Многое навсегда

В ожидании долгожданного теплого морского бриза настроение без обиняков неслось вперед вместе с автомобилем к хорошему, светлому, лучшему. Утренняя дорога к Москве, как обычно, грозила тягучими пробками, но даже они не казались чем-то непреодолимым. Раннее яркое солнце,зеленое буйство по обеим сторонам шоссе, ритмичные звуки «Вкусного радио» вступали в унисон с ликующими ритмами умиротворенного сердца.

Вот и столица. Спустя какие-то сорок минут центр был уже совсем рядом. Продвигаясь по широченным вылетным магистралям и попадая на узкие улочки внутри Садового кольца, порой забываешь, что разрешенная скорость несколько ниже, чем на трассах.

Вот и в этот раз Карина с досадой отметила несколько камер, фиксирующих скорость ее автомобиля, которые она опрометчиво пролетела с явной претензией на штрафные письма от автоинспекции. «Вот шляпа! Да и бог бы с ними…» – ничто уже не могло помешать зажатой тисками забот, но молодой телом и душой женщине наконец-то наслаждаться славной погодой и такой временно свободной жизнью. Карина вырвалась, она раскована…

Но ненадолго: ремонтные работы на улицах снова вязали по рукам и ногам. Карина пыталась вспомнить, как выглядит Москва без строительных лесов и дорожных ограждений – напрасно. Бесконечные оранжевые и желтые жилетки дорожных рабочих мелькали почти повсюду.

Стоял жаркий июльский полдень. Отметившись в куче магазинов и, наконец-то, побывав в квартире – sweet home[10 - Милый дом (перевод с английского).], освобожденная от забот женщина даже успела пересечься за обедом с парой закадычных подруг. Время без традиционных ребячьих хлопот тянулось медленно и уже непривычно, но разговор про моду, погоду и «отлученную от их двора» старую знакомую захватывали.

Их бывшая подруга Моника была этакой тихоней «с тараканами». Поначалу после их знакомства она вошла в резонанс общих интересов, но вот чуть позже стала проявлять довольно склочный и сумеречный характер. А иногда выдавала подругам суждения, попахивающие уже кромешными странностями. За гранью, знаете ли, понимания.

Впрочем, Алексей, косвенно наблюдавший за этими перипетиями человеческой дружбы, шутливо, но справедливо произнес: «Девчонки, психологи утверждают, что не так много людей в мире готовы искренне поинтересоваться «как у вас дела?». Но был тут же справедливо вычеркнут из «рассылки» их женских новостей. Каринка потом даже поделом высказала мужу: «Ну что ты меня подставляешь-то. Я же тебе все по секрету…»

И сейчас, аккурат распрощавшись с подругами, Карина тронула автомобиль с места и вспомнила эту фразу, высказанную тогда мужу. Как же он ее в тот момент охарактеризовал? «Интонация маленькой обиженной фрау». Каринка улыбнулась и даже фыркнула сейчас от сарказма в отношении самой себя. И правда, мужа-то затюкала совсем своими капризами. От самокритики стало даже как-то немного теплее на душе и, как ни странно, внезапно повысилось самоуважение.

Карина нажала на педаль газа сильнее, и ее джип скандинавской сборки разогнался уже довольно значительно. И как же ей все-таки удалось за полосой встречного движения мельком увидеть или скорее угадать знакомое лицо?

У края бордюра рядом с большим серым внедорожником абсолютно не по-дружески обнимались высокорослая и довольно симпатичная блондинка и ее муж Алексей.

Глава 8. " Боящийся несовершенен…"

Как же мы принимаем решения в критические моменты? Как мы оказываемся с другой стороны улицы, когда находимся на этой? Быстро переходим, мгновенно перебегаем, бегло разворачиваемся. Что мы чувствуем в этот момент? Как правило, мы решаем текущую задачу – сблизиться во всех смыслах. А уж затем и дать волю внешним проявлениям наших самых главных в этот момент чувств и эмоций.

Вот и Каринка выкрутила бы руль сразу, если бы посредине трассы не нарушал ее планы твердый железный отбойник. Поэтому и задержалась – все искала проклятый разворот. А затем уже и пропавший серый автомобиль – в зеркало заднего обзора Карина видела, как парочка туда уселась.

Муж в странной футболке и каких-то джинсовых шортах – на пассажирское сиденье. «Вот гад! И какая же тварь!» – к кому из ненавистной компании относилось последнее замечание разбуженного изменой женского лиха – пойди пойми. Впрочем, так ли это важно?

Вообще-то, искать машины серых или серебристых оттенков в Москве – все равно что искать каждый третий автомобиль. А ведь марку Карина не успела разглядеть. Внедорожник.

Но какое-то обиженное и «разбуженное» вместе с хозяйкой шестое чувство вело женщину по загадочному, но вполне уверенному, а значит, и правильному пути. Впрочем, как это часто и бывает. Да иначе и быть не может. Ошибки нет, и точка.

