно так же он действовал и в собственных властных комбинациях, можно узнать лишь из его политической биографии.]) помогла Киссинджеру и в 1974 году, когда в результате уотергейтского скандала Никсон досрочно покинул пост президента…

Читатель. Да, кстати! Если Киссинджер был таким ловким политиком и одновременно самым близким советником Никсона, как же так вышло, что он не сумел спасти своего президента?

Теоретик. Можно подумать, что до этого Киссинджер только тем и занимался, что спасал президентов. Вспомните хотя бы судьбу Кеннеди! Киссинджер всегда придерживался реалистических взглядов на политику и никогда не мешал руководству совершать роковые ошибки. В случае Уотергейта Никсон, считавший себя «крутым парнем», никогда бы не согласился на частичное признание вины и выдачу толпе своих сторонников[157 - Вспоминаете гибрис-синдром, да? И правильно вспоминаете! Именно он помешал Никсону принять решение, диктуемое теорией Власти.]. Поэтому Киссинджер не стал возражать против плана «круговой обороны», едва не стоившего Никсону официального импичмента[158 - Под угрозой отстранения от должности и тюремного заключения Никсон все же успел добровольно уйти в отставку, передав полномочия вице-президенту Форду, который тут же помиловал бывшего президента.]. К моменту, когда новый президент Джеральд Форд объявил об окончании «национального кошмара», в который превратился уотергейтский скандал, Киссинджер оказался единственным сотрудником никсоновской администрации, никак не замешанным в неблаговидных делишках своего шефа (ведь он постоянно находился в разъездах по дипломатическим делам, защищая интересы Америки по всему миру). В результате Киссинджер сохранил не только пост госсекретаря в администрации Джеральда Форда, но и репутацию человека, который может быть полезен, для всей американской элиты.

Практик. Тут есть еще одна тонкость. Никсон, последний великий президент США, радикально изменил многие правила функционирования государственной машины США. Он заключил мир с Вьетнамом, он переманил на свою сторону Китай, в общем, из наемного менеджера стал превращаться в нечто большее. До него такое делал только Франклин Рузвельт, но это было во время жесточайшего кризиса и войны. В общем, сегодня можно уже смело сказать, что Никсон спас США в противостоянии с СССР, но в результате набрал такой вес, что стал для американской элиты еще опаснее СССР! В результате сложился элитный консенсус о необходимости его убрать – и не Киссинжеру было с ним спорить.

Теоретик. На протяжении восьми лет, с 1968 по 1976 год, Киссинджер фактически единолично руководил американской внешней политикой. Приняв мировую политику с холодной войной, войной во Вьетнаме и постоянной угрозой ядерного апокалипсиса, Киссинджер ушел в отставку в условиях разрядки, мира во Вьетнаме и советско-американского договора о контроле над ядерными вооружениями. Неплохой результат для интеллектуала, начинавшего свою карьеру простым преподавателем Гарварда!

Читатель. А что было дальше, после 1976 года? Кажется, Киссинджер совсем недавно приезжал в Москву, а ведь прошло уже почти 40 лет!

Теоретик. Визит Киссинджера в Россию в октябре 2013 года сопровождался комментариями прессы – «мы на пороге больших перемен, просто так Киссинджер никуда не ездит»[159 - Разумеется, события, случившиеся буквально через несколько месяцев после этого (Майдан-2, Крым, санкции), можно считать простым совпадением.]. К этому моменту Генри Киссинджеру исполнилось 90 лет, и он 37 лет не занимал никаких официальных должностей в американских правительствах; тем не менее этого старичка пенсионера принял сам Президент России. Нетрудно догадаться, что Киссинджер и до наших дней сохранил обширные связи, позволяющие ему беспрепятственно проводить закулисные переговоры по самым острым вопросам международной политики. Как говорил сам Киссинджер в 1977 году: «Я – фигура мирового значения»; за восемь лет пребывания на второй по значимости должности первой по значимости страны мира он сформировал настолько разветвленную и масштабную личную группировку, что уже не нуждался в официальных званиях[160 - Приведем пример того, как действовала эта группировка. В 1988 году Киссинджеру пришла в голову идея «Ялты-2» (пересмотра договоренностей с Советским Союзом относительно Восточной Европы, на основе обмена либерализации восточноевропейских стран на отказ от переманивания их в НАТО). Президентом США в этот момент стал Джордж Буш-старший, который в 1971–1973 годах работал послом США при ООН и с тех пор терпеть не мог Киссинджера (бывшего с подчиненными столь же грубым и надменным, сколь льстивым и внимательным с начальством). Тем не менее госсекретарь Джеймс Бейкер, знакомый с Киссинджером еще со времен никсоновской администрации, уговорил Буша, и Киссинджер отправился в Москву, где 18 января 1989 г. провел переговоры с Горбачевым [Isaacson, 1992] – с хорошо известными результатами. Обратите внимание, что мы приводим эту историю как пример власти Киссинджера, а не как эпизод из истории холодной войны!]. Так что когда Киссинджера называют в прессе «вестником Апокалипсиса», это не пустые слова: если столь пожилой и занятый человек сам приезжает на переговоры, то уж наверное не просто так!

