Супруга Ильи Михайловича чуть-чуть приклонила голову и в знак подтверждения приподняла брови вверх. Только теперь Ирина смогла рассмотреть женщину. В кафе сделать это было невозможно, там стоял полумрак, и лицо Надежды Викторовны было в тени. Супруга Ильи Михайловича была по-настоящему красива: стройная фигура, высокая грудь, в глазах не по годам яркая синь, влажные полные губы и девичьи ямочки на щеках.
Ирина не стала дожидаться вопросов и с радостью представилась сама:
– Ирина. – После секундной паузы, добавила. – Ларионова.
Ей сделалось хорошо и комфортно. И хотя она не знала родителей и их ласки, а родительские отношения наблюдала только со стороны, в ней появилась уверенность, что если бы они были живы, то были бы непременно похожи на новых знакомых. Длительное затворничество дало о себе знать: появилось неожиданное желание выговориться, поделиться сокровенными мыслями и посоветоваться. Ирина терзалась сомнениями и не знала, как поступить. Открыться перед этими людьми, рассказать им всё о себе вот так, сразу, было выше её сил. Даже если они добры и отзывчивы. Она предпочла отмолчаться.
Илья Михайлович с одного взгляда определил, что цвет лица у Ирины нездоровый, её точит болезнь, и она нуждается в помощи. Если женщина проводит целый день на набережной, значит, ей нечем заполнить пустоту мучительно длящегося дня, значит, засасывает её печаль и некому эту печаль развеять. По натуре своей Илья Михайлович был сердобольным человеком, и оставаться равнодушным он не мог.
«Надо во что бы то ни стало растормошить её, развеселить хотя бы на время», – подумал Старостин и начал разговор на нейтральную тему.
– Погодка-то, какая, а? Меня зависть берёт, когда я вижу отпускников в такое прекрасное время. Везёт же счастливчикам! – Илья Михайлович покосился на Ирину, наблюдая за её реакцией.
– А вы, Ирочка, случайно не относитесь к их числу? – спросил он и замер, с тревогой ожидая ответа.
Ирина изучающим взглядом посмотрела на собеседника. Поймёт ли он её, если вот так, сразу, взять и открыться незнакомому человеку? Можно сказать, первому встречному поведать о своей болезни, поведать о том, как терзают душу думы о Терентии. Стоит ли довериться, не захлестнут ли волны сочувствия Надежды Викторовны? Не повторится ли та ненужная фальшь, которую она наблюдала в Москве? Нужно ли это?
Поколебавшись, Ирина ответила коротко:
– Нет, я не в отпуске, мне можно не завидовать.
– Понятно, понятно, – машинально проговорил Старостин и кивнул.
– Мы с Ильёй Михайловичем и не припомним, когда в последний раз отдыхали в это чудесное время, – ловко орудуя иголкой, включилась в разговор Надежда Викторовна. – Последние годы – только поздней осенью, да зимой.
– Что, правда, то, правда, – с сожалением подтвердил Старостин.
– Мои рыболовные снасти уже очень давно пылятся в кладовке, и вкус настоящей ухи мне только снится.
– Ну, вот, заштопала кое-как. Надеюсь, доедешь до дома как-нибудь, и не будешь шокировать людей своим видом.
Произнесённые слова означали, что работа закончена, и супруги больше не станут доставлять неудобства Ирине. И тут обжигающей молнией её пронзила мысль: понравившаяся чета Старостиных сейчас встанет и уйдёт, уйдёт навсегда и останется лишь в воспоминаниях, а она, Ирина Ларионова, опять будет пребывать в одиночестве с многочисленными проблемами. Сердце сжалось в тоске.
– Можно я прогуляюсь вместе с вами? – тихо спросила Ирина, вставая, и умоляюще взглянула на Надежду Викторовну.
Илья Михайлович опередил супругу и выпалил мгновенно:
– Вы феномен, Ирочка! Вы читаете мои мысли! Я только подумал, а вы уже озвучили мою мысль. Наденька, ты готова провести остаток дня с этой очаровательной девушкой?
– Мне будет очень приятно, – без тени сомнения ответила Надежда Викторовна. – Знаете, Ирина, у нас с Илюшей сегодня знаменательное событие – тридцать лет со дня знакомства, и мне хотелось бы, выражаясь языком нашей дочери, раскрутить его на полную катушку.
– Я вас поздравляю, – глаза Ирины полыхнули радостью. – Это так здорово, так замечательно – быть вместе тридцать лет!
Старостина охватило давно забытое чувство нежности к Ирине, такое же, какое он испытывал к дочери Марине. Очень жаль, что её нет вместе с ними. Последний раз они гуляли с дочерью по этой набережной пять лет назад, перед самым её отъездом в Штаты. Марина вышла замуж за американца и осталась жить в Калифорнии. Тот день тоже был солнечный, безветренный.
Все трое медленно двинулись в сторону синевшего вдалеке здания речного вокзала.
– А у меня сегодня тоже особенный день, – неожиданно весело сообщила Ирина. – В шесть утра мне исполнилось тридцать два года, вот.
– Неужели? – удивился Старостин и как-то загадочно посмотрел на жену.
Ирина не видела, как Надежда Викторовна подмигнула мужу.
– Да, представьте какое совпадение.
– Тогда у меня есть предложение, – тоном заговорщика произнёс Илья Михайлович. – И думаю, вам оно понравится.
Он захлопал в ладоши, и чуть было не пустился в пляс, но под укоризненным взглядом супруги остановился.
– Говори, не томи.
– Предлагаю отметить эти оба знаменательных события на палубе прогулочного пароходика! – торжественно объявил Илья Михайлович.
– Ну, как, принимается?
– Ирина, вы согласны? – озабоченно осведомилась Надежда Викторовна, а в глазах её вопрос читался по-другому: «Вы выдержите такую прогулку?»
– Если честно – я давно мечтала прокатиться на речном трамвайчике.
– Что же вам мешало это сделать? – поинтересовался Старостин.
– Да как-то всё не получалось, ведь я давно уже превратилась в москвичку, а здесь бываю только наездами.
– Вы живёте в Москве? – удивилась Надежда Викторовна.
– С семнадцати лет, когда поступила в институт на биологический. После окончания получила распределение в столице.
– Стало быть, вы биолог? – задал глупый вопрос Старостин и сконфузился.
Ирина заслонила ладонью лицо от солнца, отыскала глазами что-то за рекой и долго вглядывалась туда. Потом повернулась к Илье Михайловичу и задумчиво проговорила:
– Точнее сказать, была биологом.
– Это почему же – была?
– Потому что две недели назад уволилась с работы и вряд ли когда-нибудь вернусь к трудовой деятельности.
– Вас дисквалифицировали, и вы обиделись на руководителя?
– Нет, руководитель у нас замечательный и коллектив дружный. Ко мне относились очень хорошо, причина не в этом.
Весь вид Ирины говорил о серьёзности ситуации.
– Тогда в чём же дело? – задал вопрос Илья Михайлович, словно не догадывался об истинной причине увольнения.
– У меня очень редкое заболевание крови, не лейкоз, как предполагалось вначале. Пересадка костного мозга не оградит от летального исхода.
– Боже ты мой, – сокрушённо выдавила из себя Надежда Викторовна. – Намучилась, наверное, бедняжка, настрадалась? Что ж теперь делать?