Волк неспешно встает на свои мощные лапы и направляется ко мне. Он слаб. Но не сломлен. Несмотря на истощение, под его шкурой прослеживаются рельефные и сильные мышцы. Видеть такое в живую, своими глазами, а не по каналу «Дискавери», как восьмое чудо света. Восхищаюсь этим самцом! Красивый зверь.
Хищник утыкается влажным носом в мою руку и подбрасывает ее. Я неуверенно чешу его за ушком и слышу, как большой пес скулит. Мое сердце болезненно сжимается, и я опускаюсь перед ним на колени.
– Ты невероятный! – уже смелее глажу массивную голову зверя и любуюсь волшебными глазами золотистого цвета янтаря. Острые уши волка устремлены вверх и внимательно меня слушают. – Какие у тебя бакенбарды, – расхваливаю его густую шерсть. – Настоящий мужчина!
Легонько похлопав его по макушке, я поднимаюсь и смотрю на него сверху вниз:
– Беги, малыш…
Волк одаривает меня прощальным взглядом и мгновенно скрывается в лесу.
Я разворачиваюсь к дому и моё сердце тут же сжимается в болезненный ком, когда я взглядом встречаюсь с лицом Дикаря. Сказать, что он в бешенстве, – ничего не сказать. Одни только глаза убивают, а что будет, когда его руки до меня доберутся?!
Рассекая воздух резкими движениями, варвар шагает в мою сторону. Он весь воплощает собой неминуемую опасность, и я машинально пячусь назад.
– Йе шни йо! [Стой на месте!] – его голос, искаженный злобой, парализует меня, но ненадолго. Одного тона достаточно, чтобы захотеть унести свои ноги подальше от него… И перевод мне не нужен. Понятно и так… он убьет меня…
Я устремляюсь в лес подобно выпущенной из лука стреле, ловя долетающие в спину крики Дикаря, и это заставляет меня бежать только быстрее. Темно и страшно, но адреналин заглушает и то и другое, пока я не врезаюсь во что-то пугающе большого размера с грубой шерстью.
От сильнейшего испуга меня продирает озноб, а от увиденного ужаса крик застревает в горле… Надо мной возвышается крупный и разъяренный медведь. Из его мощной пасти исходит жаркое дыхание, отчего я шарахаюсь назад, но, споткнувшись об корни, болезненно падаю на спину.
Грозное животное встает на дыбы и издает трубный рев, распадающийся на хрипящие клокочущие звуки. Я судорожно пытаюсь отползти от зверя, но он обрушивается всей своей тушей на землю, пуская по ней дрожь. Липкий ужас за одно мгновение сковал все мои конечности… тело больше не слушается меня…
Медведь вновь поднимается в полный рост и заносит мощную лапу, из которой торчат смертоносные когти. Сквозь его рев мой крик слышится как комариный писк… Я закрываю ладонями лицо и замираю в ожидании своего последнего вздоха. Но когда медведь кидается на меня, вместо ожидаемой боли я чувствую горячее мускулистое тело, придавившее меня к земле и накрывшее собой. Через пелену страха до меня доносится ощутимый, утробный рык с последующим сдавленным шипением, а над головой – звонкое клацанье зубов и волчьи рычания, сменяющиеся визгами.
В плену охватившей меня паники, я не успеваю заметить как вес тяжелого тела исчезает, позволяя мне сделать жизненно необходимый вздох. Я неуверенно приподнимаюсь и, приняв сидячее положение, растираю пульсирующие виски. Утомленное зрение постепенно начинает передавать картинки в мой затуманенный от страха мозг. И я обмираю от того кошмара, который вижу перед собой.
Кровожадная схватка. Беспощадная. Не на жизнь… Медведь раскидывает всех без разбора взмахами огромных лап. Его габариты дают ему большое преимущество – и, осознавая это, я с ужасом наблюдаю, как мой Дикарь борется за жизнь, защищая меня своей грудью. Тревога полностью парализует моё тело, а учащенное сердцебиение вновь заглушает разум…
В очередной раз медведь заносит когтистую лапу и одним движением рассекает грудь варвару… Я закрываю глаза, не в силах больше смотреть на это. Поток слез вырывается наружу, как бушующая морская вода, снесшая плотину. А в голове раз за разом вспыхивает кадр, как за считанные секунды грудь Дикаря покрывается его собственной кровью…
От звука надрывных криков Конора я плотно закрываю уши ладонями и отчаянно мотаю головой, чтобы не слышать их. Больше не могу терпеть всего происходящего. Это настолько ужасно, что дышать становится все сложнее и сложнее, воздух напоминает битое стекло, что при вдохе застревает прямо в горле.