Читатель. Да, интересная история; вот как, оказывается, делается мировая политика!

Теоретик. Нет, нет, про то, как делается мировая политика, у нас не было ни слова (да и откуда, мы же пишем про Власть, а не про дипломатию). Мы рассказали вам историю о карьере человека Власти, поднявшегося с самых низов (кто такой приглашенный профессор, пусть даже и Гарварда?) до уровня могущества, который мы даже представить себе не в состоянии (Киссинжер навязывал свою волю Никсону, Форду и Брежневу). А теперь попробуйте догадаться – зачем мы ее рассказали?

Читатель. Поскольку раздел называется «Монархия или олигархия», понятно, что вы рассказали про карьеру в условиях олигархии. Когда на самом верху несколько сюзеренов, можно бегать от одного к другому, не связывая себя обязательствами, а наращивая собственные ресурсы. Потому-то вы постоянно и подчеркивали, что Киссинджер никому не приносил вассальной присяги. Но тогда получается, что первое правило Власти не столь уж и обязательно? Можно достичь самых высот, вообще никому не присягая?!

Теоретик. Более того, в некоторых условиях это единственный способ добраться до этих самых высот. Речь идет о государствах, в которых высшая Власть организована олигархически, то есть принадлежит достаточно многочисленной группе сюзеренов одного (самого высокого) уровня, вступающих в постоянно меняющиеся коалиции. В этом случае достичь верховной Власти значит стать одним из таких сюзеренов, стать тем, с кем договариваются. Если вы уже присягнули кому-то из «высшей лиги», никто не станет рассматривать вас как самостоятельного игрока; единственный способ пробиться на самый верх – с самого начала выстраивать с людьми Власти партнерские, а не клиентские отношения.

Читатель. Так что ж вы мне голову морочили? Получается, что вассальная присяга не больно-то и нужна?

Теоретик. Если вы профессор Гарварда, обладаете талантами Киссинджера и живете в США середины прошлого века, то да, вы сможете обойтись без вассальной присяги. Но в большинстве случаев про нее можно сказать словами Жванецкого: «Присягу можно и не приносить. Если вас не интересует результат». Посмотрим, как сложилась карьера другого гениального ученого, обладавшего столь же выдающимся талантом располагать к себе сильных мира сего.

