Светлая память со временем увядает,
Город мерцает за тусклой стеклянной ширмой:
"Ветер осенний однажды исход решил мой."
Близится ливень, какого никто не видел:
"Здесь зародилась тоска – наш бессменный лидер."
Гулко гуляет эхо неподалёку:
"Не воспротивился город её налёту"
Здесь слишком тихо: закрытые мастерские,
Морось, как будто особенный вид стихии,
Бледные сумерки, да ледяные вихри:
"Жить не с огнем в душе, а с дождем привыкли."
Слышится шорох бумаги: "Восход неярок"
Эхом влетает под своды мостов и арок,
Гулко несётся над областью гроз обширной:
"Ветер осенний однажды исход решил мой."
«Безликое»
Проспект за занавесками хрипит,
Как старая и загнанная лошадь,
Но в том его особый колорит,
Ещё чуть-чуть – и выродится в площадь,
Где все пространство дым заполонит,
Чтоб ливнями тревогу приумножить,
Ведь ими этот город знаменит.
Густой туман скрывает монумент
И я шепчу:
Назад
Дороги
Нет.
«Нет времени»
Нет времени. Отныне я в бегах,
Заложник всех невыплеснутых строф,
Потерянный в повитых узелках
Событий, городов и номеров.
Нет времени. И к дьяволу мораль.
Ладонь моя – до кисти вся в мелу
Чужих надежд, похожих на фонарь,
Взирающий в ноябрьскую мглу.
«Жизнь – торжество, на которое нас не звали…»
Жизнь – торжество, на которое нас не звали.
/Странно, по воле высшего существа ли,
Или конверт был утерян, а поезд – списан?/
Вот и застряли здесь, между верхом, низом.
Я бы не стал уповать на чутье, на веру.
Все эти мысли – тождество револьверу -
Здесь, у виска – только ждут, чтобы дрогнул палец.
Разум – отнюдь не бережный постоялец.
Так и блуждаем – в потемках, в плену у близких,
Сами себе строим кладбища, обелиски,
Жизнь, как обычно – праздник в стране соседней.
Я занимаю очередь. Кто последний?