Путешествия Шерлока Холмса

    Атаман Джузеппе».

Впечатление, произведенное этим письмом, несмотря на всю её выдержку, было давящее. Бедная девушка побледнела, как полотно и растерянно смотрела на Ротенфельда, словно ища в нем поддержки в своем безвыходном положении. Ее тревожила участь отца, но вместе с тем, очевидно, ужасала и мысль самой очутиться во власти бандитов. Граф Макс, со сверкающими от гнева глазами, первый прервал тягостное молчание.

– Защищаться во чтобы то ни стало – вот единственный ответ на предложение наглых бандитов! Нас шестеро прекрасно вооруженных мужчин, не считая проводников и погонщиков. Неужели же мы не сможем отбить нападение кучки придорожных грабителей и сдадимся им, не оказав никакого сопротивления?

– Я полностью разделяю мнение графа Ротенфельда, – согласился тотчас же Карруччи, – мы должны драться до последней капли крови, иначе мы поступить не можем.

– Пусть простят мне благородные синьоры, – раздался вдруг среди водворившегося молчания поразивший меня своей интонацией, дрожащий, словно от робости голос Холмса, – если я позволю себе вмешаться в совещание. Открытое сопротивление разбойникам совершенно бесполезно и бесцельно. Оно повлечет за собой неминуемую гибель. Тут надо действовать хитростью. Так как синьор граф Карруччи является хозяином дома, в котором мы находимся, то я ему одному и открою тот план действий, который я придумал для общего спасения. Если он со мной не будет согласен, то пусть тогда поступает, как хочет.

Холмс почтительно поклонился и ждал ответа.

Карруччи удивленно и внимательно посмотрел на Холмса. Видимо, вмешательство неизвестного ему проводника в первый момент его поразило, но в фигуре Холмса было столько заискивающей почтительности и неподдельной, наивной робости человека, очевидно, сильно дрожащего за свою шкуру, что любое подозрение, даже если бы оно и возникло, должно было мигом испариться. Граф слегка усмехнулся и снисходительно произнес.

– Хорошо, пойдемте, сообщите мне ваш план и, если только он годен, то, конечно, я им воспользуюсь.

Карруччи вежливо раскланялся и вышел из комнаты. Вслед за ним тотчас стремительно бросился Холмс, успевший, однако, на ходу шепнуть мне на ухо:

– Сообщите всем мое имя. Полное повиновение.

После этих слов мне стала ясна причина последнего поступка Холмса. Очевидно, он вывел Карруччи под предлогом, чтобы дать мне возможность разъяснить мисс Мабель и графу Максу нашу настоящую роль в этом деле и побудить их к полному, беспрекословному повиновению.

Едва лишь я произнес наши настоящие имена, как это произвело магическое действие.

Мисс Мабель – просияла. У неё сразу исчезли все мысли об опасности, грозящей ей самой и даже озабоченность судьбой отца, похищенного разбойниками. Очевидно, по её представлению, при помощи со стороны Шерлока Холмса, дело не могло кончиться никак иначе, только вполне благополучно.

Ротенфельд с некоторым почтением смотрел даже и на Гарри, к которому до этой поры относился несколько пренебрежительно. О полном повиновении дальнейшим распоряжениям Холмса не стоило даже и упоминать, так как и Мабель и Макс только, казалось и ждали его указаний, чтобы слепо их выполнить безо всякого колебания.

– Какое счастье, – воскликнула Мабель, – что мистер Холмс встретился нам на пути и притом в обществе двух своих знаменитых сотрудников. Теперь, конечно, нам не страшны никакие опасности. Но скажите, пожалуйста, мистер Ватсон, – что привело вас в эту противную разбойничью страну, где вам суждено стать случайными спасителями опрометчивых путешественников?

Я вкратце рассказал о результатах расследования Холмса в Монте-Карло, о гнусной интриге итальянцев и о решимости моего друга разрушить коварные замыслы злодеев на самом же месте задуманного ими преступления.

Молодые люди не могли прийти в себя от изумления и негодования.

– Так значит негодяй, граф Карруччи… – запальчиво начал Ротенфельд, весь красный от гнева.

– Тс… – властно перебил я его. – Я слышу шаги… Сдержанность, хладнокровие и повиновение – вот в чем единственное наше спасение.

Дверь открылась и наш коварный хозяин, сопровождаемый смиренно и почтительно улыбающимся Холмсом, вошел в комнату.

