Неформал. книга третья

Очнулся я на улице. Стою, думаю, что мне дальше делать. Все карманы застегнул, чтобы ничего не выпало, капюшон накинул. Конечно, не хотел я, чтобы вот так жизнь моя повернулась, но видимо, не всегда человек решает, чему и когда быть. Столько событий, и все за два дня. Но за Шнурка я отомстить должен был. А значит, надо найти убийцу.

По Васькиному лаймеру я с Серегой связался.

Спросите, как так – все с лаймерами, а я – без? Да все просто: свой лаймер я продал в последние дни перед школой: надо было Ромбергу за следующий год оброк заплатить. Все лето батрачил в хозяйстве у какого-то ромберговского друга в области, но денег все равно мало дали. Ну, на самом деле, все, конечно, Чике платили, а уж он потом Ромбергу отдавал. Но мы ведь не лохи, все и так прекрасно знали, куда бабки уходят. Так что я теперь безлаймерный.

В общем, связался я с Серегой. А Серега мне чего сказать может? Серега по-прежнему не в теме! Ну я так осторожненько у него порасспрашивал, мол, что там и как? Но бесполезно. Он мне еще рассказал так со вкусом, как мертвого Шнурка нашли, да как комиссаров БНБ набежало видимо-невидимо.

– Ну и откуда они понабежали-то? – спрашиваю я вроде бы невзначай, а сам ушки на макушке держу.

– Да че, откуда, – говорит. – На Щелковской знаешь управление ихнее? Ну вот оттуда. Это теперь их район.

– И че говорят? – спрашиваю я.

– Да че говорят! – злится Серега, – так и так, говорят, Сергей Валентинович, кто вашего друга убил мы не знаем, но обязательно найдем. Че, прикалываешься? Не знаешь, как бюреры допрос ведут? Да я рад был, что меня вообще выпустили! Там один сел в классе, по очереди всех вызывает и на полиграфе проверяет. А ты-то куда делся? – вдруг сообразил Серега. – Че-то тебя видно на последних уроках не было. Опять удрал? Ты чего творишь, тебе ж кранты придут, если еще одно замечание будет! Да и бюрер этот тебя сразу на заметку возьмет. Был – и нету!

Ну я ему и отвечаю:

– Ты, Серый, кончай бухтеть. Приходи лучше сам знаешь куда, дело есть.

Есть у нашей компании свое место, где мы встречаемся, если что-то произошло или просто одному побыть надо или еще какие проблемы. Это тебе не «Скала советов» в актовом зале, куда нас в детстве лидеры заманивали, это только наше.

Называем мы это место «Закат». Наверное, уже и так понятно, что видно оттуда, как солнце садится. На крыше это. Недалеко от интерната девятиэтажка стоит. Вот туда-то мы и пробираемся. Там несложно. Это со стороны кажется, что лестница высоко над землей болтается, но там сначала по стенке залезть можно, там есть несколько уступов. Да и потом не особо сложно. Ну конечно, страшновато, но терпимо.

Зато посторонние туда не лезут. Дом этот нежилой, там какие-то конторы производственные расположены, в общем, никому нет дела до этой крыши. Вот если бы там офисы банка были бы или еще что-нибудь такое, тогда конечно, сделали бы на крыше кафешку для сотрудников или пентхаус для начальства, а так никому не надо. А столовка у них вообще в подвале. Ну правильно! Работяг так и надо – в подвал, чтоб света белого не видели.

Ну короче, крыша наша.

Там даже будка стоит и переночевать можно, если что. Через полчаса мы с Серегой и встретились возле этой девятиэтажки.

Он и спрашивает меня, че, мол, случилось, а я чего ему отвечу-то? Правду сказать? Оно ему надо?

Я и говорю.

– Да все нормально. Будь другом, притащи мне вещички из комнаты. И еще у Натали рюкзак мой забери. Я его вчера в библиотеке оставил.

Серега помолчал, а потом и говорит:

– Ты че, Шурыч, ноги решил сделать? Как Джокер? Тебе-то куда ломиться? У Джокера знакомых полный город, а ты тут кто? Тебя бюреры отловят и сожрут. У тебя же ниче нет, ни каунтера, ни айкеда, ни бабла!

– Ты, Серега, – отвечаю я ему, – главное, шмотки принести, а там поглядим.

– Хорошо, – говорит он. – Принесу.

Ну он ушел, а я сижу на скамейке и дальше соображаю. То, что меня на занятиях и в интернате нет, это бюреры уже вычислили. И то, что цепочка это моя – наверняка уже тоже. Цепочку эту и Васька-лысый хорошо знал, да и Маришка тоже ведь, как бы ни старалась, на полиграфе не соврет. Это целое искусство – на полиграфе врать! Так что про меня они уже знают. Другое дело, что я все это время на виду был и повесить на меня убийство Шнурка они не смогут.

Да и дело такое: они же не Ромберг, они правду искать начнут.

А мне сейчас главное им не попасться, а то они все мои планы из меня в момент вытрясут. А планов у меня много было!

Сейчас мне было интересно выяснить, чей же это триметодол? Если это товар Чики, то он у меня попрыгает, а если Лохматого, то прыгать уже мне придется. Про Лохматого такие слухи ходят! Ни дай Боже ему дорожку перейти! Хотя и тут тоже есть варианты.

….Посидел я еще немного, подождал, пока нога отдохнет хоть немного, и пошел в район Лохматого на «точку». «Точка» – это где триметодола или другой дряни можно купить. Триметодол самый популярный сейчас наркотик, хотя от него некоторые в два месяца загинаются. И не лечится это совсем. Я знаю, я пробовал Михася остановить. Ничего у меня не получилось, и ни у кого еще не получалось. Если человек этой дряни попробовал – все, нет человека! Вот за Михася я тогда и дал Чике по морде. Целых два раза успел ему навернуть, пока меня не оттащили. Если бы это видели воспитанники, мне бы сразу конец. Но видели это только Ромберг, Натали, Ираида и вохровец.

