Побереги силы

– Вот, значит, как… Та женщина скрыла свое прошлое. Если этого недостаточно для отмены приговора, тогда что?

– Идеальных присяжных не существует, – сказала Морган. – И суд это понимает. Любой человек, входящий в жюри присяжных, неизбежно привносит в их работу опыт из своей личной жизни. Суд просит только, чтобы присяжные подходили к каждому делу непредвзято и выносили свои решения исключительно на основании тех свидетельств, которые озвучиваются в зале заседания в ходе судебного процесса.

– Но это неправильно! – миссис Оландер почти выплюнула эти слова. – Разве предубежденный присяжный не может послужить поводом для апелляции?

– Я не сказала, что это не может послужить основанием для апелляции. Я имела в виду только то, что такая вероятность не гарантирована на все сто процентов. Как давно та женщина-присяжная якобы подвергалась домашнему насилию?

– Я точно не помню, – миссис Оландер потерла большим пальцем медную застежку своей сумочки. – Возможно, лет двадцать назад или около того. Да только какое это имеет значение?

– Двадцать лет – это очень много. При таком сроке давности присяжная действительно могла отнестись к делу совершенно непредвзято.

– Не могла… Это невозможно, – прошипела миссис Оландер.

Она исходила из собственного опыта?

Морган не стала с ней спорить и перевела разговор на другую тему:

– Каково ваше финансовое положение? Защита Эрика, должно быть, обошлась вам в приличную копеечку.

– Именно так, – хмурая гримаса на лице миссис Оландер скривила ей даже линию подбородка; уныние в опухших глазах сменилось мрачной подавленностью. – Да и бизнес шел в последние годы не лучшим образом. Маленькие фермы, под стать нашей, неуклонно вытесняются с рынка. Уцелеть в таких условиях могут лишь крупные предприятия.

– Вы продали ферму.

Миссис Оландер кивнула:

– Мы переоформили закладную, чтобы покрыть расходы на защиту Эрика, но этих денег оказалось недостаточно. Мы не потянули новые счета адвоката и выплаты по закладной. Потеряли практически все. Мы прожили в этом доме двадцать пять лет, но, по правде сказать, коровы едва оправдывают свой прокорм. Скоро мы должны съехать. Я думала, что буду из-за этого переживать. Но нет…

– Апелляция предполагает повторное, детальное изучение и юридическую оценку всех обстоятельств дела и составление длинных и путаных заключений в письменной форме, а это все выливается в большое количество оплачиваемых часов работы адвоката. Подача апелляции может обойтись вам очень дорого.

Глаза миссис Оландер наполнились отчаянием:

– Мой сын сидит в тюремной камере, и он останется в ней до конца своей жизни, если мы ничего не предпримем.

Как бы Морган ей ни сочувствовала – как мать матери – это дело все же было не для нее. Выдвинув один из ящиков своего стола, она достала оттуда маленькую записную книжку и записала в ней название более крупной юридической фирмы в их районе. Время от времени они «передавали» друг другу клиентов в зависимости от обстоятельств. Некоторым клиентам достаточно было консультаций и услуг одного адвоката. Для ведения других дел (таких, как апелляция по делу Эрика Оландера) требовался целый штат сотрудников.

Кроме того, Морган показалось странным явное отсутствие у гостьи хоть какого-то сожаления в связи со смертью ее невестки. Да что уж там! В миссис Оландер все было не так. И профессиональная чуйка подсказывала Морган: Эрик Оландер убил свою жену в порыве гнева – именно так, как описал прокурор и подтвердили свидетельские показания.

Морган вырвала листок из записной книжки и протянула его миссис Оландер:

– Я крайне редко берусь за дела, связанные с обжалованием приговоров. Я – судебный адвокат. А вам нужен адвокат, специализирующийся на пересмотре дел в апелляционном порядке. Это совершенно иная процедура, требующая иного набора навыков. Вы с гораздо большей пользой распорядитесь своими деньгами, если наймете адвоката, занимающегося обжалованием судебных решений.

– Вы отказываете мне? – миссис Оландер уставилась на бумажный листок так, словно он мог ее укусить.

– Да. Вам действительно следует обратиться в более крупную фирму.

Миссис Оландер взяла листок и, держа его на расстоянии вытянутой руки, прищурилась. А в следующий миг совсем спала с лица:

– Они уже сказали «нет».

Похоже, и коллеги Дейн не увидели перспектив в пересмотре этого дела.

– Сожалею, – посочувствовала гостье Морган, но изменить ради нее реальность она не могла.

Миссис Оландер положила листок на рабочий стол Морган:

– Вы были моей последней надеждой. Я видела вас несколько раз по телевизору. И вы всегда казались мне такой… правильной, радеющей за справедливость, – миссис Оландер вскинула глаза и встретилась с глазами Дейн. Во взгляде женщины Морган увидела разочарование, сожаление и боль – достаточно глубокую, чтобы оставить шрам на душе.

И все-таки… все-таки она говорила о своей мертвой невестке с пренебрежением, если не презрением. Неужели ее материнские инстинкты блокировали все ее чувства к Натали? Или дело ее сына истощило миссис Оландер до такого предела, когда у нее не осталось уже никаких эмоциональных ресурсов?

В течение нескольких ударов сердца миссис Оландер изучала Морган, а потом ее рот сжался в бескровную линию:

– Чем я вам обязана за уделенное мне время?

– Сегодняшняя консультация бесплатная, – ответила Морган; ей не захотелось брать денег с бедной женщины.

– Благодарю вас, – миссис Оландер встала и зажала свою сумочку под мышкой. – Вы могли бы взяться за это дело и выставить мне огромный счет, но вы были честны со мной. Я ценю это.

Она развернулась и вышла из кабинета Морган напряженной, болезненной походкой измученной и признавшей свое поражение женщины. Остро нуждаясь в глотке свежего воздуха, Морган поспешила в коридор следом за ней.

Дверь в соседний кабинет была открыта. Внутри за своим рабочим столом сидел Ланс. Он посмотрел на лицо Морган, перевел глаза на клиентку и явно считал по языку ее тела пропитавшую его безнадежность.

Морган проводила миссис Оландер взглядом. А когда она закрыла дверь и повернулась, Ланс уже стоял в дверном проеме своего кабинета. Ростом под метр девяносто, светловолосый и мускулистый, в своих карго, стилизованных под военные брюки, плотно облегающей тело черной футболке и с «Глоком», он больше походил на спецназовца, чем на частного детектива. Но, несмотря на всю внешнюю «крутизну» Ланса, его голубые глаза сверкнули нежностью и обеспокоенностью, встретившись с глазами Морган.

– Все в порядке? – спросил парень.

Морган кивнула. Она арендовала кабинет в офисе фирмы «Расследования Шарпа». Поскольку ее дела часто требовали содействия сыщиков, такое соседство вполне себя оправдывало. Частное детективное агентство занимало нижнюю половину двухуровневой квартиры. Его основатель, Линкольн Шарп, жил на верхнем этаже.

Морган прошла на кухню в задней части здания, достала из холодильника кувшин и налила стакан фильтрованной воды. Развернулась и встала, прислонившись к рабочему кухонному столу. Окно, выходившее на задний двор, было открыто, и с каждым порывом ветерка в помещение врывался холодный воздух, принося с собой ароматы увядавшей листвы и дыма кострищ.

– У тебя такой вид, будто тебе нужно что-то покрепче воды, – Ланс повернулся и прислонился к столу рядом с ней. Их руки соприкоснулись, и этот контакт, как всегда, успокоил Морган.

Ее муж погиб в Ираке несколько лет тому назад. И два года Морган провела в паутине горя и депрессии. Год назад она возобновила общение с Лансом, на свиданки с которым бегала еще в средней школе. Их воссоединение вылилось в отношения, полные любви и взаимоуважения. Прошлой осенью Ланс сделал Морган предложение. И она каждый день благодарила Бога за то, что даровал ей второй шанс на личное счастье.

– Да, это было тяжело, – вздохнула Морган. – Что она хотела?

Морган в нескольких предложениях пересказала ему беседу с миссис Оландер:

– Я могла взять это дело. Пришлось бы много работать сверхурочно, но я в состоянии подать апелляцию. И я бы взяла с нее лишь малую толику того, во что ей обойдется адвокат из крупной фирмы, специализирующийся на обжаловании приговоров, – в груди Морган засвербело сомнение.

Как бывший прокурор, она все еще только привыкала выступать на стороне защиты в зале суда. Годы работы в прокурорской должности убедили Морган в том, что практически все подозреваемые действительно оказывались виновными. Но сейчас ее мнение изменилось. Ей уже удалось доказать невиновность нескольких человек, которым приписывались серьезные, а порой и тяжкие преступления. И она даже не представляла, что могло быть хуже того, чем оказаться пожизненно в тюрьме за убийство, которого ты не совершал.

– Мы с тобой оба понимаем, насколько маловероятно, чтобы предвзятое отношение одного присяжного могло сказаться на признании невинного человека виновным, – сказал Ланс. – Приговор обсуждают двенадцать присяжных. И они должны прийти к единогласному решению.

– Это так, – согласилась Морган. – Я чувствовала себя ужасно в разговоре с миссис Оландер, но я не увидела никаких перспектив в подаче апелляции.

– Ты была с ней честна. Ты – судебный адвокат и чертовски хороша на этом поприще. Ты не обязана браться за любое дело, которое тебе предлагают. У тебя есть и другие клиенты.

– Но никто из них не находится сейчас в таком тяжелом положении.