Но внезапно мои мучения прерывает перепрыгнувший через меня волк, который кидается прямо на спину зверю и вонзает острые зубы ему в холку. Не теряя времени, еще три волка начинают терзать медведя, растаскивают в стороны его громадные лапы, вырывая из пасти дикий рев. Очередной волчий укус пробуждает в буром хищнике неистовую ярость: он одним ударом отбрасывает Дикаря к дереву и, скинув серого волка со спины, всей своей мощью вдавливает его лапой в землю… Сквозь хруст костей слышится глухой, жалобный писк волка… А после из груди Дикаря вырывается нечеловеческий крик, в то же мгновение он поднимается на ноги и, сделав мощный рывок, вонзает нож в бок медведя. Еще. И еще. Наносит множество точных и жестоких ударов, окрашивая все вокруг темно-красным цветом. Решающим ударом он вонзает свирепому животному тесак в глотку и вспарывает ее, выпуская фонтан багровой крови. Огромная туша безжизненно падает на землю и вокруг воцаряется оглушающая тишина.
Лишь Белая волчица тоскливо скулит, тыкаясь носом в безжизненную плоть волка… и вся стая собирается вокруг погибшего брата… Конор следом опускается на колени и утыкается лицом в окровавленную шерсть животного. Издав гулкий крик, он крепко сжимает его шкуру в кулаках и замирает. Спустя пару минут Дикарь выпрямляется и, накрыв рукой голову волка, хрипло произносит:
– Истима йо, вемэтин! [Спи крепко, брат!] – опершись о колено рукой, он поднимает свое дрожащее тело в вертикальное положение.
Только сейчас замечаю, что спина Конора тоже разодрана… пять глубоких линий сочатся кровью, которая струится по его бронзовой коже. Плечи дикаря подрагивают, а тело напряжено так, что каждый мускул выступает над кожей, каждая вена и жила пульсирует. Он с трудом удерживает себя на ногах, пока массивный корпус качает из стороны в сторону, и при попытке сделать шаг… Конор замертво падает на землю…
Глава 14
Чувствую, как меня всю трясет, а ощущение подступающей тошноты только усиливается. Пытаюсь пошевелиться, но плохо получается. В голове стучит единственная мысль: нужно бежать отсюда. И как можно скорее. Я больше не выдержу такой жизни…
Медленно поднимаюсь с земли, но не могу сделать и шага, чтобы уйти. Оборачиваюсь, а внутри всё сжимается до болезненного спазма в груди. Дикарь неподвижно лежит в траве, его бездыханное тело практически все покрыто кровью. Из моих глаз снова вырываются горькие слёзы, ручьем бегут по щекам, обжигая их. Не могу… Не могу уйти и бросить его. Он спас мне жизнь. Не задумываясь, подставил себя под угрозу, не позволив пострадать мне…
И вместо того, чтобы бежать, я с опаской приближаюсь к нему на трясущихся ногах. Разорванная рубаха позволяет увидеть могучее, но изнурённое тело мужчины. Опускаюсь перед ним на колени и пытаюсь перевернуть Конора, хочу уложить поудобнее, чтобы хоть немного облегчить ему боль. Примерно с пятой попытки у меня получается сдвинуть его с места. Я сажусь на землю и кладу его голову себе на колени. Окровавленные волосы закрывают лицо Конора, и я аккуратно убираю их в сторону. Суровый варвар сейчас выглядит почти безмятежно. Расслабленное тело едва дышит. Я невесомо прохожусь пальцем по его шраму и меня словно пронзает электрическим током. А следом моя слеза капает на лицо Дикаря, и я вытираю ее ладонью вместе с его кровью.
– Прости… – шепчу я, содрогаясь от собственного плача.
Конор издает надсадный хрип, и я с тревогой вглядываюсь в его искажённое болью лицо. Ощущение беспомощности сковывает меня ледяными щупальцами. Я всей душой хочу ему помочь, но не знаю, чем. Я растеряна, одна в глубине дремучего леса, наполненного непредсказуемыми опасностями, а на моих коленях лежит раненный мужчина.
– Шима, – неожиданно произносит он, заставляя меня замереть от испуга. Даже в таком критическом состоянии его голос наполнен сталью и решимостью. Белая волчица незамедлительно подходит к нему, и Дикарь запускает окровавленную руку в белоснежную шерсть, оставляя на ней алые разводы. Он притягивает волчицу ближе и что-то неразборчивое шепчет ей на ухо, после чего она стремительно исчезает среди деревьев.