Попытка освобождения

– Ваш верный Беппо, – начал Карруччи, обращаясь ко мне, – придумал, действительно, недурной план, и за неимением лучшего, я полагаю, нам следует теперь приступить к его осуществлению. Он предлагает сделать следующее: вашего помощника, синьор доктор, вместе с проводником Антонио отправить сейчас же по дороге в Рим за получением денег, чтобы иметь их на всякий случай, если сопротивление всех остальных против бандитов окажется неудачным. Он уверен, что разбойники интересуются исключительно только выкупом, а потому, если мы даже после сопротивления, и будем захвачены, то нашей жизни, точно также, как и похищенного синьора Морфи, не грозит никакая опасность – был бы только уплачен требуемый выкуп. Немедленным отъездом вашего помощника он полагает получить задержку нападения на башню, хотя бы на обещанные разбойничьим атаманом три часа, в течение которых предлагает совершить попытку освобождения из западни единственным, по его мнению, возможным способом, а именно…

Надо разделиться на две группы, из которых первая, состоящая из него самого, графа Ротенфельда, его денщика и двух моих погонщиков-ветурино, выйдет из-за стены башни и произведет рекогносцировку местности. Если ей удастся наткнуться на разбойников, то она вступит с ними в бой и, надо полагать, что пятеро хорошо вооруженных мужчин сумеют удержать шайку в двадцать человек на довольно продолжительное время.

В это время вторая группа, в составе вас, синьор доктор, меня, лакея синьора Морфи и моего фермера Франческо, охранявших общими силами синьору Мабель, попытается пробраться горными тропинками в противоположную сторону и спуститься в равнину. План этот, по моему мнению, не лишен шансов на успех, но выполнять его следует как можно быстрее. Для начала необходимо отправить в путь вашего помощника и Антонио. Затем – произвести рекогносцировку. Для вооружения моих ветурино Беппо полагает, что вы, синьор доктор, не откажете снабдить их усовершенствованными револьверами из вашего запаса, так как их собственное оружие очень плохое. Изложив вам этот план проводника Беппо, – Карруччи добавил в заключение, – я жду, синьоры, вашего решения, которому, конечно, подчинюсь беспрекословно.

Итальянец умолк и, скромно потупив глаза, стал с видом покорности ждать нашего ответа.

План, изложенный итальянцем, по своей наивности и даже опасности для всех нас, казалось, был выдуман не Холмсом, а нашим злейшим врагом, самим Карруччи.

Нам невыгоден был отъезд Гарри и Антонио. Он лишал нас двух союзников, из которых в особенности Гарри по своей отваге и ловкости представлял потерю незаменимую.

Далее, нелепой представлялась мне мысль о затеянной рекогносцировке, в особенности в том составе, в котором она предполагалась. Очевидно, что оба итальянца-ветурино, вооруженные к тому же моими револьверами, при первой стычке с разбойниками станут стрелять не в них, а в своих же товарищей по несчастью и ускорят гибель и графа Ротенфельда и его денщика и даже, быть может самого Холмса.

Наконец, отчаянным казалось мне и мое собственное положение в качестве хранителя мисс Мабель.

Тем не менее, необходимо было что-нибудь отвечать. Наше молчание длилось уже слишком долго, и дальнейшая нерешительность могла показаться подозрительной.

С последней надеждой взглянул я на Холмса и к удивлению моему увидел, что веки его на мгновение опустились. Это был давнишний условленный между нами знак подтверждения. Очевидно, Холмс требовал, чтобы я согласился и на этот раз доверить свою судьбу проверенному опыту моего знаменитого друга.

– Да, план не дурен, – ответил я, наконец, Карруччи, – и если вы, граф, сами его одобряете, то нам остается только привести его в исполнение. Не правда ли, господа? – обратился я к остальным присутствующим. – Я полагаю, что никто никаких возражений не имеет?

Ни мисс Мабель, ни Макс, ни Гарри ни слова не возразили.

