– Прекращайте, а? – взывает по пояс втянутый в детскую перепалку Робби.
Но они не прекращают. Не могут. Ими движет извечный гнев сыновей и дочерей человеческих – ошеломляющий гнев в чистом виде.
Вайолет говорит:
– Натану не нравится мой наряд.
– Нет, я сказал, что для карнавала самое то.
– Дядя Робби, а тебе нравится?
Она отходит подальше, чтобы Робби разглядел ее целиком. На ней платье цвета морской волны – платье принцессы с рукавами фонариком и тюлевой юбкой.
Робби и купил ей это платье неделю назад. Не сообразив почему-то, что Вайолет захочет носить его повседневно.
– Роскошно выглядишь, – говорит Робби.
– Аха! – отвечает Вайолет.
Это она Натану.
– Но для дня, пожалуй что, слишком роскошно, – добавляет Робби.
Вайолет глядит на него озадаченно. Она вступает в сферу таинственных правил, которые усвоишь, лишь нарушив. До сих пор правила, пусть зачастую (и порой вопиюще) нечестные, по крайней мере были ясны.
– Для сегодня? – переспрашивает она.
– Обычно самые красивые платья женщина надевает вечером, – поясняет Робби. – Когда на небе появляются звезды.
– И сама становится как звезда.
– Точно.
– Значит, обычную одежду носят днем, а красивую вечером.
– Совершенно верно.
Вайолет поднимает прежде брошенную на пол вместе с другими юбку-шотландку.
– Это лучше? Для сегодня?
– То что надо.
– С вот этой футболкой?
Вайолет предъявляет свою любимую (на данный момент) футболку со знаком “пацифик” из блесток. Робби от нее не в восторге, но пока и одного исправления довольно.
– Да, отлично – говорит он.
– Днем можно надеть вот это, а вечером – платье.
– Именно.
– А как ты думаешь, можно будет вечером надеть платье вместе с футболкой…
– Обсудим это позже. Сначала завтрак, наряды потом.
Вайолет послушно кивает, но отстраняется, когда Робби протягивает руку, чтобы снова погладить ее по голове. Этим поучением о смене дня и вечера он неявно, но порицал ее, и теперь она на него неявно, но злится. Вайолет, в нынешней ипостаси пятилетней, попадает порой в безвыходную ситуацию конфликта между двумя стремлениями: доказать свою правоту и постигнуть премудрости жизни.
Натан опять уселся на кровать, расставив ноги, во что-то там играет на айфоне. Про наряд сестры он все верно сказал. Но в свои десять научился уже хладнокровно принимать маленькие победы.
По неведомой ему самому причине Робби считает Вайолет более постоянной, хоть она и на пять лет младше Натана. Натан, сколько Робби помнится, всегда казался отчасти посторонним: его любят, ему рады, но он тут до поры до времени, пока не скроется в своем отдельном будущем, тогда как Вайолет часть этой семьи навсегда.
– Завтракать пора, дружище, – говорит Робби.
Безуспешно пытаясь вытащить их наконец из спальни, Робби задается вопросом: не подавлял ли он Вайолет, побуждая ее следовать основополагающему закону моды? И не должен ли удостовериться, что Натан понимает: “истеричка”, пожалуй, слово не самое подходящее в обществе его друзей-пятиклассников? Кто знал, кто мог предвидеть – в тот давний вечер, когда за ужином Изабель впервые накрыла ладонью пустой винный бокал, сообщая таким образом о своей беременности, – что Робби, Дэн и Изабель, все трое, вступают в новую жизнь, где любовь смешается с изнеможением и вечными сомнениями, не совершит ли (а точнее, когда совершит) один из них роковую ошибку, которую дети перенесут потом в наступающий век.
И в то же время Робби нравится воображать, как лет в шестьдесят он пойдет куда-нибудь выпить с Натаном (явившись из того места, в котором окажется к тому времени) и они будут ломать копья в спорах о политике (“Натан, вся мировая история вокруг денег вертится, неужто ты еще не понял”?). Или как он поможет Вайолет выбрать платье на выпускной (“Примеришь, может, вон то, без пояса”?). Уже сама мысль о таком вот будущем (“Дядя Робби, мы записали тебя на пилатес, тебе нужна растяжка”) – спасательный трос: хватайся и следуй прямо к горизонту. Эта-то мысль и поднимает его с постели, если выдастся скверное утро.
Натан покидает спальню первым, с видом человека, согласного, так уж и быть, на уступки. Он позавтракает, без проблем, и в школу сходит – что угодно, лишь бы Робби отстал, хотя в завтраке Натан не нуждается (кормится протеиновыми батончиками), а учителя его – сплошь кретины. Но он сделает Робби одолжение.
А Вайолет копается – все не может расстаться с принцессиным платьем.
– Ну что, не будешь есть за обедом рыбные палочки? – спрашивает Робби.
В ответ получает резкий, досадливый взгляд и прекрасно понимает Вайолет. Чему радоваться, если каждое утро он проверяет меню школьного обеда и запрещает ей есть слишком жирное или соленое? Но рыбные палочки! Серьезно? Это же просто снаряд из жира и соли. О чем они там в школе только думают?
– У тебя большое сердце, – говорит Робби, – как и у меня. Такие уж мы с тобой необыкновенные.
– Это нечестно.
– Нам нужно следить за своими сердцами. А то перестанут умещаться внутри.
– Потому что мне досталось от тебя гипносердие.
– Гипертония. Это у нас семейное. И лучше бы, конечно, мы с тобой были похожи в чем-нибудь другом.
– Съем кусочек рыбной палочки.
– Но только один. А теперь идем.
В последний раз взглянув на платье – радужный ворох на полу, – она соглашается наконец идти завтракать.
Еще одна утренняя миссия выполнена. Но помимо домашних обязанностей у него есть теперь и другая – постить картинки от имени друга, недавно зачатого и рожденного онлайн пару месяцев назад, после того как Робби расстался с Оливером.
Когда Робби заходит в ванную, Изабель там красит глаза.
– А постучать?