А я лишь смотрю ей вслед, но вздрагиваю от неожиданного прикосновения грубой руки.
Конор дотянулся дрожащей ладонью до моего лица, и, чтобы ему было легче, я наклоняюсь ниже, позволяя касаться себя.
– Сэкуи, – хрипит он, едва поднимая уставшие веки. От непривычной нежности в его голосе меня накрывает приятной истомой. Конор с такой теплотой и раскаянием произносит это слово, что мне нестерпимо хочется узнать его значение. И неосознанно я касаюсь его жёстких губ подушечками пальцев.
На что Дикарь довольно ухмыляется, только его лицо тут же искажает болезненная гримаса. Но, не обращая внимания на боль, он продолжает ласково поглаживать пальцами мои скулы.
– Ма икопа, ни каго уо [Не бойся, я не трону тебя], – меня окутывает жаром хриплый голос Дикаря, а его рука мягко переходит мне на затылок. Он плавно притягивает меня к себе, и я не сопротивляюсь. Его нежность завораживает. – А митава сэгвон [Ты моя весна]…
– Я не понимаю, – сипло шепчу в ответ. Но мне очень… очень хочется узнать, что он говорит. Конор скалится, как голодный волчара, и снова гортанный рык вырывается с его пересохших губ.
Время идет, а я беспомощно сижу рядом с Дикарем. Его начинает знобить, да и я в одной рубахе. Но сейчас я ничего не чувствую. Только страх потерять его. Волки стали подтягиваться к Конору и ложиться вокруг него, согревая своим теплом.
Я хватаюсь за его руку и сильно сжимаю ее, когда мое внимание привлекает треск в чаще леса. Из темноты выходит белая волчица, а следом за ней двое индейцев, один из них мне знаком. Тот самый, что возился с мотоциклом.
Увидев нас, они мгновенно кидаются в нашу сторону. Волки тут же расступаются, позволяя подобраться ближе к Дикарю. Без лишних слов мужчины подхватывают его на руки и несут в неизвестном направлении. Хотя для меня тут любое направление неизвестное. Конор стонет от каждого лишнего движения. Замечаю, как ветки деревьев царапают его израненные руки, вновь причиняя боль.
– Подождите, – я встаю с земли и догоняю их. И только при движении понимаю, насколько сильно замерзли мои конечности, потому что мне приходится заставлять их слушаться меня. Поднимаю и кладу окровавленные руки Конора ему на живот, но внезапно его ладонь крепко обхватывает мою.
– Йе шни йо, – хрипит Дикарь, не выпуская мою кисть.
В груди вновь волнами разливается мелкая дрожь.
– Что он говорит? – с волнением спрашиваю я, переводя свой взгляд на индейцев.
– Просит тебя остаться, – недовольно бросает парень из гаража. – От женщин вечно одни проблемы.
Откровенное раздражение в его голосе неприятно жалит мое самолюбие, но я решаю ничего не отвечать. Сейчас они вправе злиться на меня.
Индейцы продолжают нести Конора, но мне приходится высвободить свою руку: тропинка узкая, по-другому всем нам не пройти. Я неспешно следую за мужчинами, ноги едва шевелятся, но особого выбора у меня нет.
Мы вновь возвращаемся в деревню индейцев, где на крыльцо выбегает встревоженная бабушка Тиса.
– Несите его в мой дом, – велит старушка и уводит их за собой.
Дикаря быстро заносят в дом Тисы, и я торопливо захожу следом, не знаю, куда себя деть. Чувство вины разгорается ещё больше, когда я слышу стоны Конора, пока его перекладывают на кровать. Старушка уже шаманит с зельями, а я всё это время стою в стороне, как неприкаянная.
– Он зовет тебя, – небрежно выкрикивает парень, и они все выходят из комнаты.
Я несмело прохожу в спальню и опускаюсь на край кровати. Изможденный. Беззащитный. Разбитый. Он выжат, как лимон. Я боюсь прикоснуться к нему, чтобы не вызвать очередной приступ боли, но он сам кладёт свою руку мне на колено и крепко сжимает его, пуская по моей коже вихрь чувствительных мурашек, и онемевшее от холода тело вспыхивает взрывным пламенем…
– Помоги мне, – ворчит неожиданно вошедшая Тиса, застав меня врасплох. – Никуда вас отпустить нельзя. Дурные ваши головы, – ставит поднос с травами и сосудом на тумбу, а я в это время стараюсь незаметно убрать с себя руку Конора и оттянуть подол рубашки ниже. – Подними ему голову, – командует она, не переставая возиться с лекарством.