Через десять минут Гарри и Антонио уже готовы были к выезду из ограды башни. Я, следя за ними через окно, все еще надеялся до последней минуты, что Холмс каким-нибудь способом воспрепятствует отъезду этих двух драгоценных для нас союзников, но этого не случилось и они выехали по направлению к западу и скоро скрылись из вида,

Затем Холмс и Карруччи стали активно готовить и снаряжать группу, предназначенную для производства разведки и для борьбы с бандитами. Граф Ротенфельд вынул из своего походного вьюка прекрасный охотничий штуцер. У его денщика оказалась дальнобойная винтовка военного образца. Кроме того, у каждого из них за поясом было по охотничьему ножу и револьверу. Итальянские погонщики получили каждый по прекрасному маузеру и торжественно заткнули их за свои пояса. Сам Холмс также вооружился револьвером и прикрепил его кобуру, на виду у всех к своему левому боку.

Несмотря на свою выдержку, Ротенфельд казался крайне взволнованным. Ему, так же, как и мне, совершенно не нравилось сообщество двух итальянцев-погонщиков, в которых он не без основания видел скорее врагов, а совсем не союзников. Кроме того, его удручала вынужденная разлука с любимой девушкой, за участь которой он дрожал гораздо более, чем за свою собственную. Видя его волнение, я стал опасаться, что он открыто возмутится против подобного распределения ролей и тем нарушит весь план мнимого Беппо.

Вдруг Холмс стремительно подбежал к молодому офицеру, и услужливо поправляя ему пряжку на ременном поясе, успел что-то шепнуть ему по-немецки, а затем тотчас же отбежал с каким-то незначительным вопросом к Карруччи. Слов я не разобрал, но действие их было магическое. Молодой человек тотчас же успокоился и более никаких знаков досады не проявлял.

Карруччи снова повторил намеченный план действий. Граф Макс со своими людьми должен был попытаться найти притон бандитов, обследуя местность к востоку, югу и северу. Мы, все остальные, уже вполне снаряженные и готовые к выезду, должны были дождаться первых выстрелов, чтобы немедленно выехать за ограду и начать спускаться с гор по направлению к западу.

Выслушав эти разъяснения коварного итальянца, я вопросительно посмотрел на Холмса.

Я все еще не уяснил себе тайного плана, подготовленного им для нашего спасения. Неужели он в самом деле допустит эту нелепую рекогносцировку, разбившую наши и без того слабые силы и безусловно для нас погибельную? Между тем, по-видимому, Холмс и не думал отступать от того плана, которым он заслужил благоволение нашего врага Карруччи, так как все приготовления к выступлению маленького отряда Ротенфельда уже были сделаны.

Вынужденный покориться необходимости, я, сохраняя по возможности внешнее хладнокровие, весь сгорал от нетерпения получить от Холмса какие-нибудь разъяснения или, в крайнем случае, хотя бы простые указания – как мне поступать при дальнейших событиях, так как чувствовал, что приближается момент в нашем положении самый критический.

Наконец мои ожидания увенчалась некоторым успехом. Мнимый Беппо подошёл ко мне и, почтительно поддерживая под левый локоть и подведя к окну, подальше от Карруччи, стал бегло по-итальянски знакомить меня с направлением, по которому будет произведена проектированная разведка. Окно, у которого мы стояли в это время, приходилось как раз рядом с настежь открытой дверью, ведущей в комнату, из которой исчез американец.

Не спуская глаз с Карруччи, отдававшего в это время какие-то приказания вошедшему Франческо, Холмс вдруг на мгновение остановился и успел мне шепнуть по-английски:

– Отсюда ни с места. Наблюдайте за комнатой. Я сам приду на помощь.

Затем мнимый Беппо предупредительно подставил мне стул и, бережно усадив меня, отбежал к Ротенфельду, прося его разрешения к немедленному выступлению.

Через пять минут молодой австриец со своим отрядом уже выходил из ворот ограды.

В нижней зале башни остались лишь я, мисс Мабель и Карруччи. На дворе, как мне было видно через открытую дверь, возились около навьюченных ослов – горничная Кет, американец лакей Морфи и Франческо. К ним вскоре присоединилась и старуха, жена Франческо, которая где-то скрывалась с самого появления туристов в башне.

Молодая американка, однако, тотчас же нас покинула, Присутствие Карруччи, видимо, ей было невыносимо. И хотя итальянец не пытался с ней заговарить, как бы из сочувствия и постигшему ее горю, но, тем не менее, сам вид коварного ухаживателя, заманившего ее и отца в западню, заставлял ее опасаться потерять всякое самообладание и тем преждевременно выдать и себя и Холмса. Она позвала к себе горничную и вместе с ней ушла в верхний этаж башни.

Я остался наедине с Карруччи.

В борьбе с бандитами