Абу Зейд Абдурахман Ибн Хальдун аль-Хадрами[161 - Вошедший в историю как просто Ибн Хальдун (1332–1406), великий североафриканский историк и философ XIV века, совершивший помимо всего прочего одно из важнейших открытий в теории Власти. По его полному имени можно знакомиться с арабской системой имен: отец Зейда Абдурахман, Потомок Хальдуна, происходящего из местности Хадрамаут (это на юго-западе Аравийского полуострова). Наш рассказ о карьере Ибн Хальдуна основывается на его биографии: [Enan, 1941], а русскоязычные имена действующих лиц и сопуствующие исторические события приводятся по книге: [Жюльен, 1961].] происходил из древнего рода, хорошо известного в XIV веке по всей территории Северной Африки (современные Марокко, Алжир и Тунис, плюс все еще удерживаемая арабами Андалусия в Испании). Прадед Ибн Хальдуна был хаджибом[162 - Хаджиб в мусульманском Средевековье – управляющий хозяйственными делами и дворцовой стражей, фактически второй человек в государстве после султана.] у правителя города Бужи[163 - Политическая география Северной Африки тех лет выглядела следующим образом. На ее западе располагалась территория династии Меринидов со столицей в городе Фес, в центре (современный Алжир) правила династия Абдальвадидов со столицей в городе Тлемсен, а на востоке соперничали между собой три города – Бужи, Константина и Тунис, принадлежавшие династии Хафсидов. Разумеется, каждая династия охотно вторгалась на территорию соседей, но подобные завоевания оказывались недолговечными, поскольку местные кочевые племена поддерживали «своих».], дед короткое время занимал ту же должность в Тунисе, и только отец отошел от политических дел, обнаружив склонность к литературе и философии. Благодаря ему Ибн Хальдун получил прекрасное образование (и познакомился с доброй половиной юристов и богословов Магриба[164 - Другое название для Северной Африки – «страны, лежащие к Западу от Египта».]), но, будучи самым младшим в семье, с детства мечтал о политической карьере. В 1349 году эпидемия Черной смерти, опустошившая Европу, пришла в Тунис; 18-летний Ибн Хальдун лишился родителей, а также всех своих учителей (кто не умер, тот эмигрировал – в обезлюдевшем Тунисе им больше нечего было делать). Положение семьи, главой которой теперь стал старший брат Ибн Хальдуна Мухаммед, значительно ухудшилось, и Ибн Хальдуну пришлось идти работать – на должность писца[165 - Главной обязанностью которого было добавлять имя султана и восхваление Аллаху к каждому официальному документу. Ужасная скука для 18-летнего потомка хаджибов!] при дворе тогдашнего правителя Туниса[166 - Наместника меринидского султана Абу-ль-Хасана, незадолго до того завоевавшего традиционные владения Хафсидов.] Ибн Тафракина.

Разумеется, никаких карьерных перспектив эта должность не сулила, и Ибн Хальдун начал планировать переезд в Фес, столицу Меринидов, самый богатый город Северной Африки. Не прошло и двух лет, как для этого представился благоприятный случай. В 1352 году султан Константины (из династии Хафсидов) Абу Зияд вторгся на территорию Ибн Тафракина. По долгу службы Ибн Хальдун сопровождал армию своего правителя, но при первых же признаках намечающегося поражения благоразумно спасся бегством[167 - В дальнейшем такое поведение станет «визитной карточкой» Ибн Хальдуна; но обо всем по порядку.] и нашел убежище в городке Бискра[168 - Судя по дальнейшим событиям, в этом городе Ибн Хальдун завел неплохие связи – его всегда были рады там видеть.], располагавшемся на самой границе пустыни. Тем временем в Фесе произошла смена власти: наследный принц Абу Инан, остававшийся в столице за главного, пока Абу-ль-Хасан захватывал все новые территории на востоке, объявил себя султаном и начал войну против собственного отца. В 1351 году Абу Инану удалось разбить армию Абу-ль-Хасана (бывший султан бежал в горы, где заболел и вскоре умер); вслед за этим Абу Инан вернулся к традиционному занятию меринидов – завоеванию окрестных земель. В 1352 году он захватил Тлемсен и оказался всего в 650 километрах от Ибн Хальдуна[169 - От Феса до Тлемсена по прямой 350 километров, от Тлемсена до Бискры – 650, от Бискры до Туниса – 450 километров.], так что тот смог реализовать свой план – появиться при дворе меринидского султана.

Визит Ибн Хальдуна в Тлемсен (несомненно, хорошо подготовленный его знакомыми учителями, у которых Ибн Хальдун был на хорошем счету еще с тунисских времен) прошел вполне успешно: молодой ученый[170 - В ту пору знание Корана, хадисов и каллиграфии уже означало ученого человека; настоящим ученым, конечно, Ибн Хальдун стал значительно позже, но об этом мы напишем во второй части.] столь приглянулся султану, что тот немедленно назначил его в свиту своего хаджиба, Ибн Аби Амра, посланного в только что захваченный Бужи наводить там порядок. Друзья Ибн Хальдуна продолжали расхваливать его султану, и в 1354 году Абу Инан вызвал его в Фес, предоставив место в королевской академии и должность придворного писца. Прекрасный результат для ученого, но совершенно недостаточный для человека Власти: Ибн Хальдун метил выше (по меньшей мере в министры) и счел свое положение бесперспективным для дальнейшей карьеры.