Именно так и думала Карина, совершая неожиданные повороты и развороты среди дворов и незнакомых второстепенных улочек. Чудом не задевая припаркованные автомобили и не вовремя вышедших на дорогу милых кошек, а также откормленных, не вписывающихся в собственные габариты голубей. И, наконец, догнала.

Серая машина стояла на парковке у забора какого-то учебного заведения рядом с одинокой двенадцатиэтажной башней. «Тварь» только что вышла из-за руля и манипулировала брелоком автосигнализации.

Имеющая фотографическую память Карина не могла ошибиться. Однако на пассажирском сиденье уже никого не было. И озадаченная женщина вроде как даже на секунду засомневалась. Но жестокие эмоции искали выход.

Сцена у школы не должна была послужить учащимся неприглядным примером беседы двух очаровательных женщин, но все-таки послужила. И если бы школьное здание находилось на большом корабле, то он бы немедленно накренился и перевернулся. Ведь практически все его несовершеннолетние «пассажиры», привлеченные столь необычным шумом, как один сплюснув свои носы о стекла окон, прильнули к «иллюминаторам».

Впрочем, малопривлекательная склока была, к счастью, недолгой. Карина и сама бы сильно удивилась, если бы ей кто-то еще недавно рассказал, что она способна на такие фразы и интонации. Не просто отстаивала свое – выгрызала.

Понятно, что разговор так и закончился ничем. Все еще взбешенная, а ведь еще недавно очень счастливая женщина молча и отрешенно шла куда глаза глядят вдоль небольшой улицы. Этот проулок, по иронии судьбы, как раз носил слегка морское имя. То ли Прибрежная, то ли Приливная, то ли Прибойная…

В Карине яркими и сочными всплесками все продолжал бурлить жар проснувшегося вулкана. Его лава как будто стекала с несчастной и, обгоняя ее шаги, выжигала все по ходу движения. А позади на правах местного старожила и экскурсовода семенила в поисках чего-нибудь вкусного или более интересного веселая бездомная собачонка.

Вытоптанная народом тропинка сама привела эту разношерстную пару к излучине реки. В этом месте берег был не очень благоустроен. Заросли акаций и прочих высоких кустов неизвестного генеза[11 - Происхождение (перевод с греческого).] создавали довольно неожиданный хаотический образ дремучего заповедного края внутри большого города.

Идиллия нарушалась только массой мусора, а также лежащими там и тут в разных позах отдыхающими или значительно перебравшими индивидуумами. Впрочем, благоустроенный городской пляж был неподалеку, так что здесь преимущественно попадались перебравшие.

Вообще, несмотря на зной, загорающих было гораздо меньше обычного. Иногда бывают какие-то странные летние периоды, когда пиково возрастает количество улетевших к морям, и город так внезапно вымирает, что, кажется, произошел зомби-апокалипсис.

Вот и сегодня солнце жарило как никогда, а количество полотенец и прочих подстилок на траве можно было пересчитать по пальцам двух рук. Впрочем, может быть, отдыхающие терялись в высоких зарослях?

Внезапно сопровождающая собачонка остановилось, как вкопанная. Она просто молча пялилась куда-то и не желала двигаться по тропинке дальше. «Видимо цель экскурсии уже достигнута», – горько и иронично подумала медленно приходящая в себя Карина.

Она могла уже как-то элементарно рассуждать, но вот столь необходимые для жизни душевные силы растеклись и никак не собирались, как однажды разбитый градусник. Карина наконец прочувствовала, что из-за переживаний ухудшилось даже зрение – окружающая действительность расплывалась и никак не желала фокусироваться. Как же она вообще сюда дошла?

Как сороконожке не следовало думать, с какой ноги шагать, так и мысль о внезапно свалившейся близорукости привела к тому, что женщина оступилась и чуть не упала. Сделав шаг в сторону, Карина все-таки потеряла равновесие и всем телом фактически провалилась в соседние с ней и довольно колючие кусты. Впрочем, ветки растения были не очень толстыми и гнулись как лианы. Вот так запросто пропустили ее вперед и вновь сомкнулись у нее за спиной.

На открывшемся крохотном пятачке внутри окружающей ее со всех сторон живой изгороди женщина вдруг испытала какой-то страх. Видела она все так же плохо, а, точнее сказать, на контрасте от яркого солнца к полумраку и того хуже. Очутившись из-за падения на коленях, Карина попыталась подняться, опираясь на окружающие предметы. И вдруг она явно почувствовала, что ее рука внезапно наткнулась на что-то живое…

В ужасе женщина отпрянула, а потерянное зрение вернулось к ней также врасплох, как и исчезло еще недавно из-за более раннего шока. Лучше бы она все так же не видела, но именно теперь глаза не подводили ее перед самым новым безумием.

Ближе чем в шаге с рваной раной на голове, залитый кровью и с неестественно подвернутыми под себя руками лежал на спине ее собственный муж. Совсем неожиданно он приоткрыл глаза и простонал…

Снова смогла что-то воспринимать, когда была уже в «скорой». К этому сроку Алексей вновь потерял сознание. Контузия была крайне тяжелой, врачи ничего не гарантировали. Степень внутренних повреждений была понятна еще раньше. Карина ведь не успела ничего спросить – так быстро он опять отключился, видимо, так и не узнав даже жену.

