Иван Васильевич. Профессия царь!

Со свечами дела обстояли еще хуже. Ведь пчеловодство в Великом княжестве Московском пока не практиковалось. Обходились бортничеством, то есть сбором дикого меда и воска. Из-за чего восковые свечи были еще более дорогим и остродефицитным товаром, чем сливочное масло. Не спасали даже обширные леса. Очень уж низкая была эффективность у бортничества. А без свечей никак нельзя, особенно в христианских ритуалах. И заменить их там было, по сути, нечем. Простые же люди выкручивались как могли[48 - У них был доступ только к тусклым и сильно коптящим масляным лампам, вонючим и еще сильнее коптящим сальным свечам, ну и разнообразным лучинкам. Проблема освещения в темное время суток даже богатых домов стояла в полный рост и отличалась крайней болезненностью.].

Так что Иван Васильевич, вышедший весной 1539 года на Московский рынок со своим маргарином и стеариновыми свечами, попал в струю. Купеческое сословие и духовенство[49 - Купечество и духовенство – это самая платежеспособная часть населения в те годы.] не только смели все, что он выставил на продажу, но и стали настойчиво набиваться в долю. Да оно и неудивительно. Получалось, что за месяц маленькая «потешная мастерская» только стеарина для свечей выпускала столько, сколько за полгода воска не собирает вся Русь!

Так или иначе, но деньги на «потеху» у Великого князя появились. Да в таком количестве, что мамино содержание оказалось просто ненужным. А значит, что? Правильно. Он мог начать заниматься более важными делами…

Елена Васильевна выехала на своем возке к плацу и словно в другой мир попала. Все чинно и пристойно. Вокруг – ровные дорожки, посыпанные песочком. Плац окружали большие землянки старого скандинавского типа – казармы и склады, как пояснил сопровождающий.

Проехали дальше и попали в зону мастерских, которых уже прилично раскинулось по округе. Появившиеся деньги позволили Ивану привлекать существенно больше людей. И, как следствие, много шире вести опытные изыскания, а потом и мелкое, ремесленное производство, организованное, правда, совсем по другим принципам, нежели было принято в те годы. Везде, куда он только мог дотянуться, вводился принцип глубокого разделения труда и упрощение задач до элементарных операций, доступных для освоения даже «сельскими дурачками». Да, это требовало его плотного личного участия при наладке каждого процесса. Но пока он справлялся.

– Мама? – неожиданно раздался знакомый голос, заставивший Елену Васильевну вздрогнуть.

Засмотрелась. Увлеклась. Очень уж любопытный способ поковки придумал ее сынок. Вон шестеро парней толкали рычаги ворота, отчего по расположенной рядом наковальне методично бил отвесный молот. Раз. Раз. Раз. А кузнец знай себе только подворачивает разогретую заготовку.

– А? – ответила она, повернувшись на голос.

– Нравится?

– Что это?

– Механический молот. Надо бы за рычаги лошадей впрягать или колесо водяное поставить. Но пока руки не дошли, приходится потешных ставить в наряд. У них это проходит как усиленная тренировка на ноги и спину. При хорошем корме добре помогает. Они ведь не постоянно ворот крутят, да в две смены…

– И большая польза от такого молота? Вон ведь сколько людей к делу привлечены.

– Очень большая. Без него я бы броней своих потешных до морковного заговенья снаряжал. Заготовку же разогреть нужно и, пока не остыла, бить, выправляя как надобно. С обычными молотобойцами за один прогрев получается существенно хуже. Эта дюжина в наряде плюс сам кузнец да подмастерье – всего четырнадцать человек. Они делают работу целой сотни и угля жгут сильно меньше. Видишь, как часто лупит пудовый молот? Хотя, конечно, это все так… баловство. Волов[50 - Вол – кастрированный самец крупного рогатого скота. Отличается спокойным нравом, хорошей управляемостью, выносливостью и приличной мощностью. При отсутствии нормальных лошадей-тяжеловесов он безальтернативен в тяжелых упряжках. На вороте тоже полезен.] нужно прикупить да поставить на ворот. Четверку в смену. Тогда и молот можно двухпудовым сделать или больше…

– Ясно, – сказала мать таким тоном, что Иван понял – эти детали ее мало заботили.

– Что-то случилось? – поинтересовался сын. – Или ты зашла просто из любопытства?

– Гонцы прибыли, – поджав губы, пояснила Елена Васильевна. На самом деле ей было «просто любопытно», и она тупо воспользовалась обстоятельством, но это замечание сына почему-то ее задело. Вон какой смеющийся взгляд.