Нужно было искать другие варианты, и один из них, казалось, плыл прямо в руки. В тюрьме Феса содержался бывший правитель Бужи, эмир Мухаммад, захваченный Абу Инаном в ходе своей восточной кампании. Ибн Хальдун, ссылаясь на давние связи своей семьи с правителям хафсидской династии, предложил эмиру свою помощь: организовать побег и захват власти в Бужи в обмен на должность хаджиба. Эмир Мухаммад охотно согласился, однако Ибн Хальдун явно переоценил свои силы: заговор был раскрыт, и в 1357 году Ибн Хальдун оказался в тюрьме по совершенно справедливому обвинению в государственной измене.

Читатель. Не слишком-то впечатляющие результаты.

Теоретик. Если вы помните, Киссинджер тоже не с первого раза стал хаджибом… в смысле госсекретарем. Цыплят считают по осени, в делах Власти выгоднее рисковать и терпеть одно поражение за другим, чем ничего не делать. Окажись Абу Инан крепче здоровьем, карьера Ибн Хальдуна на этом бы и закончилась; но уже в 1357 году султан тяжело болел (на что, собственно, и рассчитывал Ибн Хальдун). К 1358 году его затянувшаяся болезнь так надоела придворным, что султана придушил в постели его же собственный министр (везир) Аль-Фодуди. Однако помимо Аль-Фодуди на власть претендовали и другие министры[171 - Каждый из которых располагал одним, а то и несколькими «законными» наследниками престола – уж этого-то добра в мусульманских странах всегда хватало.]; началась небольшая междоусобная война, в которой освобожденный из тюрьмы Ибн Хальдун принял самое деятельное участие. За трон боролись две группировки: везира Аль-Хассана, сразу же посадившего на трон своего ставленника, и сына Абу-ль-Хасана Абу Салима, высланного Абу Инаном в Андалусию и заручившегося там поддержкой христианского[172 - В XIV веке религиозный фанатизм не был столь популярен, как в наши дни.] короля Кастилии Педро Жестокого.

Везир Аль-Хассан освободил Ибн Хальдуна из тюрьмы и сделал своим приближенным, очевидно рассчитывая на ответную верность; однако Ибн Хальдун предпочитал верности трезвый расчет соотношения сил. Справедливо расценив, что шансы Абу Салима предпочтительнее, он немедленно связался с его ближайшим другом Ибн Марзуком и предложил свои услуги по вербовке сторонников для Абу Салима. Заручившись поддержкой нескольких влиятельных людей, Ибн Хальдун покинул Фес и присоединился к Абу Салиму; на этот раз заговор удался, в 1359 году Абу Салим захватил трон и сделал Ибн Хальдуна своим министром. Нашему герою шел всего 27 год, и он был лишь в шаге от заветной цели – должности хаджиба самого могущественного государства Северной Африки.

Однако между Ибн Хальдуном и его мечтой стояло серьезное препятствие – тот самый Ибн Марзук, друг и соратник Абу Салима еще со времен андалусской ссылки. Он по праву занял пост первого министра и постепенно изолировал Ибн Хальдуна от милостей султана. Для успешной борьбы с ним Ибн Хальдуну требовалась высочайшая квалификация в дворцовых интригах, которой он не имел (да и никак не мог получить, ведь он постоянно перебегал от одного сюзерена к другому). В результате Ибн Марзук (основательно злоупотреблявший своей безграничной властью) был свергнут (уже в 1361 году) вместе со своим султаном, и не Ибн Хальдуном, а другим, куда более опытным царедворцем – везиром Омаром. Тот воспользовался услугами христианских наемников, захватил дворец, казнил Абу Салима и провозгласил новым султаном своего ставленника. Ибн Хальдун и в этот раз оказался на стороне победителей[173 - Он знал везира Омара еще со времен Абу Инана и сохранил свой министерский пост, получив прибавку к жалованью; можно предположить, что заговор Омара не был тайной для Ибн Хальдуна. Так, заговор за заговором у Ибн Хальдуна начала складываться репутация «мусульманского Макиавелли».], однако это не принесло ему особых дивидендов: везир Омар сам стал хаджибом при подставном султане, так что Ибн Хальдуну по-прежнему некуда было расти[174 - Для реальной карьеры Ибн Хальдуну надо было сохранить верность предыдущему султану, разоблачить заговор своего друга Омара, да еще суметь при этом очернить Ибн Марзука… но как раз этого Ибн Хальдун никогда и не умел.]. Что же сделал наш герой, столкнувшись с очевидным тупиком своей карьеры? Попробуйте догадаться – в том, что мы Вам уже рассказали, достаточно подсказок!

