Два часа весны

– Для меня Питер как второй дом, я провёл здесь довольно много времени.

Она слушает внимательно, думая, что я продолжу рассказывать, но я замолкаю. После секундных размышлений она спрашивает:

– Вам не холодно в одной рубашке?

– Мне – нет. А вам не холодно с голыми ногами?

– Мои ноги не голые! И почему вы вообще на них смотрите?

– Потому что вы хотите, чтобы я на них смотрел.

– Это неправда! – возмущается она, резко откидываясь на спинку стула. Кажется, эта девочка не очень готова честно признаться себе в том, что вообще она творит.

– Всего хорошего, Абрамова, – встаю, прихватив с собой почти пустой стаканчик. Спиной чувствую взгляд, который посылают мне вдогонку. Взгляд, способный убивать. Борюсь с желанием обернуться, чтобы оценить выражение лица, с которым я ее оставил, но оборачиваться нельзя. Не стоит.

Черт, скажите, что я делаю вообще?

* строчка из «Горе от ума» А. С. Грибоедова

Глава 8

Диана

Я каждый раз теперь должна оставаться после разговора с ним в непонятках?

Почему вообще он разговаривает со мной? Я же явно кажусь ему странной. Но он сам задаёт какие-то вопросы, сам рассказывает о чем-то. Зачем ему вообще откровенничать со мной? Говорить со мной о своём детстве, о своих родителях?

Как его изгнать из мыслей, а? Как бы я не отнекивалась, но он скоро там прописочку оформит и въедет туда с чемоданом собственных вещей. Есть какой-то рецепт, как прекратить думать о нем? Я дура, непроходимая дура! Зачем я вырядилась так? Хотела, чтобы он пялился на меня? Ну вот, за что боролись, на то и напросились! Теперь я знаю, что идея сработала. А мне от этого легче? Нецензурные слова гуляют в голове стаями. Мира бы ругала, конечно, но я что сделаю?

Он, твою налево, ноги мои разглядывает! Мои выставленные напоказ ноги!

Ой, Диана… Он препод! Он. Твой. Препод!

Только вот сколько лет ему… Мира говорила, двадцать семь. Может, поэтому я не могу воспринимать его слишком серьезно, как того же Смецкого, например? Да и вообще, как понять мое отношение к нему?

Fuck, не должно быть никакого отношения. Нельзя-нельзя-нельзя! И смотреть на него нельзя! В эти чертовы глаза бездонные, наглые и дерзкие, что глядят на меня, не отрываясь.

Нельзя забываться, когда он рядом сидит, и делать вид, что это все норма. Может, стоит бросить всю мою придурь и вести себя спокойнее? У всех нервы целее будут, даже у Лерочки. Да фиг с ней, с Лерочкой, – у меня!

Растираю виски, зажмуриваясь. Пытаюсь сосредоточиться на учебе, сегодня ведь ещё три пары. Вспоминаю, куда идти на следующую, и выхожу из буфета. Все сразу кажется глупым: и платье это, которое совершенно не по сезону, и сапоги, скользкие и слишком неудобные, чтобы ходить в них целый день. Хочется стянуть с себя все это, надеть джинсы и обуть ботинки.

И чтобы он больше никогда, никогда на меня не смотрел.

А если профессор будет на больничном два месяца? Мне так долго жить в этом кошмаре?

– Что с тобой, Диан? – сразу же спрашивает Мира, как только я присаживаюсь за парту рядом с ней.

– Не спрашивай.

– Опять Новаковский?

Молча киваю. Всего за несколько дней все разговоры, все мысли свелись к нему. Глупость какая! Подумаешь, важный тип. Пусть о нем ванильные первокурсницы думают! А не я…

Мозг, ну пожалуйста, прекрати!

На лекции пишу больше, чем обычно. Записываю чуть ли не каждое слово за преподавателем, сколько успеваю. Это помогает отвлечься и переключиться на рабочий настрой. Мира не устраивает допросов даже тогда, когда видит мое странное рвение к конспектам. Таким же образом провожу и остальные пары сегодня, а когда занятия заканчиваются, понимаю, что в общагу не хочу. Плевать, что у меня сапоги на высоченных каблуках – не особо удобно, но потерплю.

Мира лишь пожимает плечами, когда говорю, что не поеду с ней: удивительно, как спокойно она воспринимает все происходящее.

– Ты с Денисом поругалась? – спрашиваю, продолжая охреневать с ее нетипичной реакции на все.

– Да.

– Овцебыки! Как вы умудряетесь по телефону делать это?

– Понимаешь, мы немного отвыкли друг от друга. То, что раньше было понятным и простым, сейчас сложнее.

– Понимаю, – вздыхаю вместе с ней. – Хотя я из армии не ждала, как мне понять. Зато я чуть не связалась с тем, у кого армия головного мозга! Мир, все наладится, вот увидишь. Ему тоже тяжело, он тоже соскучился по тебе.

– Я знаю, но мне порой кажется, что впереди ещё адские полгода.

– А у меня адские не-знаю-сколько-и-чего. Мир, меня пугает то, что происходит с Новаковским. В смысле… у меня с ним.

Мира задерживает взгляд на моем лице.

– И меня это пугает, Ди. Но он кажется адекватным парнем. Не думаю, что тебе стоит опасаться, ты только веди себя чуть попроще.

Прикусив губу, не озвучиваю своих мыслей.

– Я пойду погуляю немного одна, ладно?

Подруга соглашается, и я отправляюсь в центр города без всякой цели. Брожу по улицам, на автомате делаю несколько фоток, гуляя вдоль канала Грибоедова. В тот момент, когда щёлкаю издалека перспективу Казанского собора, едва не роняю телефон, когда сзади раздаётся такой хорошо знакомый, но уже подзабытый голос.

– Уверен, фотка получится классная.

Разворачиваюсь, и взгляд тут же цепляет золотые звёздочки на плечах.

– Никита?

Обалдеть. Я вообще не думала, что встречу его хотя бы ещё раз в своей жизни.

– Привет, Диан. Выглядишь отлично! – улыбается уголками глаз. Ещё бы, отлично. На каблучищах и вся при параде. Только вот кто бы знал, что меня сегодня ждёт встреча с бывшим…

– Спасибо. Ну и раз так вышло, то с опозданием, но все же поздравляю с офицерским званием! Какими судьбами ты здесь?

– Я служу в Ленобласти.

– Серьезно? Я думала, тебя куда-нибудь на другой конец страны отправили.