– Откуда?

– Из Вологды. Посольство возвращается.

– Успешно?

– Да. И везет тебе невесту. Ту самую Лизу. Как ты и хотел. Доволен?

– Мам, – серьезно произнес Иван Васильевич, – чего ты как маленькая? Пойдем, я проведу для тебя экскурсию.

– Прости, что?

– Экскурсия – это прогулка, в ходе которой рассказывают и показывают, что к чему. Прямо вот так идут, тыкают пальцем и вещают. Пойдем. Я же вижу, что тебя разрывает от любопытства. Или, может быть, у тебя есть какие-нибудь неотложные дела и ты желаешь отложить экскурсию?

– Ну уж нет! Показывай!

Глава 8

1541 год – 7 апреля, Москва

Иван Васильевич зашел в небольшое помещение, где сидела Елизавета под надзором няньки и неотлучной фрейлины. Поздоровался.

Маленькая, худенькая девочка лет семи с густыми вьющимися рыжими волосами посмотрела на него тоскливым взглядом и выдавила донельзя вымученное приветствие. Да еще и с сильным акцентом. Говорить по-русски она только училась.

Великий князь взглядом указал няньке и фрейлине на дверь. Те поднялись и вышли, оставляя пару наедине. Брачный контракт был подписан. Обручение произошло. Осталось обвенчаться, но с этим Ваня пока не спешил[51 - Брачный контракт в те годы можно было подписать в самом юном возрасте, обручиться тоже. С венчанием в этом плане имелись некоторые сложности, так как оно означало фактически регистрацию брака и рекомендовалось этот самый брак консумировать, то есть привести в законную силу посредством полового акта. Что было сложно для подростков, не вошедших в половозрелый возраст. Впрочем, в те годы венчаний в 10–12 лет хватало, 15 же лет так и вообще считалось совершеннолетием.]. В любом случае противиться желанию остаться им наедине не было никакого смысла даже ради вопросов приличия.

Лиза опустила глаза в пол и как-то сжалась. А Иван просто подсел к ней на лавку и, осторожно обняв, шепнул на ушко:

– Не бойся.

На английском языке, разумеется. Русского-то она пока толком не понимала.

Елизавета очень сильно вздрогнула, но вырываться не стала, как и что-либо отвечать. Хотя напряжение худенького тела чувствовалось очень отчетливо – она вся дрожала. Однако Иван не оставил своей затеи, продолжив эти безобидные «обнимашки» под легкую беседу.

Поначалу Лиза отмалчивалась, стараясь отвечать крайне односложно. Да. Нет. Не знаю. А потом, немного оттаяв, стала выдавать более развернутые реплики. И даже пару раз спросила сама. Что было прорывом. Настоящим прорывом. Ведь эта маленькая девочка воспринимала все происходящее как изгнание, ссылку, наказание, практически извращенную форму смертной казни, а его почитала за своего палача. Плохо! Очень плохо! И с этим нужно было что-то делать, ибо такой подход к делу ничем хорошим не закончится. Например, подрастет, заматереет да отравит его к чертовой бабушке. И это был не самый плохой вариант – Иван прекрасно представлял потенциал этой маленькой девочки.

Но их «сидение на лавочке» несколько затянулось. Вон уже и в дверь стали скрестись. Великий князь встал и, взяв за руку девочку, поцеловал ладонь. К этому моменту она уже не дрожала, а в ее глазах сквозь страх и подавленность стал пробиваться огонек любопытства.

– Хочешь, я покажу тебе свое тайное место? – спросил Иван.

– Тайное? – со скепсисом в голосе переспросила эта серьезная девочка. В свои семь лет она уже привыкла жить на виду и понимала, что при ее положении даже естественную нужду тайно не справить.

– О нем многие знают, но там я могу побыть наедине с собой и спокойно почитать. Подумать.

Лиза поджала губы и кивнула. Почему нет?

Вышли из комнаты. Впереди уверенно шагал Иван Васильевич, а чуть отставая на полшага и держась за его руку, двигалась Елизавета Генриховна. И вид у них был столь надутый и важный, будто они не маленькие мыльные пузыри, а большие, солидные дирижабли. Впрочем, могли себе позволить. Как-никак августейшая чета, пусть и малолетняя.

Забрались на Ивановскую колокольню.

Великий князь уступил ей свое кресло-качалку[52 - Кресло-качалка было изобретено только в 70-е годы XVIII века, но Иван не стал дожидаться этого знаменательного события, а просто заказал его столяру, объяснив, что требуется сделать, начертив прутиком на песке. Потом забраковал результат, заставив переделывать. Потом еще раз. На четвертый же заход столяр таки справился, получив солидное вознаграждение.], установленную на верхнем колокольном ярусе. Хорошее освещение. Свежий воздух. Вид на Москву с приличной по тем годам высоты. Тишина. Покой. Лиза прямо сияла. Одна беда – прохладно и ветрено. Поэтому он посадил ее на меховую покрышку и прикрыл сверху шерстяным пледом. Начал покачивать под неспешную беседу. А потому и четверти часа не прошло, как она пригрелась и задремала. Все-таки Лиза была еще ребенком и физически, и психологически. Очень серьезным, умным, многое понимающим, но ребенком.

Иван же, стоя рядом, смотрел на нее и думал о превратностях человеческой судьбы. Эта девочка могла стать самой великой и славной королевой Англии. Королевой-девственницей. А сейчас находится за полторы тысячи миль от дома… и уже практически жена. Причем не случайного кандидата, а того самого Ивана Васильевича, который и в реальности к ней сватался. Но только позже, сильно позже, когда ей это уже было не нужно.

Будить Лизу Иван не стал. Она так славно спала, чуть-чуть подрагивая. Пускай. Видно же, что ей не сахар вся эта история. Да и вздремнуть на свежем воздухе много приятнее, чем в душных палатах…

Москва начала XVI века не сильно радовала глаз. Одноэтажная деревянная застройка без черепицы, среди которой островками возвышались двухэтажные боярские усадьбы и многочисленные церквушки да часовенки. Дороги были покрыты лишь грязью, а потому превращались в вонючее месиво при первом удобном случае. Где-то там, под слоем грунта скрывались деревянные мостовые на самых крупных и значимых дорогах, но погоды это не делало[53 - По данным археологии, между слоями деревянной мостовой на главных улицах Москвы бывало по полметра грунта.]. Кирпичные стены Кремля и Китай-города возвышались в этой огромной, раскидистой деревне, словно огромный утес посреди ромашкового поля. Да-да, именно ромашкового поля, потому что ассоциации с болотом он гнал от себя всеми силами, дабы не впадать в тоску. В том же Лондоне, как ему рассказали, оказалось не чище. Но «просвещенные мореплаватели» размазывали свою грязь по камню. И получалось, что город хоть и утопал в говне, но выглядел на голову цивилизованнее этой древесно-земляной формации. Богаче, круче, прогрессивнее и чище, что не укрылось от глаз посольства.

Иван Васильевич вздохнул и задумался, пользуясь паузой в делах.

Месяц назад, по последнему снегу, уехали англичане. Не все, но основной объем делегации отбыл домой, оставив только королевского посланника с двумя слугами, пять дам из свиты Елизаветы да двух купцов. Ну и малолетнюю невесту Великого князя, разумеется.

Из дюжины больших поморских ладей четыре ушли на дно, не дойдя до Англии. Еще одна утопла на обратном пути. Дорого и сложно получалось набирать этот ценный опыт. Но не то заботило Ивана больше всего.

Северодвинский торговый путь оказался и благодатью, и проклятьем одновременно. Больше тысячи ста километров от Вологды до Холмогор. Да еще и до Вологды от основных регионов Великого княжества добираться и добираться. Не ближний свет. Так что доставка товаров в Холмогоры получалась и дорога, и трудна. Хуже того, пропускная способность маршрута оказывалась очень слабенькой для нормального обеспечения морской торговли.

Прикинув потенциальный тоннаж грузоперевозок, потребный для гостей заморских, Иван впал в уныние. Даже пять торговых каракк[54 - Каракка – общеевропейский тип военных и торговых судов XV–XVI веков. К началу XVI века они уже достигли водоизмещения в 1500–1600 тонн. Впрочем, основной их объем был довольно скромен размерами и довольствовался «жалкими» 600–800 тоннами. Большие поморские ладьи, к примеру, редко превышали 150–200 тонн.] могли увезти за ходку около полутора тысяч тонн груза. А его к Холмогорам подвозили стругами плоскодонными, которые едва полсотни тонн тягали. И ведь если дело пойдет хорошо, то морских кораблей станет много больше. Так что на Северной Двине требовалось создавать настоящий речной флот и целую армию гребцов. Сложно, дорого, но вполне реально.