– Ты, Лена, как сама неожиданность, да ещё вся в жёлтом!.. – язвительно заметил Казимир Иванович, подавая потерпевшей кофе.
– Ну, ё-моё!.. – напевно произнесла Ленка, со вниманием оглядывая компанию, – какие мы здесь все белые да пушистые, да!..
– Зузы принесла? – прервал её восклицания Антон.
– Твой гонорар, – протянула деньги Ленка, – трояк, что ты мне обещал, я уже отщипнула и ещё комиссионные оставила. Мелочь… ты же не против?
– А, как насчёт подоходного налога? – с усмешкой произнёс Антон. – А ещё за бездетность!..
– Что, уже жаба душит? – зло огрызнулась художница, – а, Паладьев? Нешто сдавила?..
– Сдохла! – подняв кверху руки, рассмеялся Антон. – Тебя увидела и!..
– Гад! – констатировала Ленка.
– Может, пойдём? – тревожный взгляд Марселины вернул Антона к действительности.
– Всё! – спохватившись, воскликнул тот. – Идём! Лена, солнце, – проворковал, ласково глядя на художницу, – посмотри за вещами. Я скоро! Одна нога!..
– Знаю вашу ногу, – отрезала Ленка, – изучила!
Казимир Иваныч и мне кофейку, если можно!
– Вот заноза! – пробасил дядя Казимир.
– Ну, вперёд! – воскликнул Антон и почти неслышно добавил: – Аквила нон каптат мускус1.
Они встали и, лавируя между мольбертами, направились к выходу на проспект. Девушка, обеими руками прижимая к груди сумочку и близоруко щурясь, шла вслед за ним.
– Так ты, значит, аквила, а я, выходит, всё-таки, не мускус? – произнесла она с весёлой иронией.
– Конечно, нет! – ничуть не смутившись, ответил Антон, – какая же ты муха! Христо! – окликнул он
оживлённо жестикулирующего перед неподвижным лицом Натальи Христофора, – посмотри за вещами! Через полчаса буду!
Христофор, не отвлекаясь от разговора, махнул рукой:
– Иди уже!..
В тот же миг перед Антоном, словно из-под земли, появился весь всклоченный, огнём дышащий Прохор, страшно ворочая глазными яблоками, свирепо зарычал:
– Тоха – пятёра… ты обещал! – его русая, в мелких завитках, борода вся выпрямилась, и теперь торчала в разные стороны, как старая, выметенная до черенка метла.
– Господи, г-гаф! Откуда? – по-гусарски грассируя, воскликнул немедленно развеселившийся Антон, – из каких кгаёв?!
– Некогда! – хватая из его рук пятирублёвую купюру, сипло прохрипел Проша, – я тут… там!.. Я, это!.. А! – махнул рукой. – Потом! – и исчез, как испарился.
– Каков типаж! – воскликнула Марселина, – это же чудо типаж!
– Глыба, матушка, глыба! – торжествующе улыбался Антон, – ты посиди тут на Невском, та…
В ту же секунду тошкины плечи будто взорвались изнутри, Антон было рванулся, но тут же новая боль согнула тело пополам. Через мгновение он уже сидел в милицейском Газике.
«ОднаждыФ. М. Достоевский, царствоему небесное, поймалнаулицекота. Емунадобыложивого котадляромана».
ДаниилХармс
Фортуна.
Это было во вторник, в самом зените лета, в часнебываложаркогозаката.ВнебольшомкафенаПоварской,сговяжьейпечёнкойвзубах,былзастуканмолодой,начинающийворпокличкеДивуар.Взялаегопрямо на «скачке» смешливая,круглолицаяофицианткаТося.
Судила его тожеТося, приговор исполняла она же(молодая девушка, добрая по натуре, сама не ведаятого,уверенноследовалажелезнымпринципампечально известного плантатора Чарльза Линча2).И хотя, по известным причинам, гражданских прав уДивуара было меньше, чем, скажем, у беглого раба изштата Виргиния, вздёрнут на первом попавшемсясуку он всё-таки не был, а лишь натыкан мордою вдоверхунаполненнуюгустыми,жирнымипомоями,кастрюлю.
Посленедолгой,ноунизительной(дажедляуличногокота)экзекуции,добраядевушкасунуланезадачливоговоришкувпыльный,пропахшийгнилой картошкой мешок, а ближе к ночи передаламолчаливому,угрюмомучеловекупоимениТерентий. Тот не глядя кинул своё приобретение взаваленныйгрязнымтряпьёмбагажникстарогоразбитого«Запорожца»,ивместеспомоямисвёзк
себе домой, в небольшую, накрепко вросшую в густойхвойный лес, деревню.
ДомпринялДивуарадовольнохолодно,какговорится, без реверансов: получив увесистый пинокпод хвост, он мигом понял поставленную перед нимоперативную задачу и с места в карьер кинулся в бойс обнаглевшими от беззакония мышами. Война былакороткой, но беспощадной: через пару дней он ужепраздновал победу– ушлидажекрысы.
Изажил….
АвизбеТерентиячистота,порядок,печьвизразцах,хозяйка ласковая.Ивсёгероюдозволено.
Жизньпошла!..
И,толиотнечегоделать,толиотненасытностиилишкодливостисвоей,начал,шельмец,козсосать:сутразаплывётвовин,приметит какую козу, нырнёт, ей под вымя и сосёт,чутьнетреснет,потомраскинетсянасоломеидрыхнет…итаксладко!Нуакогдамухначалловить, слава о делах его покатилась по окрестнымулицамипроулкам.Хозяйкаужнезнала,чтоиделать с негодником: кругом коты как коты, а этотнасосётсямолока,выспитсявсластьидавайскакатькакполоумный.Ираскушал-тоонихпоходя: махнул лапой масла из кринки, а там муха.Чёрная,жирная.Иначалось…!Прыгалдоодури.Однажды коготком за тюль зацепился, а дело былонакухнеивместестреснувшейзанавескойокорочкамисвоиминаразделочнуюдоскуи сел,нута и поехала: на скалке лежала. Так с комфортом вгромаднуюкастрюлюсдрожжевымтестомивъехал.Хвостовойсвоеючастью.Хозяйказабегает,
аизопары котовабашкаторчититюльнаней,венцом,как уневесты.Глазавыпучил…!
Вынули,конечно…Вид-дажескотныйдворнепризналпаразита.Индюкичутьнасмертьнезаклевали,козышарахались,какотбодливойкоровы.Квечерухозяйкасжалилась–выстриглакрупныекомкитестаизегошерсти,исталонсовсем нехорош: весь в сосульках, в плешинах, прямопёс шелудивый!
Дивуартогдачутьстоскинепомер,былбычеловеком,удавился.Ахозяйкавсёпоглядываланалюбимцасвоегоиласковотакприговаривала:мухоловтынашнесчастный,козосос-тосраненький! Звали его тогда Василием, это у нас онДивуар.
Черезпару днейпосадили Ваську влукошко-и вгород.Там,навокзале,сбежал…
Белёсый, с широким веснушчатым носом сержант методично тыкал в Антона мягким, словно подушка, кулаком и по-ребячески грозно рычал:
– Где валюта? Валюта, спрашиваю, где?
– Валюта? – тяжко кряхтел Антон.
– Валюта! – тяжко сипел потный блюститель порядка.
– Какая валюта?! – шипел Антон.
– Баксы! – хрипел экзекутор, – валюта.
– Господи! – зашёлся в густом кашле Антон. – Вы хотя бы с обыска начинали! Чего сразу колотить? Где презумпция? Логика, гуманизм! Где понятые?