День

– Думал, тут нет никого. Это что, “Шанель”?

– Да, купила впопыхах. Хочешь попробовать?

– Давай.

Они стоят вместе у зеркала, напротив своих отражений. Мазнув кисточкой для теней по левому веку, Робби глядит на себя критически. Оттенок дымчатый, но слегка, телесный, чувственный. Вы сногсшибательно гипнотичны и совсем не легкомысленны. Розовый – это не про вас.

– Эта квартира в Вашингтон-Хайтс кажется подходящей, – говорит Робби. – Не скажут ведь “с видом на реку”, если нет никакого вида, а?

– Все они такими кажутся.

– Да уж, никто не упомянет, что вид еще и на мусорные баки на задворках кафешки или что спальня – в подвале.

– И все же это странно – поселить Натана в отдельной комнате наверху, тебе не кажется?

– Это именно что комната наверху, ставшая квартирой чисто случайно. Пробовала когда-нибудь готовить на той кухне?

– Мы перекроем там газ.

– А дверь на улицу запрете. И никакой псих не проберется внутрь.

– Что-то слишком много тебе приходится меня успокаивать.

– Затем я и здесь. В том числе.

– Ты должен был бы съезжаться с Оливером.

– Ему это скажи.

– Все мужики сволочи.

– Кроме нас с Дэном.

– Дэн тоже сволочь.

– Ты это не всерьез.

– Что ты говоришь ему насчет так называемого камбэка?

– Ну… одобряю. Что мне еще ему сказать?

– Мм…

– А ты говоришь с ним об этом?

– Нет. Не говорю.

О “камбэке” Дэна Изабель с Робби одного мнения. Между ними нет секретов (или так они считают), но есть молчаливое единодушие по некоторым вопросам, в основном касающимся Дэна. Он надеется вновь разжечь утраченную славу тех времен, когда играл на разогреве у никому не известных групп. И выпустил единственный альбом, так и не проданный, – вот отправная точка для камбэка.

– Я-то думал, женатые люди всё обсуждают, – говорит Робби.

– Некоторые – наверняка.

Изабель проводит кисточкой по векам, смотрит в зеркало, моргает оценивающе. Да, женщиной, всегда готовой пошутить в трудную минуту, ее не назовешь, и не славится она среди общих друзей искусством закатить без подготовки веселый ужин для гостей. Дэн тоже в свою очередь это с Изабель не обсуждает.

– А долго ехать до Вашингтон-Хайтс? – спрашивает она.

– Минут сорок пять. А то и час. От поездов зависит.

– Далековато.

– Зато относительно недорого.

– Может, нам и правда попробовать купить загородный дом?

– Мисс Мэнли позовем к себе жить. Если она, конечно, еще на этом свете.

Изабель разглядывает себя в зеркале.

– Просто… Пока ты здесь, наверху, мы вроде как одна…

– Коммуна?

– Мисс Мэнли так бы и сказала.

– Слушай, ну я же не в Чикаго переезжаю.

– А кажется, что именно так.

– Ты в норме?

– Угу. Почти. Ты ведь знаешь. Дэн и я, мы тебя любим. Не говоря уж о детях.

Это не открытие, конечно. Робби тоже влюблен в Изабель и Дэна. А точнее, в причудливо слитое воедино существо, в котором меланхоличная проницательность Изабель сочетается с непринужденным оптимизмом Дэна, скрытый сумбур ее сдерживаемых желаний – с его пускай и безрассудными, но искренними надеждами. Робби влюблен в сформированную ими вместе личность: романтичную и великодушную, добрую и ласковую, но в то же время многоопытную и ироничную.

К тому же Робби способен любить их обоих сильнее, чем они – друг друга, это факт. А вот еще один: Изабель с Дэном шли к жестокому разочарованию прямо с момента знакомства. Дэн тогда уверял, что колебания Изабель – лишь капризы девушки, которая, как он выразился, пожалуй, слишком умна, и порой себе во вред, и которой нужно просто согласиться с ним, ведь ему видней, после чего Изабель, вконец измотав себя дурными предчувствиями, решила сказать да. Ведь разве мог этот Дэн Бирн, такой уверенный в себе, благоухающий и шаловливо-обходительный, ошибаться?

Однако этот элемент их несовпадения, это подспудное не совсем не только упорно сохраняется, но и растет – тоже факт. И факт, что своим лучшим другом каждый из них считает Робби.

Но слово “любим” до сего утра не звучало. Остается только надеяться, что Изабель, сказав “Дэн и я, мы тебя любим” (“я” тут очень важно), имела в виду именно это, что она знает: Робби тоже любит их обоих и вовсе не строит планов – в том самом, общепринятом смысле – насчет Дэна. До чего был бы жалок и, хуже того, предсказуем брат-гей, вожделеющий мужа собственной сестры.

Робби поневоле задумывается, честна ли никогда не кривившая душой, по ее словам, Изабель с ним и в этом вопросе.

– Вы справитесь, – говорит Робби. – Верь мне.

– Ну да. Все вроде то, да не совсем. Не как нам представлялось, правда?

– А что нам, по-твоему, представлялось?