Доказательств тогда у меня не было, ничего, кроме слов Михася, а с Михася – какой спрос, он тогда уже остывал в своей комнате, но я точно знаю, что был прав тогда! В общем, не привело это ни к чему. Михася в морг увезли, а меня в карцер вонючий посадили на две недели. А через две недели начались каникулы, и Чика куда-то свалил, наверное, родители отправили в санаторий, нервы подлечить. Он же у нас нервный! В лечении нуждается. В витаминах и усиленном питании! Так что я в живых тогда чудом остался. Но сейчас он со мной точняк разберется.

Выглядел я к этому времени соответствующе: хромаю, голодный и ни одной ценной вещи с собой. Лаймер из-под куртки выпирает, словно я его барыге тащу.

Подхожу я к точке на Первой Владимирской, а мне на встречу Рамирес прет. Рамирес раньше в нашей школе учился, мы с ним даже дружили немного, ну если это можно было назвать дружбой, мать его была сильно против интернатовских друзей, все за него тряслась. А вон как получилось: он из школы после шестого класса вылетел. С тех пор и не учится, всякую фигню продает. Но с дурью не связывается, так, по мелочи, сигареты да другую контрабанду. Увидел меня, так и кинулся ко мне со всех ног. Я думал, это он удивился так, что меня здесь, на точке, увидел, а он оглядывается, меня за рукав цапнул, за угол затащил и шипит мне так страшно:

– Ты че, Шурыч, совсем с катушек слетел, сюда притащился?

Акцент у Рамиреса смешной такой, испанский уж там не испанский, не знаю, одним словом, с запада парнишка приехал.

– А че, – спрашиваю у него, – случилось?

– А ниче, – говорит, – ищут тебя!

И только он это сказал, как видим: с Энтузиастов на Владимирскую поворачивает кортеж из клинкартов* и машин. Все черные и у каждого желтая знакомая эмблема – грифоны и буквы «БНБ».

И тут вдруг Рамирес как заорет: «Бежим! Бежим!»

Ну меня уговаривать не надо, ломанулись мы с ним через лесок, только забежали за угол ближайшей девятиэтажки, как слышу: сирена завыла, а потом люди позади нас, на улице которые стояли, один за одним стали на землю да на асфальт оседать. Это бюреры прибор специальный врубили, «Торнадо» называется. Все в радиусе действия прибора падают без сознания. Очень удобная штука. Как его изобрели, так митингов и демонстраций больше не стало. А зачем собираться? Приедет такая вот машинка с приборчиком, положит всех без крови и без шума и – кого за Полярный круг, работать на благо корпораций и банков, а кому срок дадут. Здорово придумано, правда?

Так что спасибо Рамиресу, а то и я сейчас лежал бы в лесочке, ждал бы комиссаров!

И тут я понимаю, что они, наверное, выследили меня по Васькиному лаймеру. Там ведь на некоторых спутниковый маячок есть, автоматически местоположение владельца определяет.

Ну скинул я его в урну у девятиэтажки, да мы дальше рванули. Голова, конечно, кружилась, и я даже споткнулся пару раз, а потом даже упал, ободрал ладони на асфальте, наверное, и нас немного зацепило. Но мы все-таки убежали. А потом отдышались и пошли так спокойно. Во-первых, здесь камер полно, хоть их Рамирес со своими ребятами и сбивают периодически. А во-вторых, народу кругом много, зачем внимание привлекать? Мы сначала от шоссе вглубь дворов ушли, а потом снова к нему вернулись, как ни в чем не бывало встали недалеко от метро, народу море, как раз все с работы возвращаются, так что минут пять здесь можно было простоять, не опасаясь, что к тебе патруль подойдет.

– Ты че натворил? – спросил, отдышавшись, Рамирес. – Чику наконец грохнул?

– Куда там, – отвечаю я ему, – Это Чика Шнурка замочил!

Рамирес так рот и открыл.

– А откуда знаешь, что это Чика? Сам видел или как? – спрашивает.

– А кто еще? – отвечаю. – Некому больше.

– Да ты че? – шипит Рамирес и ко мне близко-близко так наклоняется, а от него контрабандным табаком воняет, как из помойки. – Ты вообще не в курсе? Тут же вся округа на дыбах стоит! У Лохматого пару дней назад кто-то чемодан с дурью спер! И он вроде как из-за этого с Чикой схлестнулся и еще тут кое с кем. Грядут большие перемены, братишка. Так что ты подумай, может, твой Шнурок Лохматому стучал? Или наоборот? Или еще что-нибудь такое?

Да, хоть Рамирес и окончил только самую начальную школу, а ума у него, видать, побольше, чем у меня. Ну с другой стороны, он на улице все время, а я, как дурак, все по библиотекам сидел, книжки почитывал. Нет бы сразу сообразить, может, Чика товар у Лохматого спер, да в свой тайник переложил? А уж потом мы с Джокером на него наткнулись?

И тут еще одна теория вырисовывается: вдруг я потерял цепочку с подковкой у этого чемодана, а кто-то, – теперь уже не разберешь, Чика или Лохматый, – решили, что это владелец подковки чемоданчик спер? Подковка-то Шнурку раньше принадлежала, это же многие помнили. Выходит, что все-таки Чика? Убил, чтобы не совали нос, куда не следует? Или чемодан вообще тут ни при чем, а все из-за Маришки?

Короче, без пива не разберешься!

Я и спрашиваю Рамиреса: