– И фрески на куполе счищали, и вновь грунтовали весь купол. Постник сам грунтовал денно и нощно, он подтвердит.
– Да, Поэт, никак свод не идёт, очень сложный здесь купол, Бог не даёт.
– А я вам чем теперь помогу?
– Вот он, Постник, сказал – тебя Ангелы любят. (Все разом смотрели на Поэта.) Ты должен помочь.
– Помолись Господу вместе с нами, Поэт, очень прошу – помолись.
– Все просим! Помолись с нами!
– Вы, друзья, не понимаете, о чём просите – я не умею просто молиться.
Вперёд вышел молодой талантливый художник и сказал Поэту и Юродивому:
– Пожалуйста, послушай, Поэт! Я в храме на куполе хочу написать потрясающий библейский сюжет. И, может быть, лучшее в своей жизни не нарисую! Я, поверь, у вечности, у красоты божьей заложник, я всю душу здесь свою положу, весь талант, иначе никак не могу – помоги, пожалуйста, ради Христа! Ради росписи этого храма только и живу! Это мой первый храм. Это мой храм! Нельзя, чтобы пропало!
– Первый? Что, молодой, хотел взять талантом одним? Нет, брат, без Бога здесь не получится. И просто «помолиться» здесь не пройдёт.
– Поэт, да я… Только помоги нам! Я же, Поэт, эскизы тебе покажу, дай мне искру, зажги во мне истинный крест – и я всю Благодать во фрески передам. Обещаю! С любовью! Любовь – это удивление, тихий восторг. И когда я нарисую фрески, все люди почувствуют любовь Господа Бога. Обещаю, ей-богу! Упроси только Господа – на тебя вся надежда!
А все художники подхватили, запричитали:
– На тебя последняя надежда. Или по монастырям придётся нам пойти, старцев просить. Всем миром просим – помолись с нами молебен, и, может, Бог нам поможет.
Поэт глянул на себя, грязного, на свои руки, запачканные от колеса, на ведра с красками. Он был раздражённый, уставший и как-то сомнительно пожал плечами. Но тут Юродивый подошёл и громко сказал:
– Помолись, брат. Это же храм!
И все услышали «брат» и закивали:
– Помогай! Помогай, брат! Брат!
А талантливый Молодой Художник сказал:
– Да, брат, век не забуду! Прошу, помолись за меня и за всех, направь молитвы к Господу Богу. Очень прошу!
Поэт молчал. Тогда Юродивый обнял Поэта и зашептал ему в ухо:
– Братьям поможем.
– Устал я, сил нет никаких. Давай ты начинай, у тебя же быстрее получится, а я, может, подхвачу.
– Ты что? Это тебе Бог многое дал, а не мне, это твой крест! Тебя любит Бог, а не меня. С тебя будет спрос, а не с меня. Давай, брат, давай, начинай!
– Не знаю.
Юродивый возмутился:
– Да Господи! Да что же это? Эй, Постник! Иди сюда! Скажи Поэту, что должен помочь!
Постник подошёл, все трое обнялись и стояли, и Постник сказал:
– Поэт, ты мне как старший брат, послушай меня, что бы я, грешный, ни делал, как бы ни молился и ни жил, и как бы художники ни молились, Господь не принимает наши молитвы! А ты, Поэт, как бы ни жил и что бы ни сделал, Господь твои дары берёт в первую очередь! Не мои, и не его, и не художников, а твои молитвы слышит! Пойми! Господь любит тебя, Поэт, больше нас всех. Больше меня, монаха-послушника, и больше брата Юродивого, и больше Иерея и Настоятеля. Твоими молитвами победиша во мне бесов и искушение диавола; это твоею дерзкой молитвою и силою Святого Креста ты их выгнал из меня, яко червей. Истинно! Истинный крест, угодил ты Богу и Царице Небесной, что Святой Дух с Ангелами посещают тебя и любят тебя и дерзость твою Благодати божественной! Ох, если бы меня, убогого, так же Царица любила, я был бы самым счастливым на этой земле человеком! Помогай, брат Поэт, помогай! Помогай, братка! (Чуть не заплакал.) Да что же мне здесь помирать в покаянии и без Благодати и белого света не видеть? Выручай – храм поднимать, наполнять надо! Умоляю тебя!
– А если у меня не получится? Без Настоятеля как?
И тут Юродивый удивлённо переспросил у Поэта:
– Почему не получится?! Не надо так говорить. Дерзай, брат! Бог любит тебя и только от тебя принимает дерзость! Не знаю, за какие заслуги Бог выбрал тебя, и не моим, а твоим просьбам внимает Господь, терпит только твоё дерзновение и наглость. В тебе, дерзком и грешном Поэте, Он молитвы творит. Это тебе Митрополит звонит, чтобы ты помолился о нём, это тебя Архимандриты и Архиереи просят с ними архиерейскую службу стоять, ибо высоко ценят тебя, а не меня. Есть значит в тебе, брат, и Сила, и Свет.
– А причём тут это? Шансов мало.
– На колени встану!
– Сегодня матом ругался.
– Дерзай! Бог любит тебя. И пока ещё чаша Христа стоит в алтаре!
– Если сердце не выдержит?
И Юродивый зашептал:
– Братка, умрём здесь – умрё-о-ом! А там как Бог скажет. Умрём? Прямо здесь, в храме, помрём!
– Да, в храме-то помереть – то лучшая смерть. Я сегодня причащался с утра.
– Вот! Вот, брат, – зашептал монах Постник. – Мы все причащались! Все поддержим тебя.
– В храме упокоиться я за счастье считаю.
– Даст Бог! Тогда что же, Поэт – молебен? Помолимся?
– Хорошо! Постник, начинай кадить ладаном, бесов гони, а ты, Юродивый, когда я буду молиться, пой так, чтобы всю душу вынул.
– Ей-богу!
– А если помру – дайте Мэри закрыть глаза мои и свечу затушить. Пообещай – это важно, чтобы только она.
– Обещаю, брат, только она. (И перекрестился Юродивый.) Вот! Истинный крест!
Постник принёс кадило, кадил храм по кругу и молился с земными поклонами. Поэт с Юродивым ещё постояли, обнявшись, вдвоём, голова к голове, поговорили шёпотом, а потом Поэт кивнул и посмотрел вверх, на купол. Юродивый отпустил его из своих крепких объятий. Молодой художник подошёл и тихо напомнил Поэту:
– Мы причащались сегодня. Когда молиться начнём?
Но Поэт всё смотрел на купол:
– Помолиться, значит? С вами? Дары Господу принести? (И посмотрел в глаза Молодому Художнику.) Все сегодня на литургии исповедовались и причащались?