Читатель. Да подсказка у Вас просто аршинными буквами написана. Что Киссинджер, что Ибн Хальдун только и умели, что искать себе более подходящего сюзерена!

Теоретик. Верно! Не прошло и года, как Ибн Хальдун стал просить у Омара разрешения на эмиграцию. Сначала он собирался вернуться в Тунис, но получил отказ: в 1359 году власть в Тлемсене вернул себе наследник Абдальвадидов Абу Хамму, и Омар опасался, что Ибн Хальдун примкнет к этому опасному противнику. Тогда Ибн Хальдун вспомнил о своем друге, философе и историке Ибн аль-Хатибе[175 - Ибн аль-Хатиб (1313–1374) – арабский ученый, философ и государственный деятель, придворный эмира Гранады Мухаммада V, написавший среди прочих книг биографию Ибн Хальдуна.], с которым познакомился в годы правления Абу Салима. Ибн аль-Хатиб был соратником Мухаммада V, эмира Гранады, который недавно вернул себе трон; быть может, он поможет обосноваться на новом месте? Против заморской Гранады везир Омар не возражал, и в 1362 году Ибн Хатиб прибыл ко двору Мухаммада V.

Читатель. Интересно, а на что он рассчитывал? Ведь у Мухаммада V наверняка уже был свой хаджиб, а во внутренних интригах Ибн Хальдун был совершенно беспомощен!

Теоретик. Возможно, Ибн Хальдун надеялся, что рано или поздно очередной конкурент просто помрет, как это случилось с Абу Инаном. Успех приходит к тому, кто пробует, а не к тому, кто жалуется. Так что в 1362 году Ибн Хальдун прибыл в Гранаду, был торжественно встречен во дворце и назначен личным советником Мухаммада V. В следующем году Ибн Хальдун отправился полномочным послом к Педро Жестокому для заключения договора о дружбе и сотрудничестве и успешно завершил эту миссию, получив в награду небольшое имение. Однако дальше произошло то же самое, что и во всех предыдущих случаях: Ибн Хальдун понял, что его карьера достигла вершины, разочаровался в дальнейших перспективах, столкнулся с ответным охлаждением чувств Мухаммада V – и начал мечтать о следующем переезде.

На его беду[176 - Почему беду, станет ясно буквально через страницу.], в это же самое время старый знакомый Ибн Хальдуна, эмир Мухаммад, давно уже выпущенный из фесской тюрьмы (там и без него проблем хватало), собрал своих сторонников и захватил власть в Бужи. Помня о данном семь лет назад обещании, эмир направил Ибн Хальдуну письмо с приглашением прибыть в Бужи и занять должность хаджиба. Серьезность намерений эмира подтвердил в другом письме брат Ибн Хальдуна, Яхья, сообщив, что уже получил должность министра. Разумеется, Ибн Хальдун тут же сорвался с места и в начале 1364 года прибыл в Бужи, чтобы воплотить в жизнь мечту всей своей жизни: стать хаджибом.

Если бы мы писали авантюрный роман, тут его и следовало бы закончить: герой достигает пика карьеры, подобно д’Артаньяну, получившему наконец маршальский жезл, и погибает счастливым. Однако реальная жизнь куда интереснее авантюрных романов, и для Ибн Хальдуна она еще только начиналась[177 - Он прожил еще 52 года, успев за это время полностью поменять образ жизни и наконец всерьез заняться историей и философией, которые и были его истинным призванием.]. Не прошло и года, как эмир соседней Константины, Абу-ль-Аббас, напал на Бужи, разбил войска эмира Мухаммада и убил его самого. По своему обыкновению Ибн Хальдун тут же преподнес победителю ключи от города и заверил Абу-ль-Аббаса в готовности служить ему верой и правдой – на должности наместника Бужи.

Однако Абу-ль-Аббас был наслышан о предыдущих похождениях Ибн Хальдуна и не горел желанием приближать к себе столь непостоянного вассала. Не уловив в голосе нового султана должного восхищения, Ибн Хальдун немедленно – уж в этом-то он не знал себе равных! – бежал из Бужи, оставив на произвол судьбы все свое имущество и даже не предупредив собственного брата (который тут же был арестован).