Пока санитарная машина разрывала город квакающими звуками сирены, женщина старалась собрать по кусочкам события сегодняшнего дня. Но разве может простой человеческий мозг, даже женский с двумя работающими полушариями одновременно, вместить в себя все нынешние происшествия.

А последнее событие не просто не укладывалось в ее матрицу – сокрушало весь предыдущий жизненный опыт в пух и прах. Карину то колотило крупной дрожью до хорошо заметных критических вибраций, то кидало в безучастный ступор на грани полного оцепенения и апатии.

Однако, как это ни странно звучит, последней каплей самого нелепого, что она за сегодня обнаружила, и стала та самая сложенная вчетверо записка, которую она нашла в левой руке Алеши. В девяностые, когда христианские миссионеры разных направлений приезжали в Россию со всех концов света, она уже встречала вот такие тонкие листы в недорогих карманных изданиях Библии с клеенчатыми обложками.

Мелкий шрифт догматического текста покрывал ровными рядами обе стороны бумаги. На четной стороне этой страницы ядовито-желтым маркером были помечены моментально и странно врезавшиеся в Каринину память строки: «Страха н?сть въ любви, но совершенна любы вонъ изгоняетъ страхъ, яко страхъ муку имать: бояйся же не совершися въ любви»[12 - «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви». Иоанн Богослов. Глава 4 (перевод с церковно-славянского).].

Глава 9. "Вся твоя"

Оставалось очень терпеливо считать каждую минуту. Операция длилась уже более часа. В коридоре сидели такие же, как она – чающие чуда. Ждали счастливых исходов, ведь параллельно спасали пострадавших сразу в нескольких операционных.

В телевизоре на стене мелькали кадры новостей. Звука не было, но подписи и бегущие строки компенсировали этот аудиовакуум. Впрочем, желающих старательно внимать последним известиям не было. Здесь смотрели на экран как на нелепую, но порой необходимою возможность хоть на минуту отвлечься от собственных тяжелых мыслей.

Под воздействием седативных[13 - От латинского «sedatio» – успокоение.] окончательно вымотанная событиями этого дня Карина все больше уходила в какой-то полуастрал. Размышления и воспоминания периодически прерывались абсолютно черными провалами. Формулировать то, что произошло, женщина старалась для себя осторожно – уж слишком все было непонятно и неожиданно. Даже как-то совсем резко.

Некоторые обрывки сегодняшней информации и фактов легко укладывались в стандартные житейские рассуждения, остальные же были совсем непостижимы и даже мучительны. Вот есть вопросы обычные, которые можно хоть как-то объяснить…

Почему он не в командировке? Почему был запах алкоголя, или это ей показалось? Что за простецкий пляжный вид, лишь с несколькими крупными купюрами в карманах, но совершенно без документов? И что это за особа? Вполне адекватные вопросы для неприятных, но рядовых событий в жизни, пожалуй, многих семей.

А были темы, которые не имели пока хоть какого-то малейшего объяснения: кому, черт побери, мог помешать ее любимый муж? Именно любимый – Карина все-таки резко поймала себя на этой мысли. Зачем его нужно было выслеживать и затем в него стрелять? А потом еще и вкладывать в его руку эту нелепую страницу с текстом из Библии? То, что все было именно запланировано заранее, логичная Карина даже не сомневалась. Особенно с того самого момента, когда оперативники нашли в кустах сам пистолет.

И все-таки в конце концов сон победил тревогу. Совсем издалека подступило ко лбу что-то душное, теплое, огромное, бесконечное. Затем все хаотическое и необъяснимое сменилось на уже имеющее точные очертания, но все еще не менее бессмысленное.

И, наконец, Карина моргнула и все-таки погрузилась в долгожданную гипнотическую дремоту, в которой порой перемешиваются мысли, путаются сон и явь. И совсем неожиданно увидела симпатичную пышноволосую женщину лет тридцати пяти в джинсах и просторной футболке. Та сидела на диване в обнимку с высоким темноволосым «очкариком», которого она называла Грегори.

– Вот вернусь, и поговорим. Да я за, за, за! Правда! – совсем по-детски дурачилась женщина, взъерошив волосы на его голове.

– Слушай, Джу, ну ты можешь хоть сейчас не шутить! Мы так давно уже друг друга знаем, что я почти устал тебе делать обычные предложения. Ведь тебя все постоянно веселит. Вот я и предлагаю сегодня не просто руку и сердце, а сразу и ребенка, а лучше двух-трех! Одномоментно! – подыгрывал ее настроению улыбчивый собеседник.

– Герш, – ласково назвала брюнета женщина, накручивая на свой мизинец цепочку с золотым кулоном в виде ладони: – Но ведь осталось совсем недолго. Я прилечу и